Ничего себе Россия

Вот что бывает, когда производители искусства договариваются с экспертами (критиками)! Пока что мы имеем только одну область, где это произошло - и вы гляньте, какие результаты. Вопросы смысла, ценности и мастерства упразднены, и легкие как воздух, свободные от всего «художники» имеют только одну задачу: удачно присоединиться к хорошей распилке каких-нибудь бюджетов. Представляю, как убивается какой-нибудь Кирилл Серебренников, которому, для того, чтобы считаться театральным режиссером, надо по старинке читать классические пьесы, воя от скуки, придумывать плохонькие, но мизансцены и т. д. А вот тут же, рядом, резвятся люди, которым давно ничего такого не надо совсем! Берешь двух человек, сажаешь в клетку, пишешь «Брокеры» (Джанни Мотти, Италия), и вот тебе оригинальный арт-жест. Или приклеиваешь рядом три кино-хлопушки - и вот тебе триптих «Съемки фильма» (Вадим Захаров, Россия). Чисто, хорошо. Когда с критиками договорятся и писатели, и театральные деятели, подобная божественная легкость наступит в искусстве повсеместно, я вас уверяю!

На все три этажа выставки - одна только работа мне поправилась, «Отражение в воде». Десятиметровый в длину белый керамический рельеф, вос производящий очертания какого-то призрачного, фантасмагорического города из рыбьих хвостов и силуэтов кораллов, отбрасывал вниз причудливую тень и делал честь изобретательности и чувству красоты художника. Конечно, это был китаец, Лю Дзяньхуа! В русской тоске я опять подумала, что китайцы победят. Даже среди кривляния «современного искусства» они отличились терпеливым мастерством и фантазией… А так - удивительное однообразие. Все те же произвольные пятна и клочки, неаккуратно приделанные к холстам. Та же игра со знаками общества потребления (рекламой и т. д.). Скучно до головной боли - и кстати, многие посетители выставки жаловались на утомление, выходя. «Веселое надувательство» веселило только самих участников.

Если бы всю эту «современную» чушь выбрасывали или раздаривали желающим после окончания выставки, то и ладно бы. Но куда там - ее сволакивают в «музеи современного искусства» (только в Москве их штук пять!), пишут о ней книги, осваивают под нее огромные деньги. И потому «современное искусство» остается неизменным сорок лет. По существу, нет ничего более старомодного и обветшавшего, чем оно. И эти произвольные корчи на что-то претендующих эгоцентристов-«художни-ков» уже находятся в вопиющем противоречии с развитием цивилизации.

Скажем, в таких местах, как башня «Федерация», символизирующих запоздалый, и оттого еще более яростный русский урбанистический раж, совершенно не место «современному искусству». Здесь место искусству высоких технологий - голографии, светописи, компьютерной графике и т. п. - которым бы занимались настоящие мастера.

А ничего не умеющих аферистов пора выметать из пафосных мест. Им нечем занять внимание зрителя - а внимание современного зрителя нынче дороже золота, его мало, и добывается оно из глубин утомленного мозга с трудом.

ПТИЧКАБОРЯИЕЕЗВУКИ

Удивительным тиражом в пять тысяч экземпляров издана книга «Птичка. Живой звук», и удивителен этот тираж потому, что таким тиражом издают обычно интеллектуальную некоммерческую литературу. А перед нами нечто вроде автобиографии личности, которую трудно заподозрить как в гипертрофии интеллекта, так и в отсутствии коммерческой жилки. Уж из смутных новых времен эта личность извлекла максимум пользы для себя… Короче говоря, «Птичка» - это книга о Борисе Моисееве.

Проходит ли Борис Моисеев вообще по моему «ведомству», то есть относится ли его деятельность к области культуры - это, конечно, вопрос. Хотя в разделе «массовая культура», в рубрике «казусы» ему вполне может найтись место. Но перед нами не шоу, не эстрада - перед нами книга, с прологом и эпилогом, в триста девятнадцать страниц, и главный герой ее - заслуженный артист России. Почему ж это вдруг и не культура? Она самая, родная до боли.

Книга состоит из двух неравнозначных частей. В одной описывается, как некий литератор полу чил задание написать книгу про Бориса Моисеева и едет в Крым знакомиться со своим героем. Побывав на аншлаговых концертах, увидев, как певца обожает публика, и поговорив с ним по душам, литератор меняет свое изначально предвзятое отношение к артисту и проникается к нему сочувствием, нежностью и подобием уважения. Это написано безобразно. Однако текст «негра» прерывается роскошными вставками - монологами Бориса Моисеева. И вот это - нечто изумительное.

Вот вам на пробу - о Сергее Звереве: «Считал и считаю его очень талантливым парикмахером. Но вдруг ему кажется, что все - он стал героем! А помнишь, когда ты стоял возле кресла, сам нечесаный, немытый, непобритый, «не сделанный»? Это сейчас ты надул губы, побрился и играешь в большую поп-диву… Все это - пшик! Не забывай, что жизнь - бумеранг! Но самое страшное, что это еще не|конец его гибели. Это начало. Он этого не понимает. Потому что слабо выражены мозги. Вот та серая масса, которая у него в голове, слабо реагирует на движения людей…»

Согласитесь, это неплохо: и темпераментно, и остроумно. Таких живых местечек в книге немало. Собственно говоря, все монологи Моисеева производят впечатление большой живости, реактивности автора. Конечно, речь его по-уличному вульгарна, но крайне характерна и образна. Перед нами «сам-себя-сделавший человек», выбившийся из социальных низов, из города Могилева, из коммуналки. «Я лазил по кастрюлям и воровал жратву. Тогда я научился есть все! Вареный лук. Вареную морковь. Кусок курицы. Любой кусок. Мне было по хрен!.. Оттуда, как из жуткой трясины, не было выхода. Как я вырвался?!»

Стремительному движению активного советского мальчика-танцора, через Минск, Харьков и Каунас добравшегося до Москвы, а в Москве - до самой Аллы Пугачевой, трудно не сочувствовать. Герой, чтоб пользоваться сочувствием, должен двигаться - закон жанра. Единственная проблема подстерегает читателя этой книги - она как бы автобиографическая, а потому то и дело вызывает некоторые крупные сомнения насчет достоверности фактов.

Моисеев говорит, что мама его была еврейская красавица («Я весь в нее!»), работавшая на кожевенном заводе. Однажды мама спасала его, маленького, случайно попавшего в барабан, и ей перерубило пальцы. Но в дальнейшем пальцы вроде как отрастают. К тому же в книге помещена фотография мамы, и если так выглядят еврейские красавицы, то Моисеев - Элвис Пресли. Потом оказывается, что маму убили глухонемые, которые ошиблись квартирой…

Потом Моисеев настойчиво утверждает, что он не гей и никогда им не был. Потом сообщает ряд фактов, из которых следует, что под словом «гей» наша «птичка» подразумевает явно не то, что мы. «Я пытался создать с мужчиной семью. Были попытки. Но они заканчивались трагедией». «Да, я, так скажем, встречаюсь с молодым человеком. Уже много лет встречаюсь. Он женат, у него дети. Но мы встречаемся. Нет! Просто нет грязи в этой любви. Здесь другое - здесь нужда!» На этом месте читатель понимает, что он решительно запутался. А когда он знакомится с историей о том, как Моисе еву в Америке, прямо на улице, предложили играть П. И. Чайковского, но он, прибыв в Голливуд, подумал-подумал и отказался - наступает некоторое прозрение…

В книге много смешного - заслуженный шут России опять сумел позабавить свою публику. Но правда жизни тут ни при чем. У Моисеева есть хорошее чутье на работу с мифами, на провокацию, на пиар. Его образ - это пошлость, доведенная своей космической концентрацией уже чуть ли не до искусства, это фантастический комический мираж. Когда я вижу любой клип Моисеева, мне всегда кажется, что этого не может быть. Таких нарядов не может быть, таких текстов не может быть. Это нам снится все. И книга «Птичка, Живой звук» - фрагмент этого сна: Отчасти кошмарного, отчасти забавного, но созданного из особого вещества. Так какой достоверности, прости Господи, ждать от этрго сочинения?

Оно тоже часть сна, сна о нашей стране, о нашей культуре, о пашей эстраде. Сна о наших популярных певцах - исключительно живых и неугомонных птичках. А они, долетев из провинциальных коммуналок до шикарных столичных гнездышек, обычно - на радостях - издают разными своими отверстиями исключительно живые, понятные массам звуки.