Советник президента

В один прекрасный день Хрюкова привезла с собой съемочную группу. Пять человек: режиссер, осветитель, оператор, видеоинженер и собственно она, редактор Хрюкова. В лифте им еще было весело, ехали с шутками и прибаутками. Особенно развеселили их два объявления, висящие в кабине на противоположных стенах. Одно гласило: «Вы не один в подъезде, думайте о других, не курите в лифте! Спасибо. Жильцы». А второе: «Выкидывая бутылки в мусоропровод, учитывайте, что у кого-то в этот момент, возможно, болит голова. Жильцы». Конечно, довольно странно было видеть эти отчаянные призывы к человеческой совести в подъезде, где всего-то пять квартир. Но мы-то знаем, кто был автором этих воззваний, скрывшимся под псевдонимом Жильцы. Нас это удивлять не должно. К слову, однажды почтенная поэтесса, имеющая несчастье проживать в одном подъезде с Присядкиными, после очередного нравоучительного объявления (кажется, в нем содержался призыв, вынеся после Нового года елку, подмести за собой упавшие иголки) вышла в заснеженный двор и написала палкой на снегу прямо под окнами их квартиры: «Прости нас всех, Валентина!» Поэтесса в тот момент еще не отошла от новогодних дружеских пирушек, так что буквы вышли кривоваты, однако из окна присядкинской квартиры читались отлично. Получилось остроумно. Весь дом смеялся. На какое-то время Валентине стало стыдно и объявления перестали появляться. Затишье продолжалось ровно месяц. Затем весь бред стал повторяться в прежнем объеме. Стены лифта редко пустовали. Строгая Валентина встретила съемочную группу на лестничной площадке и предложила прямо здесь же разуться. Прямо у дверей лифта, а не в квартире! Телевизионщики послушно сняли обувь, где им указали, и испуганно притихли. Сразу стало ясно, что тут будет не до шуток. Так оно и оказалось. Тщетно молодая режиссерша Виолетта пыталась выстроить мизансцену кадра, рассадить всех так, как ее учили во ВГИКе. Кому где сидеть, оказывается, заранее было определено Валентиной. Единственное, что она милостиво разрешила – это расставить свет так, как хотел осветитель.

- Большую часть материалов к фильму мы уже сняли, - доложила Хрюкова Валентине, - осталось снять сцену семейных воспоминаний. Поговорим об истории вашего знакомства, о том, какая у вас дружная семья. Я буду за кадром. Мои вопросы – чисто технические. В фильм войдут только ваши ответы. В окончательном варианте они будут перемежаться дикторским текстом. Понятно?

- Понятно, - сказала Маша. Ее первый раз снимало телевидение и ее распирало от гордости за себя. Наконец, все расселись в живописных позах на диване, поставленном у белой стены. На стену скотчем Валентина зачем-то прикрепила Машкины рисунки детсадовского возраста. Режиссеру Виолетте удалось, не смотря на протесты, подтащить поближе к дивану пальму юкка, - это несколько украсило картинку. «Начали!» - крикнула режиссер.

- Игнатий Алексеевич, - задала первый вопрос Хрюкова, - вы, кажется, познакомились в Дубултах? При каких обстоятельствах?

- Ну, это было довольно романтическое знакомство, - ответила ей Валентина прежде, чем Присядкин успел открыть рот, - Игнатий там работал над книгой, а я навещала приятельницу. Что скрывать – девушки часто ездили в Дубулты на охоту за выгодными женихами, но у меня таких планов не было…

- Стоп! Стоп! Стоп! – закричала Виолетта.

- Игнатий Алексеевич, вам пора вступить в разговор.

- Почему вы мне затыкаете рот? – возмутилась Валентина. – Я же еще не ответила на ваш вопрос.

- Пусть это будет совместный ответ.

- Ну посмотрим, что он скажет, - скептически заметила Валя.

- Начали! – крикнула режиссер Виолетта. Камера заработала, но все, кто были в кадре, дружно молчали. Тогда Хрюкова из-за спины оператора решила напомнить рассеянному Присядкину вопрос:

- Игнатий Алексеевич, при каких обстоятельствах вы познакомились с Валентиной Анатольевной в Дубултах? - А я не помню, - честно ответил Игнатий. – Кажется, нас познакомила общая знакомая. Но когда я вернулся в Москву и пришел в издательство, где тогда работала Валентина, все уже всё знали. И директор издательства сказал: «Приставкин, ты сорвал бутон».

