Мифы революции 1917 года

Распутин уехал из Петербурга. Коковцову довелось убедиться, что письмо императрицы к Распутину было подлинным. В нем ему запомнилась фраза: «Мне кажется, что моя голова склоняется, слушая тебя, и я чувствую прикосновение к себе твоей руки». Были и другие высказывания, из которых можно было заключить о достаточно близких отношениях «миленького» с супругой царя. Она верила в Распутина как в чудотворца, способного исцелить ее горячо любимого сына.

Выяснилось, что Распутин показал эти письма Илиодору, когда они дружили, и позволил ему взять их на хранение. В конце концов они оказались у Мамонтова, а он показал их Коковцову. По каким-то своим соображениям Мамонтов передал их государю. Тот побледнел, вынул письма из конверта, взглянул на них и сказал: «Да, это не поддельное письмо». Открыв ящик стола, резко бросил туда конверт. А вскоре последовала отставка Мамонтова.

Сближение Распутина (его настоящая фамилия была Новых) с царской семьей произошло из-за неизлечимой болезни цесаревича Алексея — гемофилии, слабой свертываемости крови. Царица была убеждена, что он может помочь сыну. Как человек сообразительный, Распутин расположил к себе даже царя и стал влиять на некоторые государственные дела. Вот и Коковцов был снят со своего высокого поста в значительной степени (если не исключительно) из-за того, что он якобы позволил Государственной думе слишком много говорить и критиковать действия исполнительной власти, а главное — не смог пресечь публикаций о Распутине. Несмотря на отставку, Коковцов сохранил теплое чувство к царю.

…Вопрос не в том, насколько сильно влиял Распутин на царицу, а через нее и на царя. Основная беда для царской России была в пересудах на этот счет. Они быстро распространились в обществе. Когда во время войны в кинотеатрах показывали награждение Николая II Георгиевским крестом, из рядов публики раздавалось глумливое: царь с Георгием, а царица с Григорием.

Великосветские сплетни о «распутинщине» распространялись по стране не только благодаря газетам, но преимущественно в анекдотах и листовках, слухах. Слишком высоко был вознесен трон, и виден он был отовсюду; слишком много сплетен и злословия, глупости и пошлости было в «высших кругах».

Авторитет царской власти, основанный на вере в помазанника Божия, рушился. Подтачивались главные опоры трона — невидимые глазом. Ведь основа государственной власти находится не в политической или экономической, а в духовной сфере.

У одного из наиболее квалифицированных историков советской цивилизации С.Г. Кара-Мурзы есть книга «Столыпин — отец русской революции». На мой взгляд, такое мнение справедливо только в социально-экономическом аспекте.

На духовную жизнь русского общества реформы Столыпина не оказали даже малой доли того тлетворного влияния, которое распространилось в связи с близостью к царской семье Григория Распутина. Смута и хаос в стране возникают не только, а то и не столько из-за причин материальных. Смута и хаос воцаряются сначала в мыслях и душах людей.

…Характерен эпизод последней официальной встречи Коковцова в ранге руководителя правительства с Николаем II в конце 1913 года. Выслушав доклад о трудностях во внешней и внутренней политике страны и угрозе войны с Германией, государь произнес:

— На все воля Божья!

Мы привыкли к «научно обоснованному» подходу к человеческой истории примерно так же, как к истории земной природы, исходя из фактов, логики и определенных законов развития общества. В древности предпочитали уклоняться от подобных объяснений, ссылаясь на волю Божью или на силу Рока.

По мнению Н.А. Бердяева, «революция… свидетельствует о господстве иррациональных сил в истории. Деятели революции сознательно могут исповедовать самые рационалистические теории и во имя их делать революцию, но революция всегда является симптомом нарастания иррациональных сил… Ленин был крайним рационалистом, он верил в возможность окончательной рационализации социальной жизни. Но он же был человеком судьбы, рока… Революция есть судьба и рок».

Он так обосновал свой вывод: «Для историософии христианской раскрывается, что смысл революции есть внутренний апокалипсис истории. Апокалипсис не есть только откровение о конце мира, о Страшном суде. Апокалипсис есть также откровение о всегдашней близости конца внутри самой истории, внутри исторического еще времени… В нашем греховном, злом мире оказывается невозможным непрерывное, поступательное развитие. В нем всегда накопляется много зла, много ядов, в нем всегда происходят и процессы разложения. Слишком часто бывает так, что в обществе не находится положительных, творческих, возрождающих сил. И тогда неизбежен суд над обществом, тогда на небесах постановляется неизбежность революции…»

С позиций религиозной философии достаточно сослаться на высшую волю. Но хотелось бы еще и продумать механизмы, которые приводят к революционным переворотам.

Крупные исторические явления связаны с комплексом разнообразных факторов, подчас, казалось бы, незначительных или сугубо субъективных; зависят от более или менее случайного совпадения во времени некоторых событий. Тем более если общество находится в неустойчивом состоянии.

Это можно сравнить с напряжением атмосферы в момент прихода грозового фронта, при столкновении воздушных масс, когда скопившаяся энергия разряжается по причудливым путям молний. Куда направится, куда ударит очередной разряд, предугадать невозможно.

В начале 1917 года предугадать грянувшую вскоре революцию было нельзя хотя бы уже потому, что никаких особых оснований для нее тогда не было. Поэтому о ней даже в начале февраля не помышляли ни теоретики, ни руководители разных партий, а также царь и его окружение.

По наивной легенде, Наполеон Бонапарт не выиграл Бородинское сражение из-за насморка. По точным данным, Александр II остался бы в живых, послушавшись кучера и оставаясь в карете, которая практически не пострадала от бомбы террориста, и если б не пошел к схваченному преступнику вопреки предупреждению сопровождавшего. Тогда второй террорист смог ценой своей жизни убить императора. Не будь трагического сцепления подобных мелких обстоятельств, Александр II принял бы либеральный проект Лорис-Меликова, призванный охладить революционные страсти. (Есть версия, что именно по этой причине и торопились некоторые революционеры устроить на царя покушение, усиливая напряженность в обществе.)

«Была ли Февральская революция результатом заговора? — задается вопросом В.Е. Шамбаров в интересной и отчасти спорной книге «Оккультные корни Октябрьской революции». — Но тут надо уточнить, а что понимать под словом "заговор"? Глобальный заговор — был. То есть были нацеленные против России и ее царя подрывные действия правящих кругов Англии и Франции, отечественных либералов, германских шпионов, масонства, революционных партий, сепаратистов. Движений даже и не совместимых между собой, но имеющих одно направление — расшатывание устоев государственности».

Надо бы только не делать знака равенства между Россией и царем. Скажем, правящие круги союзников были конкретно против Николая II, боясь, что он заключит сепаратный мир с Германией. Правительство не могло сознательно расшатывать устои государственности, ибо это бы означало пилить сук, на котором сидишь. Отечественные либералы в большинстве желали конституционную монархию, желали продолжать войну и панически боялись революции.

«Были ли в России здоровые силы? — спрашивает Шамбаров, исходя из интересов сохранения самодержавия. И отвечает: — Да, были. И немалые». В доказательство приводит записки монархистов царю с предложениями мероприятий, призванных укрепить существующую власть. Но разве Николай II и его приверженцы не догадывались об этих мероприятиях? Или из гуманизма не желали использовать государственный терроризм против своих врагов? Или недооценивали опасность революции?