Корни сталинского большевизма

Было очевидно, что комсомольцы воспроизводят конфликт, в то же самое время инициированный «рабочей оппозицией» в РКП(б). Прибывший на молодежный форум Н. И. Бухарин – один из главных критиков оппозиции, немедленно ринулся в бой. Неприятие интеллигенции он назвал «неправильной формулой» для комсомола, а ссылки на аналогичные настроения в партии счел неуместными. Интеллигентскую молодежь, сказал он, надо принимать; более того, при ее вступлении «в союз необходимо быть мягче, чем это бывает в партии», так как у РКСМ есть гарантия от заражения мелкобуржуазным мещанством: «Вы над собой уже имеете партию, которая держит вожжи всего движения» [973]. По поводу борьбы с бюрократизмом, рассадником которого выставлялась интеллигенция, Бухарин призвал не упрощать ситуацию. Эти недуги вызваны не столько социальными изъянами, сколько отсталостью широких масс [974]. «И вообще пора перестать сваливать все беды исключительно «на интеллигенцию», – заключил он. Тот, кто это делает, ошибочно считает себя подлинным революционером. В свое время К. Маркс признавал главной чертой революционности умение видеть корень вещей, для чего необходимо проводить над собой упорную культурно-воспитательную работу [975].

Однако, отеческие наставления Бухарина остались практически без последствий, что и продемонстрировал следующий, IV съезд РКСМ. Заметим, что он проходил в сентябре 1921-го, через полгода после Х съезда РКП(б), где лидеры «рабочей оппозиции» и большевистское руководство публично выясняли отношения. Там не без труда удалось нейтрализовать пролетарских смутьянов, приступив к целенаправленному рассеиванию их рядов. Казалось бы, и в среде комсомольских функционеров антиинтеллигентская фронда должна пойти на убыль. Однако сентябрьский съезд РКСМ показал завидную живучесть идей «рабочей оппозиции». Особые нарекания рабоче-крестьянских комсомольцев вызвали итоги перерегистрации союза, проведенной по требованию предыдущего съезда. Суть претензий: ЦК превратил перерегистрацию в простой учет членов, т. е. в чисто статистическое мероприятие, выхолостив его политическое значение; более того, рабочую молодежь посмели «поставить на одну доску с мещанской молодежью и интеллигенцией!» [976]Сменявшие друг друга делегаты требовали прекратить бесконечные заклинания об укреплении союза и заняться, наконец, делом: «Мы должны сказать прямо в глаза, что союз гниет, это видно уже по самому съезду, что большинство здесь присутствующих… механически пережевывает тезисы, выдуманные отдельными товарищами» [977]. В этой ситуации нужна масштабная чистка: только это поможет комсомолу избавиться «от лишнего балласта» [978].

На этот раз антиинтеллигентский настрой взялся развеять видный деятель партии Е. А. Преображенский. Он осудил стремление части делегатов оградить союз от учащейся молодежи и служащих: «сделать их более слабыми, а себя более сильными, нельзя» [979]. Выкинуть те 75 %, которые считаются нерабочими элементами, несложно; тогда мы останемся только с 25 % и будем перевоспитывать друг друга, так как подкрепления из близлежащих к пролетариату слоев мы не получим. Преображенский настаивал на разном отношении к мелкобуржуазным элементам со стороны партии и комсомола. РКП(б) имеет дело со сложившимися людьми, и если принимается решение об их исключении, это означает, что перевоспитать их невозможно; комсомол же работает с еще не определившейся молодежью. Нельзя, например, «отбраковывать» пятнадцати, семнадцатилетнего юношу на том основании, что его отец – советский служащий. «Ваш союз представляет собой первое сито для РКП(б), а потому вы должны как можно больше отобрать элементов для просеивания» [980]. Ненавистникам образованной публики Преображенский посоветовал почаще вспоминать революции XVIII–XIX веков, продемонстрировавших важную роль интеллигенции. Приобретение революционного опыта невозможно без знаний, без изучения соответствующей литературы. Большевистская гвардия много занималась этим в тюрьмах, «и если бы мы не читали, мы не могли бы ориентироваться в этой сложной обстановке, в которую мы попали, оказавшись руководителями пролетарского класса…» [981].

