Голубь во Вьетнаме

Главная цель программы уничтожения листвы, сказал Осведомленный Источник, заключается в увеличении видимости, что затруднит противнику устройство засад и позволит нашим воздушным разведчикам обнаруживать все те силы противника, которые решат остаться в обработанном районе месяца на три, пока листья на деревьях не побуреют и не облетят. Однако этим ее назначение не исчерпывается.

- Нам сообщают, — сказал Осведомленный Источник, — что солдаты в этих обработанных районах, где образуется много сухого подлеска, лучше могут расслышать шаги, чем в районах, обработке не подвергавшихся.

Третья цель (ее поклонники программы обычно не подчеркивают) заключается в уничтожении недружественного риса. По приблизительной оценке, в этом году были сделаны бесплодными 450 000 акров обрабатываемых полей - более пяти процентов всей обрабатываемой земли Южного Вьетнама.

- Но вы должны помнить, что это вьетнамская программа, а не американская. Вы убедитесь, что в тех случаях, когда самолеты вылетают опрыскивать поля, на самолетах вьетнамские опознавательные знаки и в каждом самолете - не менее одного вьетнамца. Обычно при уничтожении листвы мы этого не делаем - например, когда вылетаем покончить с десятком-другим деревьев. Но когда дело идет о полях, ну... это весьма щекотливая программа вьетнамского правительства.

Но довольно официальных объяснений. Небольшой уголок воздушной базы в Бьен-Хоа, в двадцати милях севернее Сайгона, занимают самолеты, снабженные тысячегаллонными баками для гербицидов. За рядами самолетов стоят тысячи бочек с гербицидами. Подполковник Роберт Деннис, как и Осведомленный Источник, поспешил объяснить, что это - вьетнамский проект.

- За перевозку и выгрузку здесь химикалий отвечает вьетнамское правительство. Это нелегкая работа - каждая бочка весит шестьсот сорок фунтов.

Эта склонность снимать с себя ответственность наводит на интригующие вопросы. Если в уничтожении листвы нет ничего сомнительного, то почему мы с таким жаром настаиваем, что явно американская программа на самом деле якобы принадлежит вьетнамскому правительству? Если во всем этом нет ничего постыдного, то почему мы помещаем вьетнамские опознавательные знаки и наблюдателей на самолеты, уничтожающие поля? Непонятно. Непонятно.

Деннис, командир звена и пилот самолета, на котором летим мы, сообщил, что полеты производятся семь раз в неделю. Больше пяти раз подряд никто не летает, но и реже ~ тоже почти никто.

Пока мы шли к самолету, Деннис сообщил, что вовсе не считает свою деятельность разрушительной. Наоборот. Ему кажется, что в некоем отдаленном и счастливом будущем эта работа даст плоды, весьма благотворные для вьетнамского народа. "Мне нравится думать, как в один прекрасный день окажется, что мы превратили джунгли в готовые для обработки поля. Благодаря гигантским затратам нашего правительства мы облегчили и удешевили для кого-то расчистку всей этой земли. Даже и сейчас мы уже видим некоторые полезные результаты - в некоторых районах, где мы побывали, сухие деревья используются для выжигания древесного угля".

Он сказал одну весьма верную вещь - затраты поистине колоссальны. В апреле 1967 года было сообщено, что гербициды практически исчезли с внутреннего рынка США. Позже сообщалось, что военно-воздушные силы только в этом году закупили гербицидов на 57 690 000 долларов - примерно 6,5 миллионов галлонов.

Взлетели мы не слишком гладко: возможно, из-за груза, прикрепленного снизу к фюзеляжу - сине-черной цистерны с гербицидами весом в одиннадцать тысяч фунтов. Облака вскоре разошлись, и земля внизу выглядела ослепительно и сочно-зеленой. Возможно, при виде ее у наших летчиков начинали чесаться руки. Не знаю.

Деннис изучал местность опытным взглядом человека, живущего близко к природе. Он указал на распаханные поля внизу - скоро начнется сев. Один раз он снизился, чтобы мы могли посмотреть на бой. Подлетали бомбардировщики и сбрасывали бомбы, вертолеты порхали вокруг, как стрекозы.

Затем он начал указывать на работу своих ребят - многомильные бурые пространства джунглей, лишенных листвы. Бывали минуты, когда в поле нашего зрения не оказывалось ничего, кроме тусклой, безжизненной, бурой пустыни.

Размах нашей программы уничтожения листвы поистине колоссален - колоссален и засекречен. Никто не говорит, какие площади джунглей и риса уже уничтожены, и приходится пока ограничиваться примерными оценками.

Над целью самолеты резко нырнули вниз, к самым древесным вершинам, после чего пошли точно по рельефу крон. Приближаясь к холму или к особенно высокому дереву, наш самолет резко взмывал вверх и так же резко уходил вниз, и хотя такой полет продолжался всего четыре минуты, он показался мне куда более долгим. Мысль о вражеских снайперах была совсем вытеснена опасением, что мы можем напороться на какое-нибудь внезапно вставшее перед нами дерево. В этом была бы своего рода высокая справедливость - дерево сбивает самолет, уничтожающий листву.

- Кто-нибудь разбился о дерево?

- Пока еще нет, — сказал Деннис.

Из-под хвоста каждого самолета теперь тянулась полоса голубоватого дымка. Она казалась совсем безобидной, но была достаточно сильной - достаточно сильной для того, чтобы уже через неделю воздушные разведчики заметили первые признаки осени, сотворенной человеком. А через три месяца здесь образуется сухая хрустящая пустыня.

Все это заняло четыре минуты. Понадобилось ровно четыре минуты, чтобы каждый самолет убил триста акров леса. Ощущения смерти не возникало. Ни стонов, ни воплей, ни взрывов - ничего, кроме бесшумного маслянистого дождя, падающего на ветки и листья внизу...

- А вы никогда не ошибаетесь? — спросили мы у Денниса. — Не бывает случаев, чтобы вы поражали не ту цель?

- Конечно, ошибки случаются, — сказал он. — Но в этих случаях правительство Соединенных Штатов возмещает убытки.

Бернард Фолл сообщил в "Рэмпартс" (декабрь 1965 года) о некоторых из этих ошибок:

Уничтожение листвы - всего лишь второстепенный аспект этой войны, но весьма мало приятный ее аспект. Людей можно убивать прямо, а можно обречь на голодную смерть, если они не уйдут из родных мест, превращенных в пустыню, — результат, грубо говоря, получается один и тот же.

Беженцы

Зубы До Тхи Тин были черными от орехов бетеля, а ее лицо покрывали преждевременные морщины, но в этом лице была сила, а потому в нем была красота.

За юбками тридцатилетней До Тхи Тин пряталось двое детей, а третьего - голого малыша - она держала, прижимая к бедру. Ее муж, исхудалый невысокий человек, больше года не мог найти работы.

До Тхи Тин, одну из двух с лишним миллионов беженок и беженцев в Южном Вьетнаме, спросили, помнит ли она свой дом в округе Дуи Сюэн.

- Она говорит, — сообщил переводчик, — что там были рисовые поля, и огород, и цветы. Цветы были не у всех домов, а потому она их помнит лучше всего остального. Она говорит, что в это время года ночи там были холодными.

- Спросите ее, как она зарабатывает деньги на жизнь.

- Она говорит, что работает прислугой у одной французской дамы.

До этого момента интервью шло в более или менее деловых тонах. Но тут глаза До Тхи Тин стали влажными, лицо сморщилось. Она поглядела на мужа, но тот смотрел в землю, и выражение его лица было скрыто козырьком нелепого спортивного красного кепи.