Тогда, в Багио

— Это потому, что солнце стало активнее, оно ускоряет процессы жизнедеятельности, — говорят другие. — Там, где чист воздух, там на землю проникает больше живительных солнечных лучей, а следовательно… — И ссылаются на обследование, проведенное в Кахетии, которое показало, что юные граждане, выросшие в сельской местности, имеют к десяти годам на полсантиметра больше, чем их сверстники, выросшие совсем недалеко, в молодом промышленном городе Рустави.

— Это потому, что в воздухе стало больше отработанных газов, дыма, гари и прочей нечисти, говорят третьи, «всем хорошим» мы обязаны быстро развивающейся промышленности. Легкие вынуждены приспосабливаться, работать энергичнее. Они становятся шире, и грудная клетка шире, а человеку, чтобы носить такую грудную клетку, надо иметь и соответствующие пропорции… — И ссылаются на обследования, проведенные в штате Огайо, которые показали, что дети, выросшие в городе, к одиннадцати годам на полтора сантиметра выше сверстников, живущих в сельской местности.

Из прессы:

«Сложные проблемы взаимоотношений с окружающим миром для юношей нашего поколения теперь возникают гораздо раньше, чем это было сто лет назад. Следовательно, акселерация выдвигает ряд проблем и перед психологами, педагогами, юристами. Ныне дети созревают быстрее. Но в школе и дома мы продолжаем относиться к этому рано созревающему поколению по метрике — как к малым детям».

Этот упрек может быть обращен во множество адресов.

Только не к спорту.

Спорт помог современному подростку показать, как много в нем сил и как безгранично его стремление проявить эти силы, утвердить свое «я». При всем том выяснилось, что раны спортивных поражений, которые в ином, более зрелом возрасте долго напоминают о себе, легко и быстро затягиваются в отрочестве.

Доверившись выносливости, быстрому уму, смелому сердцу и тому, что издавна называлось детской непосредственностью и детской привязанностью, спорт протянул подростку руку. И тот не просто пожал ее. Крепко ухватился за нее обеими руками.

Еженедельник «64» писал об одном молодом человеке шести лет от роду, «единственном представителе детского сада», решившем более 500 шашечных задач и этюдов и занявшем шестое место в общемосковском чемпионате (да, да, чемпионате) школьников младшего возраста. Теперь у этого молодого человека «появилось четыре последователя, младшему из которых пять лет».

Примерам подобного рода нет числа.

Я знаком с врачом и педагогом, которые не очень все это одобряют, ибо «неизвестно, чем это кончится… вот если бы можно было заглядывать вперед…». Знаком с родителями, не знающими, как им быть с рано повзрослевшими детьми. Симпатичны современные папы и мамы, которые видят в спорте не только отдых и развлечение, но и средство подготовки детей к жизненным столкновениям. Чем раньше узнает молодой человек не из книжек, из собственного цыплячьего опыта, что такое проигрыш и что такое выигрыш, что такое точный пас товарища и ловкий удар, что такое одобрение тренера и замечание за нерасторопность, тем лучше.

Нет сомнения, что через пять, через восемь лет появится больше одаренных шахматных мастеров в той области, в том городе, где сегодня учитывают новые возможности подрастающего поколения и используют их толково и бережно в тренировочном процессе.

Нам надо учиться искусству по-новому воспитывать будущего мастера и по-новому его искать.

Сколько же юных талантов надо было высветить, сколько шахматных надежд должно было пройти перед глазами наших организаторов и тренеров, сколько мальчиков надо было испытать в изначальных боях на приз «Белой ладьи», множестве всевозможных шахматных турниров, которые проводят спортивные, пионерские, комсомольские организации, чтобы нашелся такой, как Толя Карпов!

Легко ли со всей определенностью сказать о том или ином молодом шахматисте: вот юноша, в котором зреет талант? Ведь не всякий талант на виду. Сколько печальных примеров знает история, сколько людей не раскрыло свои дарования только потому, что кто-то неверно произносил приговор: не способен, не талантлив, не подходит.

Вспомним, что говорил Чарлзу Дарвину его отец, человек серьезный, убежденный в том, что сын пошел «не по тому пути»: «У тебя только и есть интерес, что к возне с собаками и ловле крыс. Ты будешь позором для себя и своей семьи». Кто слышал о правильном человеке — отце Чарлза Дарвина? Кто не слышал о самом Чарлзе Дарвине, детское увлечение которого стало смыслом жизни?

