Охота. Я и военные преступники

Беседы с жертвами преступлений были для меня мучительны. Я бы предпочла, чтобы они держались от меня подальше. Что мы могли сказать этим людям после тех страданий, которые они перенесли? Ничего, кроме обычных банальностей. Что мы могли сделать, чтобы улучшить их жизнь или хотя бы облегчить тяжесть груза, который они несли? Ничего реально значимого. Я вспоминаю встречу с одной женщиной тутси, которая рассказывала о том, как солдаты хуту насиловали ее один за другим. Затем они выстрелили в нее и оставили умирать. Но кто-то спас ей жизнь. После насилия она забеременела. Родственники потребовали, чтобы она ушла из деревни, потому что ее ребенок — наполовину хуту. Они отправили женщину в джунгли, и она жила там вместе с ребенком… Что, по-вашему, я могла бы ей сказать? «Мне очень жаль»?

Мысли о смерти меняют жизнь. Все эти события не ввергли меня в скорбь и, уж конечно, не заставили плакать. Они разбудили во мне желание сделать что-то правильное, нужное, необходимое, имеющее отношение к тем останкам, которые я видела на сколоченных наспех столах, к тому мужчине, который предпочел бы погибнуть вместе со своей семьей, к той матери, которая жила в джунглях со своим ребенком, потому что родные не хотели больше жить рядом с ней… После этого дело Бараягвизы стало казаться мне еще более важным.

Две недели мы готовились к слушанию в апелляционной палате. За это время я лучше познакомилась с теми, кто работал в моей команде. Во время одного из разговоров мне показалось, что даже солнце застыло в африканском небе. Один из адвокатов снова и снова излагал нам свою точку зрения в поддержку пересмотра дела Бараягвизы. Я не могла понять его доводов. Я не понимала, с чего он начал и к чему ведет. Но я понимала, что если позволить ему излагать наши аргументы подобным образом, апелляционная палата ни за что не пересмотрит свое решение. Беседа продолжалась дольше часа, пока, наконец, я не вышла из себя и не пробормотала «Ма tete est plein [14]» и «basta». Я поблагодарила адвоката за его вклад в общее дело. В системе ООН невозможно просто уволить человека, так как это действие породит массу жалоб и документов, и ты, в конце концов, проиграешь. Но можно поручить ему менее ответственную работу и тем самым снизить наносимый им ущерб. Я обратилась к другому юристу и предложила ему заняться этим делом, но он отказался. Он просто боялся предстать перед судом с аргументами, к которым могут не прислушаться. В конце концов, я обратилась к Норманну Фарреллу, бывшему консулу Международного комитета Красного Креста в Женеве. «Вам предстоит оспаривать юридические решения», — сказала я. Фаррелл был канадцем из Онтарио, специалистом по системе континентального права. Он не представлял, что ему можно поручить нечто подобное.

Я его почти не знала, но видела, как он выступал на наших совещаниях. Мне было ясно, что он — один из лучших юристов в нашей службе.

Проблема, с которой мы столкнулись перед слушаниями по делу Бараягвизы, заключалась в том, как убедить судей соблюсти баланс между двумя доминирующими в западном мире системами правосудия: системой англо-саксонского права, с которой судья Макдональд имел дело в Соединенных Штатах, и системой континентального права, принятой в Европе. В новых институтах международного правосудия эти две системы постоянно вступали в конфликт. В системе англо-саксонского права, если суд выявляет вопиющие нарушения прав обвиняемого, он может вынести именно то постановление, которое и вынес судья Макдональд: приостановить процедуру и закрыть дело без сохранения права на предъявление иска по тому же основанию. В системе континентального права суд разбирает нарушения прав обвиняемого только после рассмотрения самого дела. Если Бараягвиза будет признан виновным, суд может облегчить его приговор. Если же его оправдают, возможно, будет вынесено решение о материальной компенсации.

