Сюжеты Ельцинской эпохи

Январь 1998 года.

Кумовская Россия vs правовое государство

О борьбе россиян с веяниями европейской демократии. 1999 г

В России созданы все необходимые демократические институты: выборные президент и парламент, многопартийность, местное самоуправление и т. д. Однако существуют эти институты как будто в специально выделенном пространстве. Страна же на самом деле живет по каким-то иным законам.

Открытие дела, получение кредита, защита от бандитов, приобретение дома или машины, обучение детей в приличном месте и многое другое — для всего этого есть правовые, социальные и экономические механизмы, установленные государством. Но все знают, что решение больших и малых жизненных проблем эффективно лишь тогда, когда есть нужные связи.

Знакомство с нужными людьми, прямое или через общих знакомых — вот главный социальный капитал россиянина. Перекрещивание этих знакомств образует квазиобщественную систему неформальных связей, основанных на кровном или приобретенном родстве, совместном обучении или работе, принадлежности к определенной территории и т. д. В русской традиции это явление называют кумовством.

Члены кумовского сообщества связаны некими взаимными обязательствами, которые предполагают обычно обмен услугами. Кто чем располагает, тот тем и должен порадеть за своего (естественно, с поправкой на иерархический статус), зная, что в нужный момент и за него порадеют. И это не «услуга за услугу», а потому что «свои люди», потому что так прилично между «своими».

Кумовская мораль крепко держит ценз — как прилично и неприлично поступать. Если кто-то поступит неприлично, то он рискует впоследствии потерять возможность пользоваться услугами членов кумовского клана, а то и стать отверженным, скатиться по социальной лестнице. Кстати, не зря местечковые сообщества боятся «залетных отморозков» — те не включены в систему взаимного морального сдерживания и потому несут угрозу кумовской общественной упорядоченности.

Сегодня именно кумовство спасает небольшие сообщества от криминального беспредела. Как бы ни кривились цивилизованные люди по поводу азиятских обычаев российской глубинки, но именно провинциальное кумовство остается единственным, если не последним, моральным предохранителем против тех способов конкуренции, которые применяются в столице.

В Москве нет достаточной плотности кумовских отношений: слишком большое разнообразие интересов, да еще и географически многие представленные в Москве интересы имеют немосковскую прописку, нет чувства сбережения «своего» места и т. д. От этого действуют законы дикой конкуренции: расчистить место, подставить, кинуть, убить «чужого» — не зазорно. А если так, то потом возникает соблазн и со «своими» не церемониться…

В провинциальных кумовских сообществах этого нет и вряд ли появится, потому что «у нас так не принято», «у нас свои обычаи». Как ни парадоксально, эти пресловутые «рука руку моет», «круговая порука», «как не порадеть за родного человечка» — последний рубеж, на котором удерживаются общественные представления о приличии, последний рубеж человечности.

Делай что прилично — и будешь членом кумовского клана и сообщества кумовских кланов со всеми вытекающими отсюда благами и оберегами. Если будешь прилично и подобающе себя вести, то с возрастом будешь подниматься вверх по кумовской иерархии, так как ее верхние этажи естественным образом освобождаются. Размеренный, благообразный и надежно упорядоченный ход жизни, который принципиально не нуждается в юридическом регламенте. Закон такому обществу не нужен! Закон не учитывает человеческий фактор, он сделан для незнакомых между собой людей, он принципиально бесчеловечен.

Закон — это предъявленная форма регламента для сообществ, размеры которых не позволяют действовать кумовскому регламенту. Закон — регламент более крупного сообщества, где все не могут быть знакомы со всеми, пусть бы и через общих знакомых. Поэтому кумовское сознание, в принципе, признает верховенство закона. Но это лишь дань кумовского общества цивилизации. На самом же деле кумовство принципиально противостоит закону, нарушает закон (но «по-приличному»; приличия надо соблюдать!). В своей вотчине (а этой вотчиной остается вся Россия в масштабе местечек) кумовской регламент главнее, потому что ближе к телу — из-за своей человечности, хоть и понимаемой по-азиатски. Такой вот двойной стандарт — закон вроде выше, а кумовской регламент главнее.

Правовой регламент предписывает и карает, традиционный или обычный (основанный на обычаях) регламент тоже предписывает и карает. Правовая мораль судит с точки зрения «законно — незаконно», обычная мораль судит с точки зрения «прилично — неприлично». Где-то посередине, по идее, должна находиться общественная мораль, которая должна удостоверять, с одной стороны, прямую зависимость между «приличным» и «законным», а с другой — прямую зависимость между «неприличным» и «незаконным».

Но если обычный регламент противостоит правовому, то куда склонится общественная мораль? Какими общественными предписаниями руководствоваться человеку, если он видит, что от бандитов, например, лучше защитят кумовские связи (даже с теми же бандитами), чем закон? Если бизнес успешнее делать в соответствии с кумовским, а не правовым регламентом? Социальная практика показывает: эффективно то, что «прилично» по кумовскому регламенту, а не то, что «законно» по правовому регламенту. По полному кругу жизненных проблем кумовской регламент оказывается эффективнее, надежнее и человечнее правового.

Так возникает конфликт, в ходе которого кумовской регламент становится теневым, а правовой регламент просто предъявляется на уровне публичных или политических отношений. Оба института не в силах подчинить друг друга. В конце концов в конфликте правового и кумовского сознания наступает своего рода паритет, устраивающий всех, — правовому сознанию удобно быть фасадным, кумовскому сознанию удобно быть теневым.

Зависимость «теневое реально и эффективно, реальное и эффективное — в тени» постепенно укрепилась. Правовая, «белая» экономика разрушается, а теневая экономика амортизирует для рядового человека последствия этого разрушения. Безумные налоговые и экономические законы, которые в принципе не могут быть подкреплены общественной моралью («законно-прилично-эффективно»), выбрасывают человека на улицу, где его, если он хоть на что-то способен, подбирает теневая экономика, которая дает ему рабочее место на рынке или в банде. Так возникает теневой рынок труда, который питает теневую экономику, с ее теневым налогообложением, теневым оборотом капитала, теневыми «правоохранительными» органами и т. д. Там люди находят спасение от реформ. Как кумовская мораль спасает провинцию от криминальной анархии, точно так же теневая экономика спасает более-менее проворного человека от разрушительного последствия экономических реформ. Если бы не теневая экономика, социальный протест уже давно приобрел бы масштабы революции. Ну а так протестуют только те, кого не пригрело теневое государство, кто пал жертвой государства номинального: шахтеры, учителя, военные…

Так что теневая экономика, произросшая в результате противостояния кумовского и правового регламента, является важнейшим амортизирующим социальным фактором. Она компенсирует моральное и психологическое отставание общества от реформ государственного устройства.

Есть, однако, какое-то ощущение ненормальности всего этого…

Не может, или, лучше сказать, не должно государство быть сиамскими близнецами, из которых один — тупой красавчик на показ Западу, а другой работоспособный урод для внутреннего пользования.