Вспомним, что говорили о способностях Исаака Ньютона: «Физика и математика не для тебя, найди себе более подходящее занятие».

Вспомним, что говорил достопочтенный профессор университета, в котором учился Вальтер Скотт, о будущем авторе «Айвенго»: «Он глуп и останется глупым».

Вспомним Джонатана Свифта, провалившегося с треском на вступительных экзаменах в университет и получившего нелестный отзыв экзаменаторов… Шведского естествоиспытателя Карла Линнея, который «из-за лености и ограниченности» не был допущен в университет и отдан в обучение к сапожнику. Петра Чайковского, у которого не обнаруживали слуха до четырнадцати лет. Федора Шаляпина, которого «из-за отсутствия слуха» не брали даже в хор.

А вот и более близкие нам примеры. Певца, ставшего народным артистом СССР, в свое время исключали «по причине неспособности» из музыкального училища. О будущей олимпийской чемпионке написали: «К спорту не подходит».

Они нашли в себе силы переломить унижающее, угнетающее «общественное мнение», которое складывалось вокруг них, научили себя работать упорнее тех, кого величали вундеркиндами, так, как работал композитор Пабло Сарасате. Услышав однажды, что его назвали гением, он обиделся и сказал: «Я тридцать семь лет по двенадцать часов в день играл на скрипке, а они объясняют все так просто: гений по рождению».

Как рассмотреть талант, обнаружить его? Трудная и неисследованная эта работа. Многими выгодами для человека, для государства оборачивается каждое точное попадание. А во что обходится каждое попадание неточное или каждый промах? Дано ли нам это сосчитать?

Анатолия Карпова мы нашли потому, что у нас есть целая система раннего выявления шахматных талантов.

Но только и у него было на первых порах немало поводов для раздумий: кто я есть на самом деле? Что могу? На что способен?

В двенадцать лет Анатолий попал на учебу к Михаилу Ботвиннику, бывшему чемпиону мира.

Ботвинник многое ему «дал, научил пониманию шахмат и серьезному к ним отношению, привил уважение к стратегии». А как это содружество начиналось?

Вот что рассказывает Карпов:

— Когда я был включен в шахматную школу юношей добровольного спортивного общества «Труд», которой руководил Михаил Ботвинник, экс-чемпион мира, он, познакомившись с моими знаниями, воскликнул: «Он ничего не понимает в шахматах!» Понятно же, что Михаил Моисеевич, не желая обижать меня, не сказал мне это в лицо. Это были первые слова, которые он сказал о моей игре.

О первой встрече с Карповым Михаил Ботвинник говорил:

— Игра его не произвела большого впечатления, но не следует этому удивляться. Спасский в таком же возрасте играл со мной в массовом сеансе в Ленинграде, и тогда его игра тоже не произвела большого впечатления. Однако это не помешало Спасскому через двадцать лет завоевать звание чемпиона мира. Карпов добился этого за одиннадцать лет.

Теперь комментарий гроссмейстера А. Котова: «Вот так и получилось, что и наставник, теоретик, неповторимый шахматный специалист в анализе позиций, шахматный академик высшего ранга не рассмотрел в юном Анатолии Карпове его природных дарований, давших возможность уже в скором будущем со стремительной скоростью и настойчивостью штурмовать шахматный олимп».

Мне всегда казалось, что одно дело — разглядеть в молодом человеке божью искорку, а другое дело — разгадать его способность напрягать духовные силы. Ведь это не меньший талант — напрягать духовные силы… Заглянем в розовый конверт, который поступил в рукописный отдел Государственного Литературного музея Л. Н. Толстого. Случилось это сравнительно недавно. Письмо было обнаружено между страниц сборника толстовских статей. Оно датировано 23 февраля 1894 года. В письме к И. А. Бунину Лев Толстой размышляет о силе духа, которая становится и силой творчества человека. Говоря о «форме жизни», Толстой утверждает, что «лучше только та, в которой требуется наибольшее напряжение духовных сил, а я думаю, что это напряжение духовной, любовной силы очень нужно… чтобы… не переставая, в мыслях и теле идти вперед…».