Булгаков

- Ну, пусть погибнет красная столица, я в лето от Рождества Христова 1943-е все сделал, чтобы спасти ее! Но... но победил ты меня, сын гибели, и заточил меня, спасителя... - Он поднялся и вытянул руки, и глаза его стали мутны и неземной красоты.

- И увижу ее в огне пожаров, - продолжал Иван, - в дыму увижу безумных, бегущих по Бульварному кольцу...". В позднейших вариантах этой редакции были изображены грандиозные московские пожары с немалым числом жертв.

Только в окончательном тексте масштаб пожаров был уменьшен, и обошлись они без гибели людей. 1943 г. из варианта 1931 г. становится понятен в свете сохранившейся в булгаковском архиве записи:

"Нострадамус Михаил, род. 1503 г. Конец света 1943 г." Иван Бездомный как бы повторял пророчество М. Нострадамуса (1503-1566), знаменитого французского астролога и врача. Однако и суждение Ш. не было, очевидно, забыто. При появлении в "Шалаше Грибоедова" в этой, как и в последующей редакции романа, "Иванушка имел в руке зажженную церковную свечку". Большие пожары в Москве в ранних редакциях "Мастера и Маргариты", возможно, иллюстрировали уподобление Ш. революций вселенским пожарам. Г. Е. Распутин (Новых) (1872-1916), по мнению философа, во многом спровоцировал Февральскую революцию, а В. И. Ленин организовал Октябрьскую. У Булгакова Москву поджигают подручные Воланда, который одним из своих прототипов имеет Ленина.

Ш. в своих работах полемизировал с голландским философом Б. Спинозой (1632-1677), утверждавшим в "Богословско-политическом трактате" (1670), что тот, кто подвергает критике возможности человеческого разума, свершает Laesio majestatis, "оскорбление величества" разума. У Булгакова это латинское название сохранилось среди подготовительных материалов к "Мастеру и Маргарите". Понтий Пилат, инкриминирующий Иешуа Га-Ноцри нарушение закона "об оскорблении величества", может быть пародийно уподоблен Спинозе, не допускавшему никаких сомнений в величии разума. Прокуратор чувствует надрациональную, нравственную правоту Га-Ноцри, но боится принять ее, опасаясь доноса Иосифа Каифы и возмездия императора Тиберия (43 или 42 до н. э. - 37 н. э.), т. е. исходя из вполне рациональных оснований.

"ЮБИЛЕЙНОЕ ЗАСЕДАНИЕ", либретто шуточного приветствия коллектива Большого театра МХАТу в связи с 40-летием Художественного театра, написанное Булгаковым и разыгранное на сцене МХАТа 3 ноября 1938 г., в день юбилейных торжеств, причем Булгаков исполнял роль конферансье. Опубликовано: Мягков Б. С. Фельетоны М. Булгакова: Их герои и прототипы // Возвращенные имена русской литературы. Самара: Гос. Пед. Ин-т, 1994. Текст Ю. З. датирован автором 14 октября 1938 г. Е. С. Булгакова по поводу работы над текстом приветствия записала в дневнике 29 сентября 1939 г.: "...Вечером М. А.... пошел в дирекцию, где назначено совещание по поводу поздравления МХАТа с юбилеем". На следующий день Елена Сергеевна зафиксировала рассказ мужа об этом совещании: "...Он предложил сыграть какую-нибудь сцену из "Вишневого сада", чтобы певцы играли. Но никто не принял этого". В итоге Булгакову пришлось писать либретто Ю. З. с пародийно обыгранными цитатами из опер, ставившихся в Большом: "Бориса Годунова" П. Мусоргского, "Севильского цирюльника" Д. Россини, "Евгения Онегина" П. И. Чайковского, "Князя Игоря" А. П. Бородина, "Аиды" Д. Верди и "Поднятой целины" И. И. Дзержинского. Чеховский "Вишневый сад" остался лишь в реплике 2-го тенора: "Люблю я МХАТ! "Вишневый сад", ты не забыла, Люба? Ты помнишь? Дорогой, многоуважаемый шкаф, приветствую твое существование, которое, вот уже более сорока лет, было направлено к светлым идеалам добра и справедливости! Твой молчаливый призыв к плодотворной работе не ослабевал в течение сорока лет, поддерживал в поколениях нашего рода бодрость, веру в лучшее будущее и воспитывал в нас идеалы добра и общественного самосознания!"

