Атомная бомба

а) Наркомтяжмашу – карточек литер «А» – 6 шт.

литер «Б» —20 шт.

лимитных книжек на промтовары:

по 1 500 руб. – 2 шт.

по 750 руб. – 20 шт.

и на продтовары:

по 300 руб. – 20 шт…»

Наркомвооружения карточек и лимитных книжек выделялось чуть побольше, а Наркомавиапрому – вдвое меньше.

В 1946 году «отоваривать» карточки и «выбирать» лимитные книжки становилось все труднее: на Украине свирепствовал голод, а промтоваров уже не было – трофейные заканчивались… Однако для тех, кто выполнял постановление, подписанное самим Сталиным, продукты и промтовары доставлялись в изобилии, хотя делать это было нелегко: ведь Горно-обогатительный завод строился в глухомани, в 16 километрах от города Кыштым, на берегу озера Кызыл-Таш.

Чуть позже эта главная стройка «Атомного проекта» еще несколько раз сменит свое название. Сначала на «объект № 859», потом на «завод «а». Это будет уранграфитовый реактор «А» (агрегат № 1) для производства плутония. Позже ему присвоят новый номер – «Комбинат № 817», который ныне известен как комбинат «Маяк».

«Детали № 0–1, 0–2, 0–3 и 0–4 «– это детали реактора.

№ 0–4 – не что иное, как блочки урана, которые нужно было защитить от коррозии. Это была одна из самых сложных технических проблем того времени. Но она была вскоре решена сразу несколькими группами ученых – разве могло быть иначе, если обещана столь большая премия?!

«Площадка «т» – именно так обозначено место строительство будущего «Маяка» в Постановлении СНК СССР от 1 декабря 1945 года. Этот день и следует, на мой взгляд, считать «днем рождения» комбината, который не только восславит нашу страну, но и доставит немало головной боли нам и потомкам. Я имею в виду экологические проблемы, которые год от года становятся все более острыми и все более неотложными.

Выбор площадки «т» связан в первую очередь с водой. Для охлаждения реактора ее требовалось очень много. Лучшего места, чем озерный край Южного Урала, в стране найти было трудно, да и по соблюдению секретности особых сложностей не было – глухомань!

9 апреля 1946 года Председатель Совета Министров Союза ССР И. Сталин подписывает Постановление СМ СССР № 802–344 сс/оп «О подготовке и сроках строительства и пуска завода № 817». Документ прелюбопытнейший, так как дает полное представление не только о состоянии дел в «Атомном проекте», но и о том, как решались сложнейшие проблемы науки и техники в то время.

Ученым и руководителям «Атомного проекта» казалось, что они смогут сравнительно быстро возвести в уральских лесах первый промышленный реактор и получить плутоний, необходимый для атомной бомбы. В их распоряжении были довольно подробные данные о таком реакторе, не хватало лишь «маленьких деталей». разведке было поручено любой ценой получить недостающую информацию, а химикам и технологам провести необходимые лабораторные исследования. Впрочем, было решено идти сразу на строительство промышленного аппарата, минуя экспериментальную стадию, то есть полностью довериться физикам, химикам и металлургам. И поэтому в Постановлении № 802–324 сс/оп задача была сразу сформулирована четко и вполне определенно:

«1. Принять разработанные и представленные акад. Курчатовым И.В. следующие предложения о мощности, составе и характеристике завода № 817, рассмотренные и утвержденные Техническим и Инженерно-техническим составами Специального комитета:

Мощность завода по выработке плутония – 100 г/ сут.

Расход урана – 1 000 кг/ сут.

Количество урана в уран-графитовом котле – 100–150 т…»

Всего сто граммов плутония в сутки… Что же это за столь неведомый и загадочный материал, ради получения ста граммов которого вся промышленность страны работала денно и нощно, выполняя самые экзотические заказы?!

Но даже сам Курчатов еще почти ничего не знал о плутонии… И руководству страны оставалось лишь одно: доверять Курчатову и верить тем данным разведки, которые пришли из-за океана.

