Газета Завтра 2 (1051 2014)

Приезжаешь на один из них, тебя спрашивают документы, а проводник им говорит "Руссиан! Руссиан!", и сразу пропускают. Все улыбаются, говорят "привет", "вельком", - рассказывает Айбулат Акбутин.

Переходя из зала в зал, словно перемещаешься в пространстве сирийских городов, пытаясь оценить разницу и ощутить масштаб разрушений. Но не повсюду пришедшего на выставку преследует война. В одном из залов разместилась серия фотографий, сделанных в уцелевшем здании, служащем теперь детским домом и школой по совместительству. На этих изображениях мы видим обычных детей: смеющихся, задорных, любопытных. Каждый из них хотел быть сфотографирован, поэтому Халиту и Айбулату ничего не оставалось, кроме как исполнить их желания. В ответ ребята подарили стенгазеты и личные рисунки, которые также представлены здесь. "Мы старались показать не только войну. Несмотря ни на что, люди там продолжают заниматься искусством, продолжают жить" - говорит Акбутин, стоя на фоне иллюстрирующей его слова огромной фотографии, запечатлевшей пожилого ремесленника в своей загромождённой лавке-мастерской, с припорошенными пылью и порохом поделками.

Халит Сафин, Айбулат Акбутин и Илья Крамнин отправлялись в это смелое путешествие, чтобы найти ответы. Нашли ли они их? Возможно. Несомненно то, что поездка оказалась плодотворной. Две недели, несколько городов, сотни уникальных фотографий и подлинных материальных свидетельств с места событий. Они посетили Дамаск, Хомс, Латакию, Тарпус. Стали первыми обладателями кадров с территорий, где применялось химическое оружие. Присоединиться к фотографам и стать очевидцами последствий тридцатитрёхмесячных разрушений может каждый пришедший. "Для меня жизнь после Сирии поменялась навсегда" - завершает Халит Сафин. Увидев так близко эти фотографии и свидетельства, повествующие нам непридуманную историю бед чужой страны и незнакомых людей, кажется, начинаешь понимать его слова.

Задело!

Владимир Винников

9 января 2014 3

Общество

Новый год российский президент встречал в Хабаровске, Рождество - в Сочи. Уж не знаю, что тому причиной, но Москва в эти привычные праздничные дни осталась "без царя". И не только. И даже не столько

Ночь с 31 декабря на 1 января мы всей семьей решили провести на Красной площади: услышать бой курантов на Спасской башне, постоять у храма Василия Блаженного и ленинского мавзолея, прикоснуться к истории нашей Родины, ощутить непередаваемое словами чувство единства с ней, от Чукотки до Калининграда, от легендарного Рюрика до нынешних дней.

Я хорошо помню, какое море представителей всех наций и рас было здесь на новый, 2012-й год - настоящий евразийский союз, от Индии и Китая до Прибалтики. И это были в большинстве своем не праздные туристы - Красная площадь для них явно имела какое-то особенное значение.

Но в этот раз желающих пройти на главную площадь страны ждали сплошное оцепление, ограждение и поставленные поперек Тверской оранжевые мусоровозы(?!), а из динамиков, установленных на автомобилях, неслось: "Проход закрыт. Красная площадь переполнена", - хотя ни одной живой души там, куда стремились попасть десятки тысяч людей, не было видно.

Что это было со стороны властей: боязнь терактов у стен Кремля после взрывов в Волгограде или простое недомыслие, - не знаю. Конечно, дальше призывов нескольких "горячих парней" прорвать оцепление дело не шло: никто ничего прорывать не пытался и никаких предметов в стражей порядка не метал, но сложное чувство горечи, отчуждения и досады, возникнув в предновогодней толчее возле Красной площади, уже не исчезло. А связано оно было прежде всего с таким ощущением: власть не знает, откуда исходит угроза для неё, откуда можно ожидать новых ударов, и потому заняла глухую оборонительную "стойку". Что её, власть, разумеется, не красит. И создает внутри человека опасную пустоту, "черную дыру", куда может провалиться что угодно. Ни роскошные новогодние фейерверки (кем-то очень знающим сразу была вброшена в оборот цитата из Майн Рида: "Любовь к фейерверкам - своеобразный, но верный признак вырождающейся нации"), ни профессионально суровые лица "пентов" эту пустоту не отменяли - напротив, усиливали и подчеркивали.

Думаю, чего бы ни боялась наша "властная вертикаль", в первую очередь она боялась самой себя: собственной слабости, собственной несправедливости, собственной некомпетентности, - той "черной дыры", в которую она, несмотря на все правильные слова и многие попытки что-то сделать, порой удачные, тем не менее, безнадежно проваливается.

В рождественском слове, произнесенном в храме Христа Спасителя - кстати, до сих пор не принадлежащем церкви, - патриарх Кирилл специально подчеркнул: "Наверное, очень многие, кто меня сейчас слышат, удивляются и говорят: "Ну, как же так, выйдите на улицу, посмотрите, что творится, - преступность, в том числе этническая, межнациональные конфликты, коррупция Ну, какая же здесь победа Христа?" А сколько каждый из нас испытывает на себе несправедливости и в большом, и в малом? Сколько обид, сколько скорбей, сколько болезней, сколько конфликтов и, переходя от личной, семейной, даже общественной жизни к жизни планеты, сколько войн, сколько несправедливости, сколько разного рода скрытых стратегий, направленных на утверждение зла в роде человеческом! Где же здесь победа Христа?.. Нам кажется, что события объективны, а на самом деле их восприятие субъективно Это мы идем по жизни в соответствии с нравственными принципами или становимся преступниками в прямом или переносном смысле этого слова. Это всё внутри нас".

Но значит ли это, что вне нас нет ничего, что свобода человеческой воли во всех её проявлениях, должных и недолжных, ограничивает и изменяет Божественный Промысел? Или же все мы, словно многострадальный Иов, просто не в состоянии вместить в себя Его, на самом деле, всеблагую, волю? И кто поможет найти нужный баланс между свободой и смирением? Государство? Церковь? Некая "третья сила", пока таящаяся за сполохами новогодних фейерверков?