Книжный шкаф Кирилла Кобрина

Книга переведена с английского хорошим русским языком, что – ко всему прочему – делает ее полезным для поколения MTV чтением. Требовать в каждом отдельном случае перевода с языка оригинала – древнегреческого, латыни, древнееврейского, старофранцузского – мне представляется излишним. Не излишним представляется другое: написать два слова об авторах этой компиляции, дать нормальную библиографию и примечания. Издательству, называющему себя «Академический проект», стыдно в «Списке цитируемой литературы» печатать такие определения: «Августин – епископ и теолог, живший в 5 веке» или «Исидор Севильский – испанский епископ, живший в 7 веке, филолог с энциклопедическими знаниями». Видимо, Августин попал в список литературы вовсе не за то, что был епископом, а за то, что сочинил несколько десятков книг, среди них великие «О граде Божием» и «Исповедь». Исидор Севильский – не филолог с энциклопедическими знаниями, а автор одной из первых средневековых энциклопедий, которая называлась «Этимологии». Нехорошо.

Томас Де Куинси. Исповедь англичанина, любителя опиума / Изд. подгот. Н. Я. Дьяконова, С. Л. Сухарев, Г. В. Яковлева. М.: Научно-издательский центр «Ладомир»: Наука, 2000. 424 с. (Лит. памятники).

Тот же самый Борхес любил начинать эссе словами: «Я столь многим обязан Де Куинси…». Так вот, я столь многим обязан Борхесу, столь многим обязанному Де Куинси, что внимательно слежу за русскими изданиями последнего. Гениальному наркоману не очень-то повезло в постсоветской России (да и в досоветской тоже). Издание его исповеди опиофага, предпринятое в середине девяностых издательством «Ad Marginem», отличалось скорее остроумным послесловием Павла Пепперштейна, нежели качеством перевода. Нынешнее издание… Впрочем, обо всем по порядку.

Перевод настоящего издания неплох, еще лучше подбор в нем сочинений Де Куинси. Составители не стали рисковать и включили в сборник самые известные его вещи «Исповедь англичанина, любителя опиума», ее продолжение «Suspiria de Profundis», «Убийство как одно из изящных искусств», «О стуке в ворота у Шекспира». Можно было бы добавить еще «Английскую почтовую карету». Я предполагаю, что одним из приятнейших занятий гипотетического читателя этой книги будут размышления на тему: «Что лучше – Исповедь или Убийство?». Я (не без внутренней борьбы) выбираю «Убийство».

Перед нами редкий случай того, как литературный персонаж вдруг обрел голос на страницах, принадлежащих перу другого автора, не имеющего представления о первом. «Убийство как одно из изящных искусств» – не что иное, как гипотетическая лекция, прочитанная Огюстом Дюпеном, сыщиком, сочиненным Эдгаром По. И Куинси, и По испытывали пагубное пристрастие к средствам, уводящим за границу рациональности. И тот и другой были почти безумцами. В безумиии и того, и другого была железная логика. Из этой логики родился жанр англосаксонского детектива.

Теперь об оскорбительном в этом издании. «Научно-издательский центр „Ладомир“ „Наука“» выпустил [18] (видимо) «научное» издание, справочный аппарат которого составил невежда. Ничего, кроме возмущения, не могут вызвать такие, к примеру, примечания (автор – Г. В. Яковлева): «Герцог Гиз – один из претендентов на французский престол, создатель католической лиги, организатор истребления гугенотов-протестантов в мае 1588 года. Это событие вошло в историю под названием „Варфоломеевская ночь“… 23 декабря 1589 года он был убит в приемной короля Генриха III» или «Генрих III Валуа – король Франции… 10 августа 1589 года был заколот доминиканским монахом-фанатиком Жаком Клеманом». Неужели госпожа Яковлева не умеет считать? Неужели, сочиняя эту белиберду, она не понимала, что Гиз не мог быть убит в приемной короля, которого уже заколол Клеман? Неужели госпожа Яковлева не училась в обычной советской школе и не знает, что Варфоломеевская ночь была не в мае 1588, а 24 августа 1572 года? Неужели нельзя было заглянуть в обычный вузовский учебник по истории средних веков и выяснить, что герцог Гиз был убит 22 декабря 1588 года, а Генрих III – 1 августа 1589 года? В том же невозможном духе сочинены и остальные примечания. Шведский король Густав-Адольф произведен в императоры. Шлезвигский город Глюкштадт [19] в XVII веке вдруг стал местом для складов исландских (!) товаров (видимо, имелись в виду «фрисландские товары»). Английский король Карл II, оказывается, возглавлял некое «правительство», которое «пало»…

В конце концов, я столь многим обязан Де Куинси, что заявляю: радость от чтения его прозы перевешивает возмущения качеством ее издания.

Роберт Г рейве. Белая богиня: Избранные главы / Предисл. X. Л. Борхеса; Пер. с англ. И. Егорова. СПб.: Амфора, 2000. 382 с. (Сер. «Личная библиотека Борхеса»).

Англосаксы действительно чемпионы по части железной логики в безумии. Думаю, это одна из причин столь пылкой любви Борхеса к литературе старой-доброй Англии и Новой Англии (и, замечу в скобках, довольно прохладного его отношения к кельтским окраинам Британии – за некоторым исключением). Его страстный интеллект, своего рода «рациональное танго», требовал для поддержания постоянного огня сухих дров. Джойс казался ему несколько водянистым.

Одним из таких сухих безумцев был Роберт Грейвс. Я не поклонник ни его исторической беллетристики, ни псевдонаучных мифологических рассуждений. Идея того, что некогда была правильная Поэзия, а потом некто злонамеренный ее низверг и воздвиг алтарь поэзии неподлинной, мне чужда. Тем более (как медиевисту, занимавшемуся историей Уэльса и Ирландии) нелепой кажется историческая аргументация существования «лунной мифологии». И все же.

В безумии Грейвса есть железная логика. Она завораживает, как завораживает вид работающего механизма, сотни, тысячи, десятки тысяч раз повторяющего одни и те же движения. Например, поршней и ходунов паровозного двигателя. Только, в случае Грейвса, все детали сотворены из воздуха.

Эдвард Дансейни. Рассказы сновидца / Предисл. X. Л. Борхеса; Сост. и общ. ред. В. Кулагиной-Ярцевой. СПб.: Амфора, 2000. 525 с. (Сер. «Личная библиотека Борхеса»).

Я уже как-то отмечал страсть автора «Пьера Менