Фашизофрения

И именно поэтому отношение украинского общества сразу после 1991-го и в начале 90-х годов к ОУН-УПА было гораздо более терпимым, чем сейчас. Тогдашнее отношение было следствием советской пропаганды и слабой еще пропаганды самих националистов.

Но потом, когда граждане познакомились с фальсификациями «независимой» антисоветской пропаганды, которая по содержанию лжи на миллиметр текста превосходит все самые одиозные советские образцы; когда украинские граждане получили возможность узнавать не дозированные, но всефакты геройств оуновцев, в том числе и скрываемые прежде советской пропагандой, — получилось то, что имеем сейчас.

Не нужно обманывать самих себя: на составление в массовом сознании реальной картины советская пропаганда имеет исчезающе малое влияние. Сегодняшняя картина является результатом открытости современного мира.

Сегодня люди ездят по миру и могут покупать книги, не издаваемые в своей стране. Они смотрят спутниковое телевидение и плюют на цензуру нацсоветчиков ^{59} . У наших современников есть Интернет, в котором каждое слово становится хотя бы кем-то услышанным.

В современном мире многие старые поговорки и цитаты звучат уже в прямом, а не переносном смысле. Что написано пером — не вырубишь топором, даже таким, каким националисты убили Ярослава Галана. Рукописи сегодня реально не горят, — даже в кострах, разводимых подручными Геббельса или нынешними укропропагандистами — в библиотеках, где еще сохранились изданные при Советской власти книги.

«Никогда еще идиоты не щадили книг», — писал Анатолий Кузнецов о временах оккупации Киева гитлеровцами. Не щадят и сегодня в странах победивших «оранжевых революций» (о чем у нас еще будет повод вспомнить).

Потому что идиотам ведь скучно бесконечно выламываться друг перед другом. Рано или поздно приходит недоумение, а за ним и злость: отчего это нормальные люди к ним, идиотам, не подходят, и ими, идиотами, не интересуются? И тогда рождается страстное желание превратить в идиотов всех. Им наплевать, что из умных и любознательных мальчиков и девочек они сегодня воспитывают профанов, изучающих вместо истории — мифологию.

Потом, когда (и если) эти мальчики и девочки выберут историю своей профессией и поедут продолжать учебу, безразлично, хоть в Европу, хоть в Россию, хоть в США, — им придется начать с того, чтобы забыть, чему учили их в украинских школах и «вышах» ^{60} .

Но это уже будет личной проблемой студента. А украинский «урядник» (член «уряду» и вообще правящий слой) — существо смелое, его проблемы украинских студентов не пугают. Ему вообще на все плевать — кроме тех денег, которые благодарные визитеры в его кабинете «напосевают» ^{61} . Все остальное ему неинтересно. Он будет врать «на голубом глазу», совершенно не заботясь даже о том, чтобы его ложь звучала правдоподобно.

Я не удивлюсь, если они завтра объявят советским пропагандистом и Бульбу-Боровца — ярого националиста, всю жизнь боровшегося с «Совитами», создателя первой вооруженной организации под названием УПА, у которого бандеровцы украли это название, а многих бульбовцев Служба безопасности ОУН Бандеры казнила разными зверскими способами. Ведь это «советский пропагандист» Бульба-Боровец называл бандеровцев ризунами(от слова «резать»), сокирниками(«сокира» — топор), путярами(вешателями).

И Тарас Боровец, националист и антисоветчик, винил бандеровцев не в том, что они убивали русских, поляков или евреев. А в том, что массово убивали своих же украинцев, только за то, что те вступали в колхозы, читали советские газеты, проводили в села радио и открывали фельдшерские пункты и школы.

«Диктатура сумеречного идиотизма…»

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 1. Фашизм — это либерализм, загнанный в угол

Каждый либерал верит в свои святые принципы: свободу частной инициативы и частной собственности, благотворность конкуренции и в то, что «побеждает сильнейший». Разумеется, при этом либерал также верит и в нерушимость законов и в то, что побеждать сильнейший должен исключительно в их рамках, этично, а по возможности еще и эстетично. Побеждать красиво.

Ну а если красиво не получается — идеалам приходится слегка потесниться. Ибо главное — побеждать, при возможности честно и законно, но а коль не получается… Тогда этика с эстетикой слегка ужимаются.

И тогда либерал начинает твердить, что если законы неправильные — они могут не исполняться и более того, не должны исполняться. Если бизнес не может развиваться, не давая взяток, то… С точки зрения законопослушного человека, это означает, что бизнес не должен развиваться, ибо взятки давать незаконно.

Но с точки зрения либерала это означает, что приходитсядавать взятки, потому что в его мировосприятии шоу должно продолжаться бесконечно, то есть бизнес должен развиваться, это святое, а закон в данном случае можно и нарушить, это неправильныйзакон.

И на этой почве либерал всегда сходится с мещанином. Именно поэтому такие рафинированные, во многом не от мира сего либералы, как Андрей Сахаров, Гавриил Попов и Анатолий Собчак, стали общепризнанными вождями мещанской, кухоннойреволюции 1991 года, которая разрушила СССР.

Кстати сказать, неотмирностьвовсе не предполагает, что господа либералы не знают, с какого конца кушают колбасу. Право некоторыхжить лучше прочих— это тоже святой принцип либералов, гораздо более святой, чем нерушимость законов.

И потому стремление к идеалам никогда не мешало либералам, становясь мэрами городов, создавать свои эксклюзивные винные погреба, превращать Ленинград в «бандитский Петербург», а известному защитнику прав малых народов на этнические чистки русских — возвращаться с Кавказа с целым вагоном подарков от гостеприимных горцев.

И именно потому уже в 90-е годы от насквозь проверенных всеми международными фондами гуманистов мы слышали слова, казалось бы, звучавшие диссонансом ко всем их прочим и главным речам. О том, например, что Моисей водил свой народ по пустыне сорок лет, чтобы умер последний, помнивший рабство. И как следствие, экстраполяция на нашу современную реальность — все помнящие советское рабство тоже должны вымереть.

И ключевое слово тут — вовсе не «рабство», и даже не ненавистное большинству модернизированных и вестернизированных сограждан слово «советский», которое они предпочитают заменять на «совковый». Ключевое слово здесь — вымереть. Рассуждения примерно таковы: многие носители чуждых для нас (не важно каких!) взглядов должны вымереть ради того, чтобы остальным, немногим, избранным — стало жить лучше и красивее.

Чем более либерал ограничен в своих главных идеалах — обогащаться и жить лучше прочих, тем более он близок к фашизму.

Почему сегодня у нас — в России, на Украине — многие слова дискредитированы, утратили свое положительное содержание? Например, «демократия», буквально — власть народа, что же тут плохого? С такимсодержанием термина найдешь мало желающих спорить. Но при этом само слово стало с 90-х годов чуть ли не ругательным.

Это произошло благодаря не теории, а практике реформ, скажет большинство из нас. Подразумевается, что теория была правильная, но ее загубило корявое исполнение. Многие до сих пор верят, что это так — как кабинетный теоретик Пфуль в романе «Война и мир» верил в то, что его планы идеальны, а то, что они всегда проваливались, объяснял тем, что исполнители отступали от их точного исполнения.

Такое объяснение будет поверхностным.

Главное заключается в том, что понимать демократию как власть народа правящие давно уже не хотят. Ни те, которые в концепции Вильфредо Парето называются «элитой лис» и к власти только стремятся, ни те, которые зовутся «элитой львов» и власть уже имеют.