Избавься от кошмаров прошлой жизни

Я помню, что ещё в юности, иногда, когда я выходила из помещения на улицу, слезились глаза, была какая-то неловкость от яркого света. В детстве, когда я ездила отдыхать на море, мама всегда, смеясь, говорила, что мои голубые глаза становятся фиолетовыми. Голубой цвет глаз сливался с воспаленными красными веками. Воспаление возникало от бликов на воде.

Жили мы с мамой в коммунальной квартире. Комната была крошечной. Я всегда испытывала чувство загнанности, и мне хотелось простора. В пятилетнем возрасте испытала страх, когда в игре нужно было залезть в трубу, которая проходила под дорогой. Все дети пролезли, а я не смогла. В песчаном карьере мои сверстники делали проходы и строили дом из нескольких комнат. Я же выкапывала только ямку, из которой можно было выглядывать. Однажды игру прекратили взрослые - после того, как одну из девочек засыпало обвалившимся песком и её пришлось откапывать".

p 1641 год. Море. Очень жарко. Район экватора. Полный штиль. Корабль. Паруса повисли. Море сверкает бликами. Я вверху, на мачте. Я, наверное, впередсмотрящий. Мне сорок шесть лет. Нет, я лоцман. Ничего не вижу. Все сливается. (У меня слезы текут градом. Где мои салфетки?) Парусник или шхуна, похожая на ту, которая была в фильме "Дети капитана Гранта". Это грузо-пассажирское судно. Мы везем зерно, оно в трюмах, в Индию. Вижу палубу. Не очень новые, белые, надраенные доски. У меня тревога на сердце. Там впереди - рифы. Я знаю, что штиль - это предвестник бури. Глаза напряжены. (У меня заболела голова.)

p 1882 год. Германия. Я маленький мальчик. Меня зовут Карл. Мне около пяти лет. Со мной маленькая девочка, чуть постарше. Ее зовут Берта. Мы одеты очень нарядно. Взрослые устроили пикник на траве. Смех, шутки. Рядом какая-то пещера. Мы прячемся от взрослых. Лаз узкий. Мы уходим вглубь и упираемся в стену. Дальше хода нет. Застряли. Мы пытаемся пойти назад и снова натыкаемся на стену. Не знаем, где выход. Темно. Страшно. Ужас. Задыхаемся. Хочется кричать, но не кричится.

Мы заперты. Где-то голоса. Нас ищут. Мы идем на звук голосов. Впереди свет.

Респондент вдруг замечает, что последнее событие прошлого она проходила, когда обратилась ко мне по поводу геморроя, мучившего её около 20 лет и который ей предлагали прооперировать: досаждали частые обильные кровотечения. Я её спросила: "Кстати, как ваш геморрой?" Она ответила: "Да я о нем вообще забыла".

Этот случай приведен для того, чтобы показать, какими возможностями обладает наш биокомпьютер. Он по запросу самого человека выдает те картинки, которые нужны для решения именно конкретной проблемы. Винер со своим изобретением перед совершенством биокомпьютера, образно говоря, может отдыхать. Перекрестные события прошлого высвечивают сразу несколько проблем, которые возникают у человека в настоящей жизни.

Прошлые жизни - это дирижер настоящей.

Озарение пациента

"Спартак" - чемпион

Ад есть невежество.

Будда

Из большого количества материала по прошлым жизням и связям этих жизней с настоящим я выбрала именно этот, потому что недавно закончился чемпионат мира по футболу. Сборная России очень быстро выбыла из игры. В нашей семье это бурно переживалось, и так случилось, что именно тогда ко мне обратился отец Олега с просьбой помочь сыну. Олег с детства страдает хроническим насморком и все время ходит с носовым платком. Это доставляет ему большие неудобства, да и родители, по профессии врачи, мать - терапевт, отец - невропатолог, испытывают душевный дискомфорт при непрерывных сморканиях сына.

Олег - шестнадцатилетний, высокий юноша, слегка склонный к полноте. Лицо одутловатое, маскообразное, без каких-либо признаков мимики. При разговоре стереотипно морщит лоб. Из рук не выпускает платок и все время сморкается. Нос слегка искривлен влево.

