Михайлов или Михась? (СИ)

– Господин Ваннер, я прошу ответить на мой вопрос. Я не просил вас пересчитывать сейчас количество моих кредитных карточек, а только подтвердить или опровергнуть тот факт, что при их использовании с моей стороны не было допущено никаких нарушений.

– Подтверждаю, что следствие не выявило никаких нарушений при использовании кредитных карточек господином Михайловым, – вынужден был ответить Ваннер.

Начавшийся в 9 утра, этот первый допрос завершился в 11 часов 45 минут, после чего судья объявила перерыв. Первыми выскочили из зала журналисты. Они помчались к полицейским службы безопасности Дворца правосудия, чтобы забрать изъятые при входе в зал телефоны. Уже через несколько минут я услышал, как один из репортеров передает в свою редакцию:

– Первый раунд остался за Михайловым. Я вообще не понял, был ли господин инспектор полиции свидетелем обвинения или защиты. В своих показаниях он подтвердил только то, что Михайлов ни в чем не виноват. Но самое главное нас ждет через несколько минут. Будут допрашивать русского полицейского. Этот допрос решит все. Я думаю, Михайлову не вывернуться. Мы наверняка услышим немало интересного.

Незадолго до суда в прессе появились публикации о том, что Упорова-де в Женеве усиленно охраняют, ибо его жизни действительно грозит опасность. Опасность эта вызвана тем, что на суде Упоров пообещал дать показания не только по конкретному делу Михайлова, но и поведать всему миру о коррупции высших чинов правоохранительных органов и даже правительственных чиновников. Понятно, что показаний экс-майора ожидали с особым нетерпением. Прокурор Кроше обратился к суду с ходатайством, чтобы нескольким свидетелям обвинения – Упорову, Шранцу и Абрамовичу – разрешено было давать показания не в зале суда, а в закрытой комнате перед телекамерой. Адвокаты опротестовали это ходатайство. Окончательное решение оставалось за Антуанет-той Сталдер. Когда после перерыва все вернулись в зал, то там уже было установлено несколько телемониторов. Стало ясно, в чью пользу принято решение. И президент суда это подтвердила, зачитав постановление о том, что в целях обеспечения безопасности свидетелям Упорову, Абрамовичу и Шранцу разрешено давать показания из закрытой и защищенной специальной охраной комнаты. В зале же будут транслироваться их показания. При этом судья постановила, что на телеэкране, установленном перед президентом суда и присяжными, изображение каждого свидетеля будет четким, но на телемониторах перед прокурором, адвокатами и подсудимым это изображение будет сканированным, или, проще говоря, размытым до той степени, что невозможно идентифицировать личность.

Вслед за этим объявлением началась процедура подготовки свидетеля обвинения Николая Упорова. Антуанетта Сталдер покинула зал суда и вернулась через несколько минут. Она объявила присяжным, прокурору, адвокатам и подсудимому, что лично удостоверилась в том, что в изолированной комнате находится человек по имени Николай Упоров, допущенный к суду в качестве свидетеля обвинения. Было также подтверждено, что комната, где находится свидетель Упоров, надежно охраняется и доступ туда посторонним исключен. Адвокат Алек Реймон с места бросил реплику:

– К чему все эти фокусы? Да к тому, что пьеса дрянная. В ней нет ни сюжета, ни сценария. А посему ее пытаются спасти красочными декорациями.

Госпожа председательствующая лишь улыбнулась в ответ на этот выпад и, придвинув к себе микрофон, обратилась непосредственно к Упорову:

– Господин Упоров, хотите ли вы видеть на своем экране изображение господина Михайлова, чтобы удостовериться, что именно он находится в зале в качестве подсудимого?

– Да, – раздался из динамиков хорошо слышимый голос.

В зале многие привстали со своих мест, чтобы разглядеть, что изображено на телеэкранах. Но, кроме разбитого на разноцветные мерцающие квадраты мужского силуэта, ничего больше рассмотреть не удалось.