По поводу нежелания оперных певцов выступить в роли драматических актеров конферансье (Булгаков) мягко иронизировал: "...Наше положение осложнено тем, что мы вследствие наших природных свойств, речи говорить не можем, а можем только петь..."

Хотя Булгаков написал либретто сценического приветствия, он категорически отказался работать над приветственным адресом МХАТу, помня о нанесенных мхатчиками обидах. 4 октября 1938 г. Елена Сергеевна записала в дневнике: "Поехали за деньгами в сберкассу, оттуда в дирекцию. Яков Л. (Я. Л. Леонтьев, заместитель директора Большого театра. - Б. С.), как всегда обаятельный, попросил М. А. помочь ему - написать адрес МХАТу:

М. А. сказал:

- Яков Леонтьевич! Хотите, я напишу адрес вашей несгораемой кассе? Но МХАТу - зарежьте меня - не могу! Я не найду слов".

Ю. З. имело шумный успех. 3-4 ноября 1938 г. Е. С. Булгакова так описала это представление со слов мужа: "М. А. на репетиции - днем. А вечером, прорепетировав в последний раз свою роль передо мной, М. А., в черном костюме, пошел в Дом актера, тут же вернулся за зонтиком сильнейший дождь. Позвонил Борис Эрдман, уговаривал меня пойти с ним смотреть М. А., но я объяснила - не с кем оставить Сергея, оттого и сижу дома...

М. А. вернулся в начале третьего с хризантемой в руке и с довольным выражением лица. Протомив меня до ужина, стал по порядку все рассказывать. Когда он вышел на эстраду, начался аплодисмент, продолжавшийся несколько минут и все усиливавшийся. Потом он произнес свой conferance, публика прерывала его смехом, весь юмор был понят и принят. Затем начался номер (выдумка М. А.) - солисты Большого театра на мотивы из разных опер пели тексты из мхатовских пьес ("Вишневый сад", "Царь Федор", "Горячее сердце"). Все это было составлено в виде заседания по поводу мхатовского юбилея. Начиная с первых слов Рейзена: "Для важных дел, египтяне..." и кончая казачьей песней из "Целины" со специальным текстом для МХАТа - все имело шумный успех.

Когда это кончилось, весь зал встал и стоя аплодировал, вызывая всех без конца. Тут Немирович, Москвин, Книппер пошли на сцену благодарить за поздравление, целовать и обнимать исполнителей, в частности М. А-ча целовали Москвин и Немирович, а Книппер подставляла руку и восклицала: "Мхатчик! Мхатчик!"

Публика кричала "автора". М. А-ча заставили выходить вперед. Он вывел Сахарова и Зимина (молодых дирижеров Большого, сделавших музыкальный монтаж по тексту М. А.), они показывали на М. А., он - на них. Кто-то из публики бросил М. А. хризантему.

После чего М. А. вернулся домой, хотя его очень уговаривали все остаться. Габтовцы, особенно молодежь, были очень довольны успехом номера, кто-то с восторгом сказал про М. А. - "вот ловко трепался!" (про речь!).

Сегодня с утра бенефис продолжается. Звонили с поздравлениями Гриша Конский, Оленька (сестра Елены Сергеевны О. С. Бокшанская. - Б. С.).

Оля (в диком восторге):

- Неужели Миша теперь не чувствует, какие волны нежности и любви неслись к нему вчера из зала от мхатовцев?.. Это было так неожиданно, что Миша вышел на эстраду... такой блистательный conference... у нее мелькала почему-то мысль о Мольере, вот так тот говорил, наверно...

Звонил Мордвинов... сказал: Вчерашнее выступление М. А. ведь первым номером прошло...

М. А. днем навещал Дмитриева, который болеет у Книпперов (он всегда там останавливается). Видел Ольгу Леонардовну, та говорит:

- Самый лучший номер! Блестяще! Вы оживили Большой театр!"

Так Булгаков испытал последний триумф в своей жизни - как драматург и актер.

"ЮРИЙ СЛЕЗКИН (СИЛУЭТ)", статья.

Опубликована: Сполохи, Берлин, 1922, № 12. Вошла в качестве предисловия в книгу: Слезкин Ю. Роман балерины. Рига: Литература, 1928. Ю. С. С. - практически единственная в наследии Булгакова литературно-критическая статья в собственном смысле слова. Она посвящена творчеству известного еще до 1917 г. писателя Юрия Львовича Слезкина (1885-1947). С ним Булгаков познакомился в 1920 г. во Владикавказе. Их дружба продолжалась и в Москве вплоть до середины 20-х годов. Позднее пути Булгакова и Слезкина разошлись.