История русской словесности. Часть 3. Выпуск 1

Любовь ко всѣмъ людямъ, какъ одно изъ основаній примиренія его сь жизнью.

Ho онъ не отвернулся и отъ своихъ друзей-декабристовъ: въ стихахъ возславляя императора Николая, онъ, въ то же время, написалъ трогательное "Посланіе въ Сибирь" къ друзьямъ-каторжникамъ. Такое равное сочувствіе ко всѣмъ людямъ и событіямъ, повидимому, не имѣющимъ между собой ничего общаго, было y Пушкина результатомъ примиренія его съ жизнью. Характернымъ въ этомъ отношеніи является его стихотвореніе на лицейскую годовщину (19 октября 1827 г.); въ немъ онъ привѣтствуетъ своихъ друзей:

Этотъ широкій привѣтъ одинаково относится и къ друзьямъ-сановникамъ, и къ друзьямъ-каторжникамъ. Но не всѣ современники понимали истинное настроеніе поэта, a за его восхваленія императора многіе открыто обвиняли его даже въ "искательствѣ". Эти обвиненія были, конечно, несправедливы: Пушкинъ всегда былъ правдивъ и поступалъ согласно убѣжденіямъ и чувствамъ своего честнаго сердца.

Пушкинъ и "оффиціальная народность". "Клеветникамъ Россіи".

Къ стихотвореніямъ, въ которыхъ онъ выразилъ свои политическія вѣрованія, откликнувшись на современныя событія, относятся его извѣстныя оды: "Клеветникамъ Россіи", "Бородинская годовщина". Оба произведенія написаны по поводу возстанія въ Польшѣ, и оба проникнуты такимъ патріотическимъ настроеніемъ, которое свидѣтельствуетъ и о народной гордости, владѣвшей тогда его сердцемъ, и о томъ чувствѣ обиды, которое было внушено сознаніемъ, что на Россію враждебно смотритъ западная Европа, сочувствующая полякамъ. Къ польскому вопросу Пушкинъ отнесся съ точки зрѣнія "оффиціальной народности". На историческую роль Россіи онъ взглянулъ съ точки зрѣнія славянофиловъ, — онъ увѣровалъ въ ихъ мечты, что со временемъ въ "русское море" сольются "славянскіе ручьи", т. е. что Россія объединитъ всѣ славянскія племена. Мирный поэтъ, увлекаясь духомъ милитаризма, моднымъ въ николаевскую эпоху, готовъ былъ преувеличить военное могущество Россіи, грозя войною всей Европѣ,-

— задаетъ онъ вопросъ "клеветникамъ Россіи", т. е. иностраннымъ журналистамъ, осуждавшимъ русскуію политику… Набросавъ картину необъятности россійскихъ предѣловъ, поэтъ задаетъ вопросъ: неужели-

"Бородинская годовщина".

Въ другомъ стихотвореніи онъ выражаетъ восторгъ по поводу взятія Варшавы. Онъ иронизируеть надъ мнѣніемъ западноевропейскихъ журналистовъ, будто Россія "большой, разслабленный колоссъ"-и торжествующе вопрошаетъ:

И въ этомъ стихотвореніи грозитъ онъ западноевропейцамъ гибелью на необозримыхъ поляхъ русскихъ:

Пушкинъ и Шеллингъ

Таковы были "стихотворныя отраженія" новыхъ политическихъ убѣжденій Пушкина.

Существуетъ мнѣніе, что и философія Шеллинга коснулась его своими эстетическими теоріями. "Московскій Вѣстникъ", органъ московскихъ шеллингіанцевъ, проводилъ взгляды нѣмецкаго философа на "поэзію", какъ на "божественный даръ", на поэта — какъ на «священнослужителя», который стоитъ выше толпы, съ ея низменными потребностями; въ его вдохновенной душѣ — "святая святыхъ", куда онъ можетъ не пускать непосвященныхъ. Поэтъ Веневитиновъ, другъ Пушкина, былъ убѣжденнымъ сторонникомъ такого взгляда на поэзію.

Взгляды Пушкина на поэзію. "Поэтъ".

Къ стихотвореніямъ Пушкина этого рода относятся слѣдующія: «Поэтъ» (1827), «Чернь» (1828), «Поэту» (1830).

Въ первомъ стихотвореніи Пушкинъ изображаетъ тотъ моменть, когда поэтомъ овдадѣваетъ вдохновеніе, когда Аполлонъ призываетъ его къ "священной жертвѣ", — тогда тотъ, еще недавно «малодушно» погруженный въ "заботы суетнаго свѣта" и "межъ дѣтей ничтожныгь міра" быть можетъ, самый ничтожный, — преображается: ему душно въ мелочной людской толпѣ -

"Дикій и суровый" бѣжитъ онъ отъ людей къ природѣ. Въ этомъ стихотвореніи "вдохновеніе" представлено, какъ "наитіе свыше", творчество — какъ священнодѣйствіе, принесеніе жертвы Аполлону…

"Чернь".

Въ стихотвореніи «Чернь» изображено отношеніе къ поэту «толпы», холодной, непонимающей…

Слушая вольныя пѣсни поэта, «чернь» судила о томъ, какая будетъ «польза» ей отъ тѣхъ волненій, которыя пробуждались въ ея серддѣ отъ слушанія этой пѣсни. На эту точку зрѣвія становятся всѣ утилитаристы, которые отъ знанія, отъ искусства, отъ всѣхъ человѣческихъ трудовъ, отъ генія и чернорабочаго — требуютъ только пользы, ненедленно обнаруживающейся въ осязательныхъ результатахъ. Эстетическое отношеніе къ жизни чуждо такой узкой точки зрѣнія: "печной горшокъ", въ которомъ варятся щи, оказывается "полезнѣе", a потому и нужнѣе статуи Аполлона Бельведерскаго. Это — точка зрѣнія крыловскаго пѣтуха, который ячменное зерно предпочитаетъ жемчужному. Отъ поэзіи утилитаристы требуютъ только "служенія обществу: поэтъ могъ быть только «учителемъ», или «обличителемъ» своихъ современниковъ. Но пушкинскій поэтъ безотрадно смотритъ на такое "служеніе" обществу — онъ убѣжденъ, что такого общества не оживитъ гласъ его лиры; не мирному поэту учить и обличать то общество, которое себя учитъ «бичами», "темницами и топорами"… Да, къ тому же, у поэта есть другое, болѣе высокое призваніе: — онъ говоритъ: