Когда зависть переходит в стадию ненависти (СИ)

Сацита Асуева пишет, что натолкнулась "на ряд несоответствий" у Жеребцовой. Интересно, а как понимать многие несоответствия в её доводах, якобы разоблачающих "ложь" у Полины?!

К примеру, в первой статье Сацита пишет, что "Анатолий Павлович пришёл к нам на республиканское телевидение, когда мне было столько, сколько Полине сейчас.", а вот в этой, она пишет, что он пришёл на телевидение "то ли в конце 70-х, то ли в начале 80-х" (кстати, точно она не знает), "когда я проработала там уже более десятка лет". Так, стоп-стоп! Тут уже надо немножко обмозговать. Итак, путём несложных расчётов, выясняем следующее: в конце сентября 2013 года, в момент их встречи, Полине было 28 лет, то есть, ровно столько было и Саците (это с её слов), когда её дед устроился к ним на работу. Но, что интересно, со слов Сациты, она "проработала там уже более десятка лет". Если вычислим из 27,5 - 28 лет её возраста "более десятка лет", то выходит, что она устроилась на телевидение, когда ей было всего 17, а может и меньше лет. Странно, как она сумела совмещать учёбу за школьной партой с работой на телевидении и, как её в таком возрасте туда приняли!? Какая-та нестыковка получа!

ется.

По поводу знания шести языков Анатолия Павловича, Сацита Асуева пишет, что он говорил только на одном русском. Интересно, а на каком он должен был с ними говорить? Не мог же он с ними говорить на иностранных языках, ведь они тоже кроме русского ничего не понимали! Человек по своей скромности не считал нужным извещать об этом посторонних, а вот родственники, допускаю, об этом вполне могли знать. В этом вопросе доводы Асуевой звучат не очень убедительно.

Сомневается Асуева даже в том, что у человека была большая домашняя библиотека. Если бы она была вхожа в его квартиру и собственными глазами хоть раз видела внутреннее состояние его жилища и библиотеку, то можно было бы разделить её сомнения. Не зная истинное состояние дел, как можно утверждать обратное и обвинять другого в фальсификации фактов.

Не стану больше уделять время для выяснения: кто прав, кто неправ, а лишь приведу слова человека, который был лично знаком с А.П.Жеребцовым и хорошо помнит его:

"Прекрасно помню Анатолия Жеребцова дедушку Полины. Это был образованнейший человек с прекрасной библиотекой. Мы считали его чеченцем. Телевизионное прозвище "борода", всегда с бородой ходил. Мать Полины совсем не помню. Рад, что у Анатолия Павловича такая талантливая внучка".

Идрис Хаджиев

Этот комментарий я прочёл совсем под другой публикацией.

Оказывается, не одна Асуева помнит его. Думаю, что слова этого человека полностью убедят любого в несостоятельности утверждений Асуевой.

Если незнакомый нам человек пишет, что считали его чеченцем, то это говорит нам, что А.П.Жеребцов неплохо знал и чеченский язык. Убедительно доказывает и тот факт, что у него всё-таки было телевизионное прозвище "Борода", вопреки утверждениям Асуевой об обратном.

Далее, она утверждает, что "он был скромным ассистентом кинооператора с окладом 80 рублей". Но документально доказано, что он был кинооператором. Есть удостоверение от 1983 года, выданное Государственным Комитетом Чечено-Ингушской АССР по телевидению и радиовещанию, с печатью и подписью!

Если в статье "Дневник для трибунала" Анатолий Павлович предстаёт перед нами как достойный человек, интересный рассказчик и собеседник, к которому постоянно тянулась студийная молодёжь, то в последующих текстах, меняется весь сюжет и его образ постепенно тает, приобретая под пером Сациты Асуевой совсем иные черты.

К примеру, смотрим несколько выдержек из статьи: "Мой рассказ был бы неполным "Тени старого доброго "застоя" без упоминания об Анатолии Павловиче Жеребцове. Он появился на Чечено-Ингушском телевидении то ли в конце 70-х, то ли в начале 80-х, когда ему было уже за 50. А борода, с которой он никогда не расставался, накидывала ещё лет пять к его реальному возрасту. После нескольких неудачных матримониальных экспериментов, он жил бобылём, вместе со взрослой дочерью, в малометражной, уставленной всяческим ненужным скарбом, хрущёвке и, кажется, окончательно завязал с амурными делами. Но теснота не мешала студийной молодёжи использовать его жилище для вечеринок с попойками". "Добродушный, компанейский и чудаковатый (в их глазах) старичок, никогда им не отказывал".

"Человеком он был малообеспеченным. Восьмидесятирублёвая зарплата ассистента кинооператора не позволяла покрыть прорехи в его скромном бюджете. А перспективы роста у него не было в силу возраста. Чтобы стать кинооператором, было необходимо высшее образование или, на худой конец, большой опыт в съёмочном деле. Ни того, ни другого, увы, у него не было". "Вернувшись поздно с выезда, он мог довольствоваться остатками соуса, оставшегося на дне рыбных консервов. Помакает хлеб, запьёт чаем - вот и весь ужин. Когда Людмила Ильинична в очередной раз "заводилась", обвиняя нас в том, что мы приваживаем "этого болтуна", мы, многозначительно переглядываясь, роняли, что "от ненависти до любви - всего лишь шаг", что приводило её в ещё большее негодование".

Если внимательно следить за текстом, то читатель непременно заметит, как этот достойный интеллигентный человек, нещадными усилиями Сациты Асуевой, постепенно становится "бобылём", а из интересного рассказчика и собеседника превращается в "болтуна", и студийная молодежь, оказывается, использует его жилище для "вечеринок с попойками", который предоставляет им "добродушный, компанейский и чудаковатый (в их глазах) старичок". Воистину, бумага всё терпит!

Несколько раз Сацита Асуева подчёркивает, что А.П.Жеребцов был, всего-навсего, "ассистентом кинооператора" и "перспективы роста у него не было в силу возраста. Чтобы стать кинооператором, было необходимо высшее образование или, на худой конец, большой опыт в съёмочном деле. Ни того, ни другого, увы, у него не было." А он как раз был кинооператором!

Насчёт высшего образования Сацита знать не могла, так как имела шапочное знакомство с Анатолием Павловичем Жеребцовым. Но я могу с уверенностью сказать, что корочка диплома не всегда служит основанием, определяющим ум и знания человека. А вот насчёт опыта, думаю, он был колоссальный. Если человек работал в редакции одной из газет Ростова-на-Дону (из слов самой Сациты Асуевой), ещё при культе личности Сталина (а Сталин умер в марте 1953 года), то отрицать многолетний трудовой опыт А.П.Жеребцова - это бессмысленно.

И ещё, надо отдать должное, с каким мастерством автор выстраивает сюжет, где всё, что было ранее собственноручно написано положительно, теперь, без тени смущения, методично переворачивает наизнанку, чтобы придать его образу негативный оттенок.

А вот, ведомо ли Саците Асуевой, насколько это цинично и аморально, по отношению к покойному, который, по известным нам причинам, не в состоянии за себя постоять, дабы защитить своё честное имя, заслуженное при жизни?! Думаю, что это одна из основных причин, почему не принято говорить о покойниках плохо!

Вот ещё одна цитата из публикации "Единожды солгавший...", мимо которого невозможно пройти: "Нам не дано менять наше прошлое или наших близких, как бы нам этого ни хотелось. Но если они нам не по душе, никто ведь не заставляет нас о них упоминать! Жизнь конкретных людей - это не та область, где позволительно отдаваться полёту творческой фантазии".