Лужа

Наглые, гады. Как будто я ее двадцать раз горячей не ел. «У Ленина» ее таджики готовят — те никогда так не нахамят. Ладно, некогда связываться. Больше никогда у него не возьму! Да ему, впрочем, по барабану.

Белый Локон

Вот, правду люди говорят: «Лужа широкая, а дорога узкая!» Валит навстречу Белый Локон (кличка у него такая) — приятель старый, мужик плечистый, седоватый. В «Трубе» шурует.

— На пятьдесят две штуки с утра наторговал, — хвалится. — На двух машинах с утра товар везли, и то не хватило!

Челнок он, Локон. Челноков чистых в Лужзоне сейчас очень мало осталось, большинство торгашей составляют перекупщики — покупают товар на оптовых базах, на фирмах, у тех же челноков и перепродают. Так хлопот куда меньше. Но, с другой стороны, на базах этих ассортимент товаров хотя и велик, но все же ограничен, и потому многие торгаши продают в Луже одинаковый товар. Возникает сильная конкуренция. А челнок при удаче может привезти из-за бугра товар, которого нет на базах, и тогда он вне конкуренции и король на рынке. А может и наоборот — притащить такой товар, которого завались на базах, и притом по низким ценам. Тогда челнок «попал», разорился. Тут уж как повезет. Просчитать все заранее невозможно.

Эх, не про Локона сказано, а прилепить можно и к нему: «Скоро ты узнаешь в школе, как архангельский мужик по своей иль Божьей воле стал разумен и велик». Ну, может, и не очень-то велик, а все же… Родился он в глуши Архангельской области, мотала его жизнь и по Молдавии, и по Одессе, а вынырнул в Москве, разумеется лимитчиком, на заводе вальцовщиком работал. Водки не пил ни грамма. Долго ли, коротко, грянула перестройка и демократия, кинулись люди воровать, а простому работяге украсть толком-то и ничего. И стал Локон челноком, в Китай начал ездить. В те странные, такие близкие и такие далекие уже времена челноки имели бешеную прибыль — часто «по десять концов» (вложил в поездку тысячу долларов — получил десять тысяч). Главная проблема состояла в том, где взять эту первую тысячу. Занимали где можно под страшные проценты. Была и еще одна проблема: «поехать — купить — привезти товар в сохранности» — дело-то новое, незнакомое. А «продать» — не было такой проблемы: на московских рынках тогда уходило все, что ни дай, уходило «со свистом», без разбора. Однако в середине девяностых годов челноки стали сталкиваться на рынках с робкими, неслыханными прежде разговорчиками «о качестве» и отнеслись к ним с презрением. И просчитались. Некачественную китайскую продукцию вскоре брать перестали. Многие челноки «сошли с дистанции».

Не то Локон. Вовремя сориентировавшись, он перенес свою закупочную деятельность из Урумчи, откуда в то время челноки везли в основном некачественный товар, в Пекин, где продавался товар хорошего качества, и удержался на плаву. Кризис семнадцатого августа он встретил с полнейшим равнодушием — не сделал ровным счетом ничего необычного и как ездил в Пекин да торговал, так и продолжал ездить да торговать. И кризис этот был ему как с гуся вода, а очень многие челноки разорились.

Челночная деятельность идет у него по накатанной колее, но так сказать — ничего не сказать. Покупать товар в Пекине на рынке Ябао-Лу — не бумажки в конторе с места на место перекладывать, здесь ум нужен. Почему перчатки-дутыши у китайца Леши дороже, чем точно такие же у Косого или у Продажной, а опытный челнок все равно у Леши берет? Потому что опытный челнок знает, что Леша торгует честно: закажешь у него пять тысяч, он и привезет пять тысяч, и притом именно тех, о которых договаривались. А Косой или Продажная привезут пар на двести-триста меньше, или подделку (перчатки, похожие с виду, но гораздо худшего качества; проще сказать, «левые»), или брак, или все это пополам с настоящими, или вообще черт знает что — вариантов здесь великое множество; жульничать китайцы умеют, как никто другой. А ты поди проверь, пересчитай все это на тесном челночном складе, где болтаются десятки челноков и бог знает каких китайцев, постоянно подвозят и увозят товар, освещение исходит от пятнадцатисвечевой грязной лампочки и постоянно вываливают из мешков и пересчитывают свой товар другие челноки! Только бы усмотреть, как бы кто чего не упер! Так что с Косым этим в лучшем случае время потеряешь (а время в Пекине очень дорого), в худшем — купишь левый товар или один брак.

