История русской словесности. Часть 3. Выпуск 1

Мазепа.

Мазепа, въ отношеніяхъ къ Маріи и къ Петру, представленъ эгоистомъ, который ради своихъ личныхъ радостей и личнаго счастья, готовъ жертвовать другими. Въ этомъ отношеніи, и Марія, и Петръ оттѣняютъ собою этотъ эгоизмъ Мазепы, — Марія — своей самоотверженной любовью, Петръ — своимъ пониманіемъ общаго блага и неизмѣннымъ служеніемъ этому благу. И потомство расплатилось съ хищнымъ эгоизмомъ Мазепы, — его проклинаютъ въ церквахъ, тогда какъ трогательный образъ загубленной имъ дѣвушки сдѣлался предметомъ народныхъ пѣсенъ, a въ честь Петра воздвигся монументъ.

Отношенія Пушкина къ своему герою.

Въ обрисовкѣ характера Мазепы Пушкинъ не пожалѣлъ мрачныхъ красокъ. "Однакожъ, какой отвратительный предметъ! — восклицаетъ онъ, всматриваясь въ образъ своего героя: ни одного добраго, благосклоннаго чувства! ни одной утѣшительной черты! Соблазнъ, вражда, измѣна, лукавство, малодушіе, свирѣпость!" У Пушкина это единственный образъ, для котораго поэтъ не нашелъ ни одной симпатичной черты. Объясняется это, быть можетъ, тѣмъ, что онъ долго не всматривался въ дуiу Мазепы, a написалъ ее подъ вліяніенъ «думъ» Рылѣева, [70] — тамъ Мазепа представленъ безпросвѣтнымъ злодѣемъ-титаномъ. И это увлекло Пушкина. "Сильные характеры и глубокая трагическая тѣнь, набросанныя на всѣ эти ужасы, — вотъ, что увлекло меня — говоритъ Пушкинъ. «Полтаву» написалъ я въ нѣсколько дней, далѣе не могъ бы ею заниматься и бросилъ бы все!" Послѣднія слова очень характерны, — они свидѣтельствуютъ о томъ, что долго въ героевъ «Полтавы» Пушкинъ не вдумывался, не изучалъ ихъ, что написаны они «порывомъ», вѣроятно, подъ вліяніемъ Рылѣева. Если бы поэтъ самъ подошелъ къ этому образу, онъ, конечно, избѣжалъ бы слишкомъ неопредѣленныхъ и, въ то же время, сплошь темныхъ красокъ въ описаніи Мазепы. Поэтъ не обрисовалъ бы героя такими общими чертами:

Повторяя характеристики, сдѣланныя Рылѣевымъ, Пушкинъ называетъ Мазепу «неукротимымъ», "старикомъ надменнымъ", "дерзкимъ хищникомъ", «губителемъ», "Іудой", "злодѣемъ", «скрытнымъ», съ душой «коварной», «мятежной», «ненасытной»… Слѣдуя за Рылѣевымъ, онъ разсказываетъ о "черныхъ думахъ" Мазепы, объ его "злой волѣ", объ "угрызеньяхъ его змѣиной совѣсти", объ его терзаньяхъ какой-то страшной пустотой, о томъ "кипучемъ ядѣ", который переполвяетъ его сердце. Въ описаніи наружности Мазепы Пушкинъ не щадитъ такихъ же красокъ: y Мазепы "блестящій", "впалый взоръ"; онъ «суровъ», "блѣденъ", «угрюмъ», онъ "молча скрежеталъ", y него "коварныя сѣдивы", онъ "сверкаетъ очами". Стремительность его неукротимаго духа и y Рылѣева, и y Пушкина выражается въ томъ, что Мазепа постоянно то «мчится», то «несется» на конѣ. Однимъ словомъ, въ лицѣ Мазепы Пушкинъ изобразилъ довольно шаблоннаго романтическаго злодѣя; только прекрасная сцена разговора его съ Маріей смягчаетъ этотъ напыщенный и неестественный образъ.

Петръ.

Неизмѣримо выше, въ художественномъ отношеніи, обрисованъ образъ Петра, выношенный въ душѣ поэта, давно имъ любимый, имъ изученный и понятый… Чтобы обрисовать Петра, ему не пришлось обременять его образъ громкими эпитетами, — онъ нарисовалъ только два момента: въ его настроеніяхъ — 1) на полѣ полтавской битвы — и 2) пирующимъ послѣ побѣды. Въ первомъ случаѣ передъ нами замѣчательное описаніе внѣшняго облика императора. Это описаніе реально, правдиво, — и, въ то же время, оно полно божественной красоты. Десятки эпитетовъ, которыми Пушкинъ надѣлилъ Мазепу, желая представить его титаномъ зла, блѣднѣютъ передъ слѣдующими немногими строками:

Въ этихъ словахъ Пушкину удалось представить Потра «полубогомъ», создать ему апоѳеозъ, не прибѣгая къ искусственвымъ романтическимъ эффектамъ.

Другой моментъ въ настроеніяхъ Петра — ликованіе его по поводу побѣды:

Это — торжество великаго человѣка, празднующаго не свою личную удачу, a новую эру въ историческихъ судьбахъ своего народа. Оттого такимъ величіемъ и спокойствіемъ полна его радость. Здѣсь нѣтъ мѣста мелкому тщеславію, эгоизму, злорадству. Оттого въ своемъ шатрѣ онъ угощаетъ не только своихъ вождей, но и чужихъ-

Петръ, Карлъ и Мазепа.

Передъ этимъ величіемъ государя, постигшаго духъ своего народа и прозрѣвшаго его великія задачи, жалкими кажутся эгоистическое тщеславіе и честолюбіе Карла и Мазепы… И судьба покарала ихъ за то, что они служили, прежде всего, себѣ, своимъ желаніямъ… Изъ царскаго шатра, въ которомъ царитъ чисто-олиипійское величіе и радость, поэтъ ведетъ насъ въ "глушь степей нагихъ": тамъ -

Они бѣгутъ, "поникнувъ головою", бѣгутъ навстрѣчу смерти и невѣдомымъ могиламъ въ чужомъ краю…

Смыслъ поэмы.

Весь смыслъ поэмы раскрывается въ эпилогѣ:

Такова судьба великихъ людей, которые въ исторіи преслѣдуютъ свои маленькія, личныя цѣли. Между тѣмъ-

это награда отъ благодарнаго потомства великому слугѣ своего народа.

Развѣнчиваніе личности въ поэмѣ.

Такимъ образомъ, «Полтава», какъ «Цыгане», какъ "Евгеній Онѣгинъ", какъ, отчасти, "Борисъ Годуновъ" — есть развѣнчиваніе «лвчности». Мы видѣли и въ жизни самого Пушкина это освобожденіе отъ эгоизма.

Художественныя красоты поэмы.

Поэма «Полтава», имѣющая большіе недочеты въ "построеніи", отличается обиліемъ отдѣльныхъ сценъ и картинъ, написанныхъ геніально. Таковы, напримѣръ, сцены: разговоръ Мазепы съ Маріей, Орлика и Кочубея, появленіе сумасшедшей Маріи, описаніе украинской ночи и полтавской битвы.

Происхожденіе поэмы.

Какъ указано было, поэма отразила на себѣ — 1) давно зрѣвшій y Пушкина интересъ къ личности Петра — и 2) вліяніе «думъ» Рылѣева: въ нихъ Рылѣевъ раньше Пушкина началъ ходить вокругъ того художественнаго замысла, который воплощенъ "въ Полтавѣ": въ «думахъ» его выведены почти всѣ лица, которыя повторяются потомъ въ Полтавѣ; кромѣ того, нѣкоторыя отдѣльныя картины, даже стихи Рылѣева повторены въ "Полтавѣ" (черты характера Мазепы, картина привала утомленныхъ бѣглецовъ Карла и Мазепы, пророческія видѣнія Мазепы, анаѳематствованіе въ церкви, казнь Кочубея, появленіе Маріи, y Пушкина развившіяся въ цѣлыя картины, прощанье съ родной землей) — все это, заимствованное Пушкинымъ, имъ перерабатывается и достигаетъ высокой степени совершенства, — 3) многіе факты изъ жизни Мазепы взяты Пушкинымъ изъ его "жизнеописанія", приложеннаго къ "думѣ" Рылѣева — "Войнаровскій", и принадлежащаго перу Корниловича.