- Это еще неизвестно, - кокетливо заметила Валентина, - неизвестно, кто кого сорвал. И вот в Москве Игнатий пригласил меня на обед. Он очень хорошо готовил, предложил мне на выбор осетрину или курицу. И то, и другое на всякий случай было уже приготовлено им перед нашей встречей.

- И что вы выбрали? – спросила из-за камеры Хрюкова.

- Я подумала, что курицу могу купить и на свою редакторскую зарплату, а вот осетрина – это вещь. Так что мы ели запеченную осетрину.

- Вкусно было? – наигранно весело спросила Хрюкова.

- Очень!

- А вас не смущала разница в возрасте? – решилась задать Валентине рискованный вопрос Хрюкова.

- Ну, сегодня об этом уже смешно говорить, когда Леня Жуховицкий рассказывает в интервью о том, как ему было 65, а ей 14! Или когда у наших добрых друзей Олега Табакова, Миши Казакова младшие дети только пошли в школу. Но когда мы с Присядкиным встретились, 29-летняя разница в возрасте, конечно, привлекала внимание. Многие Толины друзья были смущены. Да и его подруги не были готовы к такому повороту событий. Некоторых мне было по-человечески жаль, они писали мне письма, просили поддержки. Одна дама даже приезжала в Коктебель, где мы отдыхали, в надежде вернуть любимого…

- Стоп! Стоп! Стоп! – опять закричала режиссерша. Оператор оторвал голову от камеры.

- Вас уже достаточно, спасибо, - сказала она побагровевшей Валентине. – Сейчас мы крупно снимем ваше лицо. Я хочу чтобы ваш крупный план возник при словах Игнатия Алексеевича о бутоне. Игорек, возьми ее лицо крупнее, еще крупнее. Так. Допустим. Вот так. Сделайте задумчивое выражение… Валентина смотрела в камеру с ненавистью. Никакого задумчивого выражения она делать не собиралась. Она была в бешенстве от нахальства юной режиссерши. Сердце опытной Хрюковой упало в пятки. Уж кто-кто, а она понимала, что сейчас разразится чудовищный скандал, и съемка будет сорвана.

- Скажите, а почему вы не пользуетесь косметикой? – к ужасу Хрюковой спросила у Валентины как бы мимоходом Виолетта и, повернувшись к Хрюковой, добавила: - Надо было взять с собой гримера. «Она решила доконать мегеру» - подумала Хрюкова.

- Вы знаете, уважаемая девушка, - ледяным голосом сказала Валентина, - мне кажется, съемку нам необходимо прервать.

- Почему? – спросила наивное создание. Хрюкова бросилась между ними, как рефери между двумя боксерами:

- Девочки! Не ругайтесь! Давайте действительно прервемся и обсудим следующую тему.

- Я вам не девочка! – взвизгнула Валентина.

- Ой, извините, вырвалось… - прижала руки к груди Хрюкова.

- Вы можете оставить свои замечания при себе? – обратилась Валентина к режиссерше в надежде, что та полезет в бутылку и тогда можно будет с полным моральным правом устроить замечательный скандал.

- Пожалуйста, - неожиданно кротко ответила режиссерша. – Я буду молчать до конца съемки. Она прекрасно понимала, что при монтаже передачи сможет вырезать из пленки ненужное, а в создавшейся обстановке лучше не спорить. Но так как совсем без Присядкина в юбилейной передаче было не обойтись, она осмелилась предложить: - Анатолий Игнатьевич, мне бы очень хотелось, чтобы вы после того, как мы продолжим, как можно подробнее рассказали нам о том, как семья поддерживает вас в вашей работе. Ладно?

- Ладно, - примирительно ответила Валентина вместо Присядкина.

- Начали! - Анатолий Игнатьевич! Как семья поддерживает вас в вашей работе? – спросила Хрюкова. К удивлению присутствующих, Игнатий открыл рот и самостоятельно ответил на этот вопрос: - Когда создавалась комиссия при нашем первом президенте, меня в качестве председателя порекомендовал туда Сергей Адамович Ковалев. Он быстро уговорил меня, но Валентина была против. И долго была против. Она считала, что это отвлечет меня от литературной деятельности. И чем больше я буду заседать во всяких комиссиях, тем меньше времени останется у меня для творчества.