Почему Локон берет детские комбинезоны на синтепоне только у Коли-Заики? Да по тому же самому. В других местах, где супервыгодные цены, будет или низкое качество, или брак, или левый товар. Обязательно будет! Несмотря ни на какие клятвы, заверения, честные глаза продавцов. Привезут совсем не то, что демонстрируется на витрине. Проверено годами, удостоверено многочисленными шишками, которые набили себе челноки в погоне за очень выгодными ценами. «Не гонялся бы ты, поп, за дешевизной» — на рынке Ябао-Лу это вполне относится к челнокам.

Умение покупать товар в Китае и умение породавать его в Луже — совершенно разные вещи. Продавать товар Локон совершенно не умеет и не хочет уметь: во-первых, он не двужильный, а во-вторых, на то есть Мамуля. Мамуля — наоборот: умеет продавать, а покупать в Китае совершенно не умеет. Раз заслал ее Локон в Пекин, так один только грех вышел: никто ее там не надувал (случай такой дивный), а сама доброй волей накупила такого, что до сих пор продать не может (а это уже само по себе удивительно).

Мамуля состоит продавцом у Локона, и очень хорошо, каждый на своем месте должен быть. Хороший товар, хороший продавец — что еще нужно, чтобы достойно встретить старость?

В Луже отношения между хозяином товара и продавцом могут строиться по-разному. Бывает, что хозяин платит продавцу твердую зарплату, скажем сто пятьдесят — двести рублей в день, а продавец обязан продавать товар строго по цене, указанной хозяином. Такая схема неэффективна — продавец не заинтересован в конечном результате: много продал или мало, зарплата одинаковая. Все зависит от добросовестности продавца, а сейчас мало добросовестных.

Большинство хозяев стремится заинтересовать продавца — платит ему твердый процент от дневной выручки: чем больше продал, тем больше получил. В ходу и прогрессивный процент: наторговал на десять тысяч — получи полтора процента (сто пятьдесят рублей); наторговал на двадцать — получи сто пятьдесят с первой десятки и три процента (триста рублей) со второй, а всего четыреста пятьдесят рубликов.

У Мамули с Локоном договор особый: хозяин оплачивает торговое место, платит грошовую зарплату-гарантийку — тридцатник в день и подвозит на своей машине товар в Лужу. Товар же дает Мамуле «на реализацию» — объявляет свою цену, а она вправе продавать дороже. Но так, чтобы товар все же продавался быстро. Это разумно: Мамуля умеет продавать и ориентируется в постоянно меняющихся лужниковских ценах лучше Локона.

В пик сезона Мамуля может заработать и полторы, и две тысячи в день. Казалось бы — много, но сколько лет ушло, чтобы этого добиться! Года три-четыре. Оптовика «шалого», болтающегося от одного продавца к другому, «прикормить», сделать своим постоянным покупателем не так-то просто. Не месяц и не два пройдет, прежде чем удастся «уболтать» его, что здесь товар самый дешевый и качественный среди аналогичного, что именно он и есть самый ходовой, а в других местах все левое, или «остатки» (этого люди пугаются), или «там все китайское», или еще какое угодно, но в любом случае очень сомнительное.

Но вместе с тем надо уметь «держать характер» — Мамуля это блюдет неукоснительно, любые просьбы о снижении цены бесполезны, не сбавит ни копья. Особо назойливых она просто посылает на три буквы, за ней это не заржавеет.

Полторы штуки в день — неплохо, но ты пойди померзни в холод, помокни под дождем, поворочай мешки тяжелые с товаром! А пройдет сезон — спроса не будет, а ты все равно сиди, мерзни-мокни-ворочай мешки практически бесплатно, Локону товар продавать надо, не оставлять же его себе! Да еще плати за вход с товаром в Лужу, за его хранение, за то за се, штрафы всякие, наконец! Все из своего кармана, Локона это не трясет. Так что полторы-две тысячи в день в пик сезона — это не много. Это нормально. Ладно, с Мамулей ясно, у нее лишних денег нет. А вот Локон — он богатый? Черт его знает, наверное, не очень. За десять почти лет челночества слишком больших денег явно не накопил (да честно разве большие деньги наживешь?), как и большинство челноков. Но, конечно, и не беден: есть кое-что в загашнике и еще туда откладывает, «чтобы, — говорит, — было куда на старости лет голову приклонить».