– Подтверждаете ли вы свои прежние показания? – продолжала госпожа Сталдер, обращаясь к свидетелю.

– Подтверждаю.

– Какие вы занимали должности в России и когда вы познакомились с «Солнцевской» группировкой и Михайловым?

– В уголовном розыске я начал работать с 1981 года и был инспектором по борьбе с карманными кражами. С 1988 года я стал инспектором уголовного розыска Гагаринского района Москвы и занимался борьбой с распространением наркотиков и мошенничеством. С 1989 года я стал работать в том подразделении МВД России, которое занималось непосредственно борьбой с организованной преступностью, и с этого периода я занимался только этим. С 1993 года я работал в том отделе РУОПа, который занимался нейтрализацией лидеров преступных группировок и «воров в законе». К этому же периоду относится и начало моей конкретной деятельности по борьбе с «Солнцевской» преступной группировкой. А вообще впервые я услышал о солнцевских еще в 1987 году, они тогда занимались картежным мошенничеством, среди них было много наперсточников. Позже они стали заниматься рэкетом. Тогда же я впервые услышал о Михасе как о лидере этой группировки.

Дальше Упоров поведал о целой серии преступлений, совершенных солнцевскими. Он называл десятки фамилий, утверждая, что уже к концу 1980-х годов преступная группировка насчитывала более двухсот человек.

– Однажды я участвовал в задержании нескольких членов

«Солнцевской» группировки, – продолжал рассказывать Николай Упоров. – Их дело передали в суд, но судью, молодую женщину, запугивали. Мне даже пришлось ее охранять. И все же она не решилась вынести обвинительный приговор, а под угрозой физической расправы признала подсудимых невиновными.

– Вы назвали несколько фамилий, в частности – Аверин, Люстарнов, Шаповалов, Тамм, – обратилась судья к Упорову, с трудом произнося русские фамилии. – Есть ли у вас подтверждение тому, что вышеперечисленные лица являются членами «Солнцевской» организованной преступной группировки?

В динамиках раздался явственный смех Упорова.

– Солнцевским удостоверений не выдавали, но, по оперативным данным, именно эти люди наряду с Михайловым были руководителями группировки.

– Это оперативные данные вашей группы? – уточнила судья.

– Нет, я ссылаюсь сейчас на оперативные данные московской милиции. Именно эти оперативные данные мы собирались использовать на процессе, который был возбужден в 1997 году по факту существования «Солнцевской» ОПГ.

– Но ведь в 1997 году вас уже не было в России, откуда же вам все это известно? – спросила госпожа президент суда.

– Я вынужден постоянно звонить в Россию. Так как мне и моей семье грозит физическая расправа, я должен быть постоянно в курсе того, что происходит с солнцевскими.

– Уточните, пожалуйста, все, что касается угроз в ваш адрес и в адрес вашей семьи.

– Впервые я заметил, что за мной следят, в 1989 году. Это было вскоре после того, как я участвовал в задержании членов «Солнцевской» и «Ореховской» преступных группировок. По телефону стали передавать угрозы, потом мне предложили деньги, чтобы я не мешал. Когда я ответил отказом, мне устроили дорожно-транспортное происшествие. Дело было так. Я ехал на машине, и меня неожиданно резко обогнала другая машина, создав такую ситуацию, когда я не мог затормозить. В результате я врезался в столб. Мои преследователи, вероятно, решили, что я мертв, и уехали. Преступники хотели похитить мою дочь, и только случайность предотвратила это похищение.

– Что послужило причиной вашего отъезда в Женеву? – спросила судья.

– Впервые я приехал в Женеву в начале 1997 года. После возвращения в Москву из разных источников стала поступать информация о том, что меня хотят убить, также информация о том, что хотят расправиться и с моей семьей. Об этом мне говорили мои сослуживцы.

– Какие конкретные причины побудили вас покинуть навсегда Россию и выбрать местом жительства Швейцарию? – попыталась уточнить госпожа Сталдер. – Расскажите, что произошло с вами.