Остров без сокровищ

«Мне было весело думать, что теперь в живых осталось только четырнадцать наших врагов».

«Оставалось одно: убить как можно больше пиратов, убивать их до тех пор, пока они не спустят свой черный флаг или пока не уйдут на „Испаньоле“ в открытое море».

«Еще один шаг, мистер Хендс, – и я вышибу ваши мозги! Мертвые, как вам известно, не кусаются».

«Каждый раз, когда нам представится возможность выстрелить в них, мы должны стрелять».

«Это я перерезал у шхуны якорный канат, это я убил людей, которых вы оставили на борту, это я отвел шхуну в такое потайное место, где вы никогда не найдете ее».

Глава пятнадцатая

Кто за главного?

Но кто же несет ответственность за все глупости, совершенные в день прибытия на остров?

Мятежниками – втянутыми в мятеж против воли, мушкетными выстрелами на поражение – командует Джон Сильвер. Единоначалие, хоть и не абсолютное, – матросы в любой момент могут собраться и вынести вотум недоверия, прислать черную метку. К тому же в пиратских командах было принято выбирать имеющего немалые полномочия квотермастера, именно как противовес капитану, чтобы тот не прибирал к рукам диктаторскую власть. (О том, кто стал квотермастером в команде Сильвера, чуть позже.)

А кто командует оппонентами мятежников? Кто главный в команде кладоискателей?

Вопрос не так прост, как кажется. На корабле номинально главный – капитан Смоллетт и никто иной. На практике капитана в его решениях весьма сковывает присутствие рядом сквайра Трелони, работодателя и владельца шхуны. К тому же, едва начались военные действия, корабль был покинут, герои засели в крепости, – и даже номинальная единоличная власть капитана закончилась.

Сквайр Трелони – глава экспедиции и главный пайщик акционерного общества «Сокровища капитана Флинта». Ему и полагается командовать после высадки на остров. Он бы и командовал – в нормальных условиях, при мирном поиске золота. Но началась резня и пальба, и тут же выяснилось, что командир из сквайра никакой. Он глуп, несдержан, страдает алкоголизмом, не разбирается ни в людях, ни в военном деле. Одно достоинство – хороший стрелок, да и то скорее всего за счет обладания высококлассным оружием.

А вот Ливси – прирожденный командир. Имеет боевой опыт, способен быстро оценивать обстановку, принимать решения и добиваться их выполнения. Одна беда – прав на командование у доктора нет. Люди сквайра Трелони – а их большинство – просто не будут слушаться доктора Ливси, если сквайр выступит против его решений.

В результате на свет появляется коллегиальный триединый руководящий орган в составе сквайра, капитана и доктора Ливси. Особое, так сказать, совещание, тройка.

И они совещаются, совещаются, совещаются… На корабле совещаются, а затем неоднократно в блокгаузе. В бою командовать сразу втроем невозможно, и эту функцию отдают капитану – но только на время боя, лишь выстрелы смолкают, власть возвращается к трехглавому военному совету.

Так что же, ответственность за все глупости (и за прямые преступления), совершенные в день высадки на остров, надо равномерно распределить между тремя джентльменами?

Не совсем так. В подобном совете у кого-то должно быть право решающего голоса и право на вето. Иначе может сложиться патовая ситуация: доктор решит, что надо эвакуироваться с корабля в блокгауз, капитан – что надо отбиваться на «Испаньоле», а сквайр хлебнет хорошенько бренди и потребует немедленного десанта и поголовного истребления мятежников.

Спорить в подобной ситуации можно до бесконечности. Но мы такого не видим… Кто-то ставил окончательную точку в обсуждениях и брал ответственность на себя. Кто?

И Хокинс, и Ливси дать ответ на этот вопрос не желают. Но по их обмолвкам и намекам общая картина складывается…

В день прибытия первую скрипку в совете играл никак не сквайр Трелони. Злая шутка Джима достигла цели: сквайр деморализован и раздавлен известием о назревшем мятеже. Он даже (небывалое дело!) полностью признает правоту капитана, называет себя ослом и говорит открытым текстом: командуйте, а на меня внимания не обращайте. Дословно: «Вы здесь капитан, сэр, распоряжайтесь!»

