Пророки и поэты

"Будет!"

О добрый и почтенный, но безвольный

И непредусмотрительный сенат!

Как мог ты допустить, чтоб проходимцы,

Став трубным гласом черни, этой гидры,

Поток твоих решений, как запруда,

В болото направляли дерзким "Будет!"?

Коль власть у них, тогда, отцы, склонитесь

Пред ними головой недальновидной,

А если нет, то гибельную слабость

Пора отбросить. Если мудры вы,

То не уподобляйтесь недоумкам;

А если глупы, то сажайте их

С собою рядом на подушки ваши.

Вы с плебсом, видно, местом поменялись,

Раз голосом его в совете общем

Ваш голос заглушен. Избрала чернь

Сановников себе, как, скажем, этот,

Бросающий запанибрата "Будет!"

В лицо такому славному собранью,

Какого Греция не знала.

Наступит время,

Когда спадут замки с ворот сената

И станут вороны, в него ворвавшись,

Клевать орлов.

Когда сказано?..

Следуя духу Шекспира, Т. С. Элиот в своем "Кориолане" нарисовал гротескную толпу, застывшую в благочестивом экстазе: "возвести, что мне возвещать!". Эта фашистско-коммунистическая человекомасса прямо списана с шекспировского прототипа.

Но... плохо читали...

А вот Тургеневу "Кориолан" нравился именно по причине того, что "мусье Франсуа" "очень непочтительно, почти презрительно отзывается о народе, о черни". Зато наши народники и наши социалисты...

ЭТИКА

Ошибается тот, кто приписывает театру Шекспира моральный

эффект.

Ницше

Хотя из драм и хроник Шекспира "можно составлять систему гражданского и хозяйственного благоразумия", вряд ли стоит видеть в художнике ритора, моралиста, наставника масс, призванного "пасти народы". Стареющий Толстой потому и не принимал собрата по перу, что не чувствовал в нем собрата по морали. Шекспир - куда больше обличитель, чем учитель. Художественность у него стоит выше моральности и благоразумия, как и должно быть в искусстве. Словами Лоренцо Шекспир восклицает:

О, к чертям

Всю философию! Она не может

Создать Джульетту, передвинуть город

Иль уничтожить этот приговор

Так что в ней пользы? Даром слов не тратить.

Шекспир гораздо ближе к Ницше, чем к Великому Пилигриму - не в отношении философии, в отношении правды. Шекспир упредил имморализм Мифотворца, но не как агитатор, а как констататор "правды короля Лира". Хотя в драмах Шекспира нарушение меры угрожает гибелью, страсть стоит выше рассудка - как в жизни... Его злодеи погибают не в результате божественного возмездия, а тонут в буре собственных страстей. Жизненность этики Шекспира и в другом - в неотделимости добра от зла: видимо, отсутствие "университетского ума" позволило ему видеть больше, чем понимать. Этическая система Шекспира - сама жизнь, а не кабинетное построение о ней. Драматургия Лебедя Эйвона - этика и философия жизни в образах.

Даже педантичный Гегель ценил в Шекспире именно отсутствие сухой назидательности и рассудочной сатиры. Правда, для него мир Шекспира был миром еще не организованного хаоса, игры человеческого своеволия и героики, не обремененной законом. Иными словами, он видел аморализм исключительно в историческом аспекте, как пройденный исторический этап. Современному искусству, поучал системотворец, нельзя следовать по стопам Шекспира: страсти и трагедии окончательно и бесповоротно уступили место закону и порядку. Бедный великий Гегель... А мы-то упрекаем в утопизме его учеников...

Шекспир был слишком хорошим балаганщиком, чтобы загонять нам проповедь в глотку, говорила М. Уэбстер. Скажу больше, Шекспир был слишком юродивым, чтобы впадать в пуританство. Моральная распущенность и моральный экстремизм - одно. Изабелла, Брут, Гамлет - свидетельства того, что фанатизм ведет к крови.

Шекспир знал краткость пути от добра до зла и в 119-м сонете прямо говорил о неисповедимых путях жизни:

Так я вернулся к счастью через зло

Богаче стать оно мне помогло.