Впрочем, было еще одно свидетельство об особых свойствах плутония – это гигантский атомный гриб, который поднялся над Нагасаки.

А гриб над Хиросимой подтверждал, что и второй путь создания атомного оружия – получение урана-235 – тоже существует…

Однако Курчатов настаивал, что именно плутонию следует отдать предпочтение, и потому в Постановлении от 9 апреля 1946 года появляются такие строки:

«2. Установить срок ввода в действие агрегата № 1 завода № 817 – 1 июля 1947 г. и цехов по химической переработке – к 1 сентября 1947 г.

… Возложить научное руководство проектированием на акад. Курчатова И.В.

… обеспечить начало выдачи рабочих чертежей по отдельным объектам основных сооружений завода № 817 с мая 1946 г;

… выдать к 1 июля 1946 г. задания заводам-поставщикам на изготовление агрегата № 1 по утвержденному техническому проекту;

… выдать к 1 августа 1946 г. Министерству машиностроения и приборостроения технические условия и задание на изготовление оборудования химических цехов…»

Таких темпов и такого масштаба строительства принципиально нового производства в истории промышленности и науки еще не было. Правда, некоторые историки пытаются убеждать, мол, мы «дублировали» американцев, а потому ничего принципиального не создавали… Но как раз опыт создания первого промышленного реактора убеждает в обратном! Ведь именно в этой точке роста будущей атомной промышленности СССР мы не стали дублировать американцев, а пошли своим путем, который и помог решить атомную проблему не только в кратчайшие сроки, но и при минимальных (по сравнению с американцами) затратах.

– Я не располагал никакими данными об их реакторах, – рассказывал мне академик Н.А. Доллежаль. – Как ни странно, но я благодарен судьбе за это. Мне ничто не мешало размышлять, предлагать не только простые, но и рациональные конструкции. А потому я предложил «вертикальный реактор». Не «горизонтальный», как в Америке, а именно «вертикальный». в этом была простая логика: надо использовать силу земного тяготения, когда загружаешь уран в реактор, и мне казалось, что сверху это делать удобнее и надежнее…

Идея Главного конструктора реактора Н.А. Доллежаля, конечно же, ускорила работы по созданию «агрегата № 1», однако сроки, определенные Постановлением СМ СССР № 802–324 сс/оп, оказались нереальными. Их пришлось несколько раз переносить. Сталин терпеливо ждал: он был прекрасно осведомлен насколько сложную проблему приходилось решать ученым и инженерам.

7 января 1946 года у Сталина прошло совещание с приглашением большой группы ученых. На нем был сделан «Доклад о состоянии работ по получению и использованию атомной энергии». Совещание организовывали Л. Берия, Г. Маленков и Н. Вознесенский.

Сталин не очень внимательно слушал докладчиков. Но задавал вопросы ученым, которые сидели за столом. Причем у Кикоина спросил о разделении изотопов методом диффузии, у Корнфельда – о тяжелой воде, у Харитона – по конструкции бомбы, у Курчатова – по котлу «уран-графит»… Естественно, у участников совещания возникло ощущение, что «великий вождь и учитель» знает об атомной проблеме гораздо больше, чем они. Вокруг этой встречи возникла своеобразная легенда, мол, за каждым участником «Атомного проекта» Сталин следит внимательно и готов в любое время прийти ему на помощь.

Такая встреча со столь широким приглашением ученых была единственной, а потому легенда о ней живет до сих пор…

На самом деле все гораздо прозаичнее. За несколько дней до совещания Сталину была направлена подробная информация о состоянии дел по «Атомному проекту» и рассказ о конкретной работе каждого ученого, привлеченного к нему.

Обычно на документах, направляемых Сталину, стояли привычные для того времени слова: «Сов. секретно. Особой важности». Однако на сей раз Л. Берия чуть изменил своим принципам. «Строго секретно. (Особой важности). Написано в одном экземпляре» – значится на листке бумаге. Тем самым Берия подсказывал Сталину, что он является единственным человеком, который располагает всей информацией об «Атомном проекте».