Дальше – хуже. Приходит пора действовать, Ливси отправляется на разведку, обследует крепость, возвращается… А сквайр? Сквайр полностью недееспособен.

«Сквайр сидел белый, как бумага, и – добрый человек! – раздумывал о том, каким опасностям мы подвергаемся из-за него», – слова Ливси полны иронии и презрения, но поделом: занятие себе в критический момент Трелони выбрал никак не соответствующее рангу руководителя.

И доктор перестает обращать внимание на погруженного в прострацию сквайра: «Я рассказал капитану свой план, и мы вместе обсудили его», – а сквайр все размышляет, белый как бумага. Тройка на время превратилась в двойку.

Чуть позже, после второго рейса ялика к крепости, поведение сквайра несколько меняется. Ливси свидетельствует: «Сквайр поджидал меня у кормового окна. Он сильно приободрился и повеселел. Схватив брошенный мною конец, он подтянул ялик, и мы снова стали его нагружать свининой, порохом, сухарями».

Но не будем обманываться… Повеселел сквайр по одной-единственной причине – хорошенько приложился к фляге с бренди. Приободрился и зарумянился, понятное дело.

Командовать, принимать решения Трелони по-прежнему не способен. Они плывут на ялике, высаживаются на берег, вступают в стычку с матросами… Все решения по ходу дела принимают капитан и доктор. Сквайр как манекен – где поставят, там и стоит. Что скажут, то и делает. Сказали выстрелить в матросов – выстрелил. Сказали следить за пушкой – следит.

Единственная инициатива сквайра – загрузить в ялик бочку с коньяком. Ну, это святое… За этим Трелони в любом состоянии бы проследил. Не дал бы себе засохнуть.

Дальше – еще хуже. Кладоискатели добрались до блокгауза, и там сквайр устроил натуральную истерику над телом подстреленного Редрута.

«Сквайр бросился перед ним на колени, целовал ему руки и плакал, как малый ребенок», – издевается Ливси. Как малый ребенок… Это бренди. Новая стадия опьянения, слезливая, пришедшая на смену фазе алкогольной активности.

Но как ни был Трелони пьян, кое-что он сообразил… Понял, чей выстрел из кустов смертельно ранил старого Редрута. Сквайру понять это легче остальных, он знает тайную подоплеку событий и догадывается: глупый лисенок перехитрил-таки охотника…

Оттого-то сквайр и рыдает, и целует руки, и просит у Редрута прощения: «Том, – сказал сквайр, – скажи мне, что ты прощаешь меня».

За что прощать? При каноническом прочтении текста это не понять… Стычка, бой, в любого пуля могла угодить…

В нашей версии – не в любого. Пуля была направлена именно в старого егеря. И сквайр, и Редрут это понимают. Слезливая сцена в блокгаузе полностью подтверждает нашу реконструкцию разговора Трелони с Редрутом.

Но одно несомненно: ответственности за все совершенное в день высадки сквайр нести не может. Не принимал он решений и не руководил их претворением в жизнь. Вердикт: в глупостях и преступлениях того дня сквайр Трелони не повинен.

Разве что за появление в блокгаузе бочки с коньяком отвечает лично сквайр…

Но простим человеку маленькую слабость.

*

А насколько капитан Смоллетт отвечает за произошедшее? За пальбу по безоружным матросам, за бессмысленную эвакуацию в крепость, за оружие, корабль и припасы, буквально подаренные Сильверу?

Вопрос интересный. Капитан – человек с железным стержнем, его не согнуть и не сломать. Но гибкости никакой… Не дипломат, короче говоря.

К тому же Смоллетт чересчур уж соблюдал субординацию в отношении сквайра, по крайней мере в начале событий. Например, когда Джим Хокинс ошарашил всех известием о заговоре, Трелони кается и посыпает голову пеплом: «Да, капитан, вы были правы, а я был не прав. Признаю себя ослом и жду ваших распоряжений».

Но Смоллетт распоряжаться не спешит, высказывается осторожно, по-прежнему с оглядкой на осла-сквайра: «Из всего сказанного я сделал кое-какие заключения и, если мистер Трелони позволит, изложу их вам».