Апелляционная палата под председательством судьи Макдональда исходила из принятой в США, Канаде и других странах системы англо-саксонского права. С точки зрения континентального права, решение должно было быть полностью противоположным. Как же примирить разные системы с тем, чтобы достичь справедливого результата? Как соединить юристов, работающих в разных системах, и помочь им выработать общие принципы? Как всегда, речь шла о балансе, а не о цене правосудия.

Первым элементом нашей стратегии был отказ от отрицания нарушения прав Бараягвизы. Мы хотели показать, что нарушения его прав были не столь серьезными, как решение о закрытии дела без сохранения права на предъявление иска по тому же основанию. Во-вторых, мы хотели обратить внимание на различия двух юридических систем, что позволило бы судьям апелляционной палаты, придерживающимся системы англо-саксонского права, осознать, что их решение избавило Бараягвизу от гораздо более серьезных обвинений. За полтора месяца до начала слушаний мы составили документ, содержавший ряд новых фактов. Во-первых, мы получили письменные показания Дэвида Шеффера, посла США по особым поручениям по вопросам военных преступлений. Шеффер подтвердил, что Камерун оттягивал перевод Бараягвизы в Арушу по политическим соображениям. Затем мы составили документ о задержках слушаний в течение нескольких месяцев после его перевода в Арушу.

За четыре дня до устных слушаний я сообщила Фарреллу, что собираюсь выступать с точки зрения континентального права. У него было четыре дня на подготовку аргументов, достаточно убедительных для представителей системы англо-саксонского права, что позволило бы примирить обе системы правосудия во имя справедливости. Благоприятным обстоятельством стало то, что апелляционная палата вынесла свое противоречивое решение 3 ноября. Это был последний День работы судьи Макдональда в составе суда. Члены палаты не сменились, но председательствовал уже французский судья Клод Жорда. Он, как и я, придерживался системы континентального права.

В день слушаний небо над Арушей было очень мрачным. Я помню охватившее меня возбуждение, когда я ехала на заседание и думала о той церкви, вокруг которой на столах было разложено около 5 тысяч черепов, о костях, хрустнувших у меня под ногами, о лице человека, который говорил, что предпочел бы умереть. В тот день я почти физически ощутила смысл слов «неправосудный приговор».

В зале собралось множество юристов и фотографов, спешивших сделать фотографии до начала слушаний. (Помню, что Фаррелл появился последним и нес множество папок. Он не сел за прокурорский стол, пока все фотографы не были удалены из зала. Другие же сотрудники, даже те, кто не был занят в этом деле, старались привлечь к себе максимальное внимание.) В зале суда явно ощущалось напряжение. Я расценила это как зловещее предзнаменование нашей неудачи. Бараягвизу ждала свобода, а Руанда после этого откажется сотрудничать с нами. Появились судьи, и в зале воцарилась тишина. Несколько минут ушло на процедурные вопросы, и вот судья Жорда вызвал меня.

Я встала и заняла свое место за деревянной кафедрой. Во вступительном слове я попыталась сформулировать все риторические основания нашего заявления. Я сказала, что, закрыв дело «без сохранения права на предъявление иска по тому же основанию», суд лишил меня возможности обвинять: «Я была крайне удивлена… В тот момент, когда я заняла новую должность, мне говорили, что прокурор независим и обладает полной свободой предъявлять обвинение… Апелляционная же палата своим решением запрещает мне обвинять Бараягвизу. Это неслыханно!

«…Я понимала, что в системе континентального права, которой я руководствовалась более двадцати лет, это невозможно. Подобное решение просто не может быть вынесено… Давайте сразу расставим все точки над i. Результатом вынесенного решения станет освобождение, основанное на нарушениях процедуры. Но чтобы запрещать прокурору выдвигать новые обвинения… Я никогда не слышала ни о чем подобном».

С этими словами я перешла к описанию сути системы континентального права. Судье Жорда и другим членам палаты, которые прежде работали в этой системе, мои объяснения были вполне близки. Я рассчитывала на то, что они помогут восстановить баланс между системами англо-саксонского и континентального права. Это привело бы к отмене решения апелляционной палаты и позволило бы нам призвать Бараягвизу к ответу.