Третья индустриализация

Алкоголизм является не только формой ухода от действительности, но и самым дешевым и самым разрушительным вариантом потребительства. Это «хлеб и зрелище» в одном флаконе — за счет своей энергетической ценности и изменения восприятия.

Но и в гораздо более благополучный городских условиях мы видим, как шопоголизм, психологическая зависимость от бесцельного потребления, разрушает психическое здоровье и ведет к ломкам при малейших сбоях в этом процессе.

В середине 19 в. Англия, победив Китай, навязала ему потребление дешевого опиума и разрушила его производительные силы ввозом дешевой английской мануфактуры — результатом стала сокращение населения Поднебесной за несколько десятилетий на 40 млн. чел (- 10 % населения).

И точно также за последние 20 лет более тринадцати миллионов человек стали в России жертвой господства истребительно-потребительской идеологии и разрушения производительных сил (опять — таки вымирание почти 10 % населения). И на эти миллионы погибших было наплевать даже тем, кто по своим должностным обязанностям должен был спешить на помощь. За то, чтобы услышать крик и стон погибающих, не было заплачено журналистам и прочим медийщикам. Зачем спасать ближнего своего, оказавшегося в беде — если тут ничего не получится сожрать или откусить.

Культ потребительства всегда дополняется безответственностью — оба эгоистических явления находились и находятся в симбиозе.

Но, как я уже упоминал, дело не сводится только к элите. Значительная часть народа также заражена потребительством и одновременно безразличием ко всему тому, что не сулит нового потребления. В пяти метрах от жруна-потребителя будут насиловать и убивать ребенка, а он не повернет головы, хотя завтра может наступить очередь его собственного отпрыска. Он будет на своей тачке «рассекать» с полной скоростью пешеходный переход, с восторгом потребляя мощь своего мотора, не задумываясь, что завтра его собственная мать не успеет выпорхнуть из-под колес чьей-то крутой тачки.

Вспомнить всё

Русского, из человека, способного к самопожертвованию «ради други своя», традиционно настроенного на солидарные и коллективные действия (чрезвычайно необходимым в природно-климатическом и геополитическом пространстве России), сделали атомом, если точнее ионом, который носит между электродами спроса и предложения.

В кратчайшие исторические сроки из людей была почти напрочь вытравлена способность к бескорыстному действию. Убита способность к действию ради общего блага, которая двигала Мининым и Пожарским, Ломоносовым и Менделеевым, Мересьевым и Талалихиным, Гагариным и Королевым, да и миллионами безвестных русских людей, которые пятьсот лет назад строили монастыри в таежной глуши, четыреста лет назад рубили засечные черты на границе Дикого поля, двести лет назад шли на штыки лучшей в мире Grand Armee, а 65 лет назад совершили воинский и трудовой подвиг, вряд ли сравнимый с чем либо в истории.

Прививанием потребительства занимаются силы, которые приватизировали сам государственный аппарат и государственные медиа — особенно велика роль в этом падении нашей «совести нации» — интеллигенции. Она уже несколько десятилетий занимается заменой государственных инстинктов российского народа на эгоизм, себялюбие и рвачество, на стадные потребительские рефлексы — причем под маркой насаждения свободы.

Редкий казус в мировой истории, государство (на самом деле захваченное антигосударственными силами) разрушает те начала в человеке, без которых само государство, его наука, вооруженные силы, органы правопорядка просто не могут существовать. За государственные деньги медийщики поганят все созидательные эпохи в нашей истории, когда человек жертвовал своим настоящим ради будущего детей. За государственные деньги очернители русской истории создают потребительскую пустоту в сознании людей, на которую само государство уже не сможет опереться. Единственный побудительный механизм, который продолжает функционировать в потребительском мире — это подкуп. И более всего он в распоряжении мировой финансовой верхушки, не заинтересованной в существовании большого русского государства и большого русского народа.

Если к 30 сортам импортной канцерогенной колбасы будет добавлено 30 политических партий, ни одна из которых не защищает отечественного производителя, положение только ухудшится, потому трескотня о свободе будет еще больше маскировать потопление русской экономики, тянущей на дно и русский народ.

Если «борец против коррупции» не слова не говорит о том, как средства, нынче идущие на потребление олигархического слоя и на рост заграничного капитала, превратить в инвестиции и дешевый кредит для отечественного производства, то он сам лишь орудие олигархии. Значит, олигархия просто хочет поменять одних коррупционеров на других и создать имитацию «перемен к лучшему» при продолжении деградации.

Если человек вслед за медийными попками повторяет мантру о «пользе конкуренции», он забывает о полуубитых производительных силах самой России. В его плоский мозг не помещается мысль, что производительные силы России надо спасать, как спасают даже больное животное, прежде чем требовать от него удоев и привесов. Ведь если русская промышленность будет окончательно задавлена «конкуренцией» (а иногда просто чужими монополиями), то сегодня у русских не будет денег на дороги, мосты, электростанции, на борьбу с криминалом, на хорошее образование и здравоохранение, а завтра и на импортные цацки. Всё, что есть в нашей трубе, будет утекать к западным и азиатским капиталистам, потому что сырьевая экономика это еще и постоянно нарастающая внешняя задолженность. У нас же от такой «честной конкуренции» будет профитировать только торговый посредник, вор и коррупционер.

На самом деле ни одна страна, желающая поднять свою промышленность, не обходилась без жестких защитных протекционистских мер, так было и в Англии, начавшей свой взлет с Навигационных войн, уничтоживших голландскую судоходную монополию, и создававшей огромные защищенные от конкурентов рынки по всему земному шару — в Индии, Африке, Китае, Латинской Америке и т. д. Так было в США, имевших во второй половине 19 в. самые высокие ввозные тарифы. Так было у всех азиатских экономических драконов. А разработанный знаменитым Менделеевым «Таможенный толковый тариф» лег в основу покровительственных тарифов императора Александра III, определивших первый скачок тяжелой индустрии в России.

Совершенно неслучайно, как показал Тойнби, индустриализация всегда шла рука под руку с национализмом, поскольку последний является идеологической основой для защиты национальной промышленности и торговли.

Каяться надо не перед забугорными вурдалаками, как предлагают господа интеллигенты, а перед своими детьми, у которых забираешь будущее. Учиться созидать надо не у немцев и китайцев, а у своих собственных предков, которые и при самодержавии-православии, и при социализме показали нам всё — и этику упорного труда, и самоограничение ради будущей жизни. А покаявшись и решив не посрамить славных предков, надо приниматься за работу, которую надо освятить гражданской религией, назовем ее к примеру, индустриальным православием.

Население должно стать нацией и понять, что лучше самим производить и потреблять свое, чем не производить и потреблять чужое. Первый путь более сложный, но за ним жизнь; второй путь — простой, но это путь в никуда, в первую очередь к вымиранию российского и преимущественно русского населения, к распаду страны.

Контуры Третьей индустриализации

Но каковы могут быть контуры Третьей индустриализации?

Она будет соответствовать технологическому укладу шестого кондратьевского цикла. К его ядру относятся методы манипулирования веществом на атомарном и молекулярном уровне — нанотехнологии, которые, как правило, будут встраиваться в уже существующие технологии и технологические цепочки, с целью кардинального увеличения их эффективности. Грубо говоря, шестой цикл повторяет на новом уровне несколько предшествующих кондратьевских циклов.