В возрасте пяти лет Олегу удалили аденоиды, а в восемь лет операцию пришлось повторить, потому что дыхание через нос снова было затруднено. Олег ходил с открытым ртом, выделения из носа были обильными, на уроках был невнимателен, - в мозг поступало недостаточное количества кислорода. Олег сразу сказал, что он снова хочет оперироваться. Мама тоже на этом настаивает, а вот папа предложил обратиться ко мне. У папы был опыт общения со мной по его собственным проблемам. Я поняла, что аденоидные разрастания и, как следствие, хронический насморк у Олега - это не самостоятельное страдание, а проявление глубоких душевных расстройств. Я не буду подробно останавливаться на том, как Олегу удавалось успешно перекидывать мостики между настоящим и прошлым, чтобы из подкорковых структур вытащить на уровень осознания причины многих его душевных переживаний. А вот поделиться с отоларингологами-хирургами, мамами и папами тем, что может испытывать ребенок, которому производят эту, по технике исполнения простую, но очень кровавую операцию, считаю необходимым.

p Мне пять лет. Отец крепко держит меня на руках. Я испытываю бессилие, злобу и ненависть к нему. Мне восемь лет. Меня привязывают к креслу. Страшно. Злоба и ненависть ко всем. И в том и другом случае одни и те же ощущения: внутри что-то медленно ломают.

И это все записывается в биокомпьютере и с этим предстоит дальше жить: злость, ненависть к отцу и ко всем.

Олег очень любит маму. Она для него авторитет. Не может только он простить ей одного: в детстве она не отдала его в секцию футбола. А он ведь её умолял об этом, стоя на коленях. Но тогда в моде был большой теннис. Помните события не так давно минувших лет, когда этот вид спорта был президентским и очень развивался в нашей стране. О занятиях большим теннисом Олег вспоминает с чувством раздражения. Бегали толпой по тесной Малой арене Лужников. Вот и все впечатление. А потом все естественно кончилось. Президента переизбрали. Но мама уже не вмешивалась в спортивную жизнь сына. Он стал играть в школьной футбольной команде вратарем. Когда он рассказывает о себе как о вратаре, его лицо - до этого застывшее, без признаков душевных переживаний - оживляется. Все сейчас складывается как бы хорошо. Но Олег жалеет, что у него уже нет шансов стать профессиональным футболистом, потому что время упущено.

Свою любовь к футболу он ощутил в возрасте одного года. Он помнит, как стоит на плохо слушающихся ножках в кроватке и хнычет, просится "на ручки". Рядом, на тумбочке, телевизор. Отец смотрит футбол. Малыш слышит шум на трибунах. У него возникает чувство восторга, он перестает хныхать и пытается поднять ножку, чтобы пнуть. И ещё одно яркое детское впечатление, связанное с футболом. Когда ему было пять лет, дедушка привел его на стадион на футбольный матч. Это ощущение стадиона, крики болельщиков настолько поразили его, что он стал бредить футболом. И сейчас, когда он возвращается мысленно в эти события, он понимает, что пятилетним ребенком почувствовал, что когда-то очень давно он уже был на футбольном поле.

p 1910 год. Англия. Лондон. Несовременный, крытый, деревянный стадион. Люди на трибунах одеты так, как одевались в начале века. Стадион полон. Я простолюдин, сижу на задних рядах. Мне около двадцати лет. На мне брюки серого цвета, простая белая рубашка и кепка в клеточку. На ногах недорогие черные ботинки. В руках платок. У меня насморк. Нос у меня тоже на боку. Идет игра. Игроки команды, название которой начинается на букву "Л", одеты в бело-красные рубашки, полоски вертикальные, трусы ниже колен. Гетры красно-белые. Высокие бутсы. Игроки другой команды, название которой начинается на "Д", одеты в белые рубашки, черные трусы, черные гетры с полоской сверху. Я здесь уже не первый раз. Выигрывают красно-белые. Я кричу, чувствую душевный подъем, возбуждение. Выигрывает команда, за которую я болею.

p Опять стадион. Трибуны полупустые. Игра между моей командой и командой, игроки которой одеты в зеленые майки, белые трусы и зеленые гетры. Я чувствую досаду. Моя команда играет плохо. Из носа начинает течь сильнее. Это такая же досада, которую я испытываю, когда проигрывает "Спартак", за который я болею. Ой, да они тоже красно-белые. А то мы всегда дома удивляемся, почему я болею за "Спартак", папа за "Локомотив", а дедушка за "Динамо".