Живые и мертвые классики

Но однажды по приглашению «Литгазеты» решил принять участие в свободном обсуждении на ее страницах выдвинутой на Государственную премию книги одного большого, ну, очень большого начальника и послал туда статью, суть которой состояла в том, что на сей раз можно обойтись без премии. И что же? Вместо того, чтобы статью напечатать и заплатить мне повышенный гонорар за смелость, сочинение мое прямехонько направили автору книги, ну, очень большому начальнику, в собственные руководящие руки. Кто это сделал? Конечно, сексот, работавший в редакции. Автор же, получив мою статью, подал на меня в суд и в качестве вещественного доказательства моей противоправной подрывной деятельности приложил к иску эту самую статью, полученную от сексота из «Литературки». Ничего себе развитой социализм, а? Откликаясь на любезный призыв писательской газеты, член писательского Союза хотел принять участие в вольной творческой дискуссии, а его волокут на скамью подсудимых, грозят срок дать… Пришлось отбиваться посредством встречного иска. Слава Богу, пронесло…

Но кроме того, восемь лет с 1979 года по 1987-й я не мог напечатать ни одной новой работы, а в 1989 году за то, что немножечко огорчил одного пишущего члена ЦК и Героя, хотели мне влепить по партийной линии строгача с занесением, да еще четыре Героя (С.М., Г.Г., М.Г., В.А.) и один юный лауреат (И.Ш.) обнародовали в «Московской правде» обо мне статью, немножечко поносную. Но хотя и на московском уровне (в «Московском литераторе»), и на российском (в «Литературной России»), и на всесоюзном (в «Литгазете») меня ославили — объявлено было, что влепили мне строгача, к счастью, влепить все-таки ничего не удалось. Однако на мою просьбу дать опровержение ни одна газета даже не ответила. Не до меня было: перестройка набирала обороты. Словом, как говорится, мне с сексотами скучно не было. И если это не ежовщина или не маккартизм, господа, то что же?

Но вот в «Литгазете» напечатана давняя беседа критика Алексея Георгиевского с Владимиром Солоухиным. Прекрасно. Однако во врезке критик пишет, что в конце 1984 года «Солоухин впал в немилость, в опалу у властей предержащих, и его собирались даже исключать из Союза писателей. Как оказалось — из-за рассуждений положительного характера в неопубликованной(!) рукописи о царской семье» («ЛГ» № 23 04). Судя по всему, и тут не обошлось без сексотов.

Владимир Солоухин мой однокашник по Литературному институту. Долгие годы и после мы пребывали в добрых дружеских отношениях. Он — не только очень талантливый, но и весьма многоуспешный писатель. Начал печататься еще студентом, тогда же вступил в партию, по поводу чего написал возвышенные стихи:

А сразу после института — интересная и хлебная работа в «Огоньке», в самом популярном советском журнале, потом — в «Литгазете», куда, кстати сказать, именно он меня и позвал работать. Много писал в стихах и прозе, переводил и обильно печатался, в том числе — за рубежом, имел «Избранное» в двух томах и собрание сочинений сперва в 4 томах, потом планировалось в 10и, получил Государственную премию и множество других, а также — ордена Трудового Красного Знамени, Знак Почета, «Дружбы народов», часто ездил за границу, бывал во Франции, Италии, США, где навестил Солженицына, который при прощании дал ему пирожков с грибами, чтоб держал язык за зубами. Сексоты это не пронюхали.

Как у всякого талантливого человека с выразительным лицом, были у него, конечно, и завистники, и недоброжелатели, и прямые недруги. Может быть, кто-то из них в душе и «собирался» исключить его из Союза писателей, но никаких конкретных шагов в этом направлении никогда никто не предпринимал. Солоухин был слишком крупной фигурой.

А было вот что. Из десятирублевой золотой монеты с изображением царя (империал) Володя сделал себе перстень и красовался с ним на людях. Разумеется, сексоты это засекли, донесли, и это не понравилось партийному начальству. Времена были не то, что ныне. Вот захожу я не так давно к писателю-коммунисту СВ., старому приятелю, глядь, на стенке в его кабинете, где раньше висел потрет Некрасова, теперь — художественное изображение Николая Второго; пригласила недавно в гости писательница-коммунистка И.Р, глядь, на стенке, где раньше висел портрет Михаила Светлова, теперь — художественное изображение патриарха Алексия Второго и т. д.

А тогда, натурально, вызвали Солоухина на партбюро. Он оправдывался тем, что монету, мол, любимая бабушка завещала, но его все равно, конечно, пропесочили. Тем дело и кончилось. И даже — никаких взысканий. Володя снял перстень и продолжал как заседать в президиумах, получать премии, ордена, так и совершать заграничные вояжи.

А незадолго до публикации о Солоухине в «Литературке» же Виктор Юровский, знаток творчества Б.Окуджавы, привел такой фрагмент из «Московской правды» за 1 июня 2002 года: «30 лет назад, в 1972 г., на заседании парткома СП СССР поэт, писатель и бард Булат Окуджава был единогласно исключен из партии за отказ опубликовать письмо с осуждением выхода на Западе в эмигрантском издательстве «Посев» сборника его произведений…» («ЛГ» № 12–13 04). Ну, тут сексот «М.П», работающий на Юровского, схалтурил.

Прежде всего, что такое «партком СП СССР»? Такой, как ныне говорят, структуры просто не существовало. Мне, например, лепил строгача партком Московского отделения СП СССР, где тогда заседали Людмила Щипахина и другие достойные люди. Он, партком МО, при желании должен был исключать и Окуджаву, но, к огорчению В.Юровского и «М.П», такое трагическое событие не имело места ни в 1972 году, ни раньше, ни позже. Окуджава умер в Париже с партийным билетом у сердца. Комиссаров в пыльных шлемах, увы, рядом не оказалось.

В самом деле, вот однотомный «Советский энциклопедический словарь» за 1986 год. Там на странице 924 напечатано: «Окуджава Булат Шалвович… Член КПСС с 1955 года». Допустим, сей словарь уж очень далек от Союза писателей. Но вот еще и биографический справочник «Писатели Москвы», вышедший в 1987 году. На странице 336 читаем: «Окуджава Булат Шалвович… Член КПСС с 1956 года». В первом источнике, видимо, принят во внимание и кандидатский стаж, отсюда и расхождение в год со вторым источником, что в данном случае нам безразлично. Сведения для этого справочника члены Союза давали по предложенной им анкете сами. Так неужели Булат забыл, что уже давным-давно у него отобрали партийный билет?

Еще? Раскройте биографический словарь «Русские писатели XX века», вышедший в 2000 году. Там — черным по белому: «Окуджава являлся членом СП СССР и КПСС. В последние годы был вице-президентом Российского ПЕН-центра, членом совета общества «Мемориал», членом учредительного совета газеты «Моск. Новости», членом общественного совета ж. «Знамя», членом Комиссии при президенте по вопросу помилования, членом совета по культуре при президенте, членом Президиума комиссии по Гос. премиям при президенте. Награжден орд. Дружба народов, Почетной медалью Советского фонда мира, Государственной премией СССР(1991)» (стр. 514).

Всего Окуджава получил около дюжины премий и был членом около тридцати литературных опять же структур да еще и почетным гражданином Калуги, где вышла его первая книга, чего не удостоился даже Станислав Куняев, калужский уроженец. Мыслимое ли дело, чтобы все это свалилось на партийного изгоя!

Наконец, в новейшем словаре «Новая Россия: мир литературы» (2003) читаем: «За участие в защите Ю.М.Даниэля, А.Д.Синявского (1966) и А.И.Солженицына (1969), а также в связи с перепечаткой его произведений за границей О. грозило исключение из партии, но он остался в ней, опубликовав вынужденное заявление в «ЛГ» (18 ноября 1972)». Так что, по новейшим данным, — «грозило, но остался». А помянутое «заявление» не помешало Окуджаве обильно печататься как в советских издательствах вплоть до издательства «Правды», так и в зарубежных вплоть то того же антисоветского «Посева». Сексоты хлопали ушами.