Но и этот видный партийный теоретик не смог переломить настроение на съезде. Наоборот, по окончании его выступления последовали нападки на самого Преображенского: говорили, что он «перегнул палку» [982], что от его слов веет мелкобуржуазностью [983]. Как заявил один из выступавших, нужно спасать союз, а для этого требуются крайние хирургические меры – методы чистки. Преображенский же понятия не имеет, с чем обращается к аудитории:

Критиковали на съезде не только Преображенского, но и других большевистских тяжеловесов. Например, А. В. Луначарский призвал воспитывать «аристократию духа». Его одернули: нужно не создавать аристократию в молодежной среде, а подготавливать людей, кровно связанных с рабочей молодежью [985]. С Н. К. Крупской, сообщившей о перспективах среднего образования, участники съезда тоже не согласились: «Никаких причин поступать в среднюю школу у молодых пролетариев нет, – заявляли они, – поскольку она не дает реальной пользы и годится только для хилых интеллигентов». Нужна школа – социальная ячейка будущего, где людей будут готовить для восстановления народного хозяйства, для индустрии. Наркомпрос должен перестроить свою работу, направив основные усилия на повсеместное распространение фабрично-заводских училищ [986]. А «Крупская как будто не живет на нашей грешной планете», – сделали вывод делегаты [987].

Неудивительно, что провозглашенный поворот к новой экономической политике (НЭП) не встретил понимания у комсомольцев такого рода. Как в мае 1922 года признавался секретарь ЦК РКСМ Петр Смородин, непонимание задач НЭПа, неготовность к их решению наблюдалась не только в среде молодежи, но и среди руководящих работников, что накладывало негативный отпечаток на всю деятельность союза. Например, актив Тульской организации реагировал так: «Ну что же, к осени мы «новую экономическую» побоку, спецов за горло и коленом, и начнется вторая, третья, четвертая революция» [988]. С мест постоянно жаловались, что раньше мелкобуржуазная психология имела немного возможностей проявиться, а с введением НЭПа «процветает рынок, который является как бы пейзажем среди пустыни». Многих он манит, идейно неустойчивая молодежь смотрит на него с надеждой и вожделением. Начинает воскресать мелкая буржуазия, причем не только экономически, но и идеологически [989]. В результате в комсомоле укореняются аполитичные настроения, падает интерес к общественной жизни [990].

Материалы комсомольских съездов и конференций начала двадцатых годов вполне характеризуют обстановку, которая сложилась в верхах союза. Там повторялось практически все, что происходило в РКП(б), иногда даже в более острой форме, как, например, бунт против интеллигентского засилья. Враждебные выпады комсомольцев затронули и представителей ленинской гвардии, к которой, как выяснилось, многие из них относились без должного пиетета. Сама атмосфера молодежных форумов той поры являла собой довольно забавное зрелище. Молодая советская элита была в прямом смысле слова окутана дымом: во время пленарных заседаний большинство участников вели себя, мягко говоря, вольготно и не стеснялись беспрерывно курить [991]. Заметим, на съездах и конференциях РКП(б) ничего подобного не наблюдалось. Очевидно, в составе комсомольских функционеров процент выходцев из народных низов был значительно выше, чем в верхах партии, где преобладали интеллигенты. Как показано в специальной главе, в конфессиональном отношении внутрипартийная «рабочая оппозиция» имела староверческие корни. Старообрядческо-психологический архетип определял ментальность ее актива, и в этом смысле выявление выходцев данной конфессиональной общности в комсомольских кругах также представляется весьма перспективным.