Поэтому-то у Шекспира нет призывов бороться со злом, как нет и громких слов о "торжестве идеалов". Идеалы вообще обладают свойством "торжествовать" в руках некрофилов и идиотов. У жизнелюбивых и умных торжествуют не идеалы, а люди. Мы слишком хорошо научены тому, что идеалы всегда торжествуют за счет гибели людей.

Шекспир ощущал и передавал зло не как гуманист, а как наш современник, переживший не искусственный, а реальный культ мрака.

Мы говорим, что в этике Шекспира разуму отводится роль основной моральной силы. Откуда это? Где это сказано? У Шекспира человек - игралище страстей, а добро - не разум, а отсутствие зла. Я не знаю у Шекспира такого места, где человек продумывает доброе дело, а вот все зло у него тщательно продумано, спланировано, рассчитано. Именно разуму Шекспир отводит то место, где зарождается зло. А моральная сила Францисков Ассизских - не разум, а любовь, к Богу и к человеку. А любовь и расчет - субстанции трудно совмещаемые.

Категорически возражаю против "отвращения Шекспира к чувственному началу в человеке", скорее уж - к интеллектуальному. Шекспир в равной мере осуждает и Анджело, и Изабеллу, и скотство, и фанатизм.

ЯЗЫК

Замшелый мрамор царственных могил

Исчезнет раньше этих веских слов

Шекспир

Шекспир воздействует живым словом... Нет наслаждения более

возвышенного и чистого, чем, закрыв глаза, слушать, как естественный и

верный голос не декламирует, а читает Шекспира. Так лучше всего

следить за суровыми нитями, из которых он ткет события. Правда, мы

создаем себе по очертаниям характеров известные образы, но о

сокровенном мы все же можем узнать лишь из последовательности слов и

речей; и здесь, как кажется, все действующие лица точно сговорились не

оставлять нас в неизвестности или в сомнении. В этом сговоре участвуют

герои и простые ратники, господа и рабы, короли и вестники; в этом

смысле второстепенные фигуры подчас проявляют себя даже деятельнее,

чем основные персонажи. Все, что веет в воздухе, когда совершаются

великие мировые события, все, что в страшные минуты таится в людских

сердцах, все, что боязливо замыкается и прячется в душе, здесь

выходит на свет свободно и непринужденно, мы узнаем правду жизни, сами

не зная, каким образом.

Мастер языка, чарующей красоты речи, Шекспир не страшится ни вульгаризмов, ни словесных изысков. Как заметил Виланд, язык, на котором Шекспир говорил, был тем языком, на котором он писал.

Ее корабль престолом лучезарным

Блистал на водах Кидна. Пламенела

Из кованого золота корма

А пурпурные были паруса

Напоены таким благоуханьем,

Что ветер, млея от любви, к ним льнул.

В лад пенью флейт, серебряные весла

Врезались в воду, что струилась вслед,

Влюбленная в прикосновенья эти.

Царицу же изобразить нет слов

Она прекраснее самой Венеры

Хотя и та прекраснее мечты,

Лежала под парчовым балдахином.

У ложа стоя, мальчики - красавцы,

Подобные смеющимся амурам,

Движеньем мерным пестрых опахал

Ей обвевали нежное лицо,

И оттого не мерк его румянец,

Но ярче разгорался...

Шекспир подмешивал свои шекспиризмы к обычному словарю в расчете

на вполне определенный эффект. Как капельно-жидкое тело можно или

уплотнить до твердого состояния, или превратить в газ, так и слова: их

можно уплотнять, конкретизировать или придавать им путем особой

звуковой возгонки легкость, воздушность.

Драйден:

Надеюсь, мне нет необходимости доказывать, что я не копировал

моего автора рабски; в последующие века слова и выражения неизбежно

изменяются; просто чудо, что его язык в значительной мере остался

таким чистым; и чудо, что тот, кто явился у нас родоначальником

драматической поэзии, не имея до себя никого, у кого он мог бы

поучиться, к тому же, как свидетельствует Бен Джонсон, даже без