Изумрудное оперение Гаруды

Резчики масок, подобно изготовителям кукол, как правило, остаются анонимными. И все же талант выдающихся мастеров порой ломает эту традицию. В деревне Крантил недалеко от Джокьякарты вот уже более полувека вырезает кукол из кожи и дерева, делает маски Варноваскито. Соседи любовно называют его дядюшка Варно-топенг — уж очень выразительны, красочны и живы выходящие из-под его рук маски.

— Пак,— спрашиваю я его,— говорят, что даже такой знаток и ценитель традиционной культуры, как Шри Султан Хаменгку Бувоно, звал вас экспертом к себе вкратон. Это верно?

— Да, это так. Но я предпочел остаться в деревне простым крестьянином.

— А почему пак отклонил приглашение стать специалистом в Национальном музее?

— Пойти туда — значит поступить на службу. Варноваскито (он говорит о себе в третьем лице) этого не любит. Пусть уж он остается рядовым деревенским жителем.

— В вашей мастерской, пак, говорят, всегда полно учеников. Пак ведет школу? Кто у пака учится? Сколько пак берет за обучение?

— Варноваскито учит каждого, кто хочет учиться. Школы нет. Просто Варноваскито работает и позволяет наблюдать за своей работой, дает советы. Кто сколько заплатит, того и достаточно. Денег Варноваскито сам не просит.

— Пак, при вашей известности вы могли бы стать очень богатым человеком.

— Варноваскито ищет в жизни не имущества, а работы на радость другим. Аллах, подаривший ему так много счастливых лет, благосклонен к нему. Хвала господу. Да ниспошлет он радостей и здоровья детям и внукам Варноваскито.

— Что думает пак о будущем?

— На все воля божья. Если аллах позволит, Варноваскито будет работать, пока руки держат резец, пока видят глаза.

У старика кожа пергаментной желтизны, весь он в морщинах. Но по-юношески живо блестят глаза. Он легко поднялся, чтобы проводить меня. С покрытой по мусульманскому обычаю головой, в батиковой просторной рубахе, коротких, измятых от постоянного сидения в позе лотоса штанах, босиком, 70-летний яванец стоял и неподвижно ждал, когда скроется за поворотом моя машина.

Снимите с актеров вайянг топенга маски, смените на них повседневное платье на специальные красочные костюмы, и вы получите еще одну разновидность традиционного театра — вайянг оранг. Это тоже танец-драма, в котором артисты имитируют кукол. Их движения условны, стилизованы. Перемещаются они по сцене как бы в одной плоскости. Даже тела танцоров кажутся расплющенными из-за того, что колени они держат сомкнутыми, спины прямыми, чуть-чуть гнут ноги.

Здесь в дополнение к повествованию даланга допускаются диалоги актеров. Порой их на сцене бывает до десяти. Но в некоторых представлениях может быть занято до сотни участников. Каждого из ведущих персонажей знает, как говорится, в лицо зритель. Он узнает его по танцу, одежде, прическе. У Рамы и Арджуны — этих полубогов, превосходных лучников, обожаемых женщинами красавцев — изящные, отточенные движения, гладкая, монотонная речь. Даже на поле брани, даже в пылу жаркой битвы они грациозны, как лани.

О готовности Арджуновых братьев Накулы и Садевы в любую минуту вступить в смертельную схватку за справедливость говорят их загнутые, подобно хвосту скорпиона, высокие прически. Силу, душевную щедрость, мужество Бимы подчеркивают его огромный рост, длинные ноги, на больших пальцах рук — грозное оружие против раксас. Каждый тяжелый шаг архизлодея Раваны сопровождается резким поворотом головы. У него вытаращенные, немигающие глаза, нечленораздельная, смахивающая на полурев речь.

Движения героев драмы строго канонизированы. Каждый жест — символ, в котором индонезийцы, как китайцы в иероглифах, видят целую картину. Выходить за рамки стиля позволительно только клоунам. Зрители настолько привыкли к строгой хореографии, что одно лишь появление этих не признающих никаких правил шутов вызывает дружный смех.

Самое впечатляющее представление вайянг оранга устраивается раз в год у стен храма Прамбанана. Я приехал туда поздно вечером, когда танец-драма уже начался. Около костра в панике грациозно металась ангелоподобная Сита. Сужающимся кольцом вокруг нее бесновались в фантастическом, устрашающем танце свирепые демоны. Их послал похотливый Равана, чтобы они похитили для него красавицу. Выхватываемые из тьмы и оживляемые трепетом пламени темно-красные барельефы храма, стремительно и бесшумно мелькавшие в отсветах костра летучие мыши, невидимость окутанных тропической ночью зрителей расковывали воображение, уносили в сказочное прошлое. Оно становилось реально осязаемым, входило в сердце и мозг.

Но вот представление окончилось. Погас костер. Исчезли звезды. Темная, таинственная громада храма, теперь хорошо различимая на фоне светлеющего неба, стояла как свидетельство того, что разыгравшаяся только что у его подножия драма не выдуманная, а подлинная история давно минувших лет.

За последние треть века вайянг оранг обогатился за счет включения в арсенал своих приемов и элементов классического яванского танца. Это стало возможным в результате того, что чистый танец, выросший из культовых обрядов в крайне стилизованное, строго канонизированное искусство аристократических дворцов, после завоевания независимости стал достоянием широких народных масс. Нет на Яве города, который бы не имел своей труппы вайянг оранга. Но теперь в каждой из них постигают отшлифованные веками до безукоризненности тонкости классической пластики. Инициатором этого симбиоза выступила Шриведари, старейшая на острове танцевальная школа из Суракарты. Сейчас она в Индонезии по праву считается лучшей. Хорошо известна и за рубежом.

Неоценимую роль в этом движении сыграли учителя танцев из кратонов. Имевшие в былые времена влияние на султанов не меньшее, чем первые министры, знатоки танцевальной классики вынесли свои знания за дворцовые стены. Басуки, Кусворого, Сурьядининграт, многие другие мастера древнего искусства благодаря этому при жизни стали легендами.

В 1968 году в Джокьякарте была создана любительская труппа «Нгекси-Гондо». С древнеяванского ее название можно перевести так: «все, что видит глаз, должно быть прекрасным». Эмблемой танцоры взяли рисунок, включающий колесо Кришны — источник света, жизни и красоты, радугу — символ обновления, молодости и энтузиазма и, по поверью, воскрешающий мертвых цветок виджайякусума — олицетворение вечности. С самого начала «Нгекси-Гондо» вступила в тесный контакт с джокьякартским кратоном. Щедрый покровитель традиционных муз Шри султан Хаменгку Бувоно IX согласился стать почетным патроном коллектива, разрешил ему использовать в качестве гимна одну из дворцовых мелодий, дал учителей, кое-что из реквизита. Сейчас репертуар молодой труппы — блистательное сочетание популярного и классического танцев. Ее выступление джакартская печать назвала «фестивалем вайянг оранг в классическом стиле кратона».

Концерт шел без перерывов. Одна группа танцоров сменяла другую. Наступило время центрального номера — танца-драмы «Сри Сувела». Сюжет почерпнутого из «Махабхараты» эпизода таков. Молодая женщина Пратоловати забыта ищущим героических подвигов мужем Бимой. Чтобы вновь увидеть обожаемого супруга, она переодевается в мужскую одежду, объявляет себя принцем Сри Сувелой и бросает боевой вызов Биме. Во время боя тот узнает з поверженном его стрелой противнике жену и, тронутый самоотверженностью Пратоловати, возвращается в лоно семьи.

Апогеем представления была схватка, которую супруги вели, сидя на спинах мифических Гаруд. Исполнители ролей фантастических птиц были одеты в костюмы, сделанные в конце прошлого века. На изготовление каждого из них понадобились перья от более чем двухсот кур. Запомнились ярко раскрашенные полуметровые головы исполинских птиц. Они могли бы стать украшением любого этнографического музея.

Классика, выплеснувшаяся на заполненные народом лужайки, не растворилась в вайянг оранге. Она осталась жить самостоятельным жанром. Но уже не для того, чтобы радовать только избранных. Такие классические танцы, как серимпи или бедойо, которые корнями уходят в культ поклонения обожателю танцевального искусства Шиве, ныне можно увидеть не только на дворцовой сцене, но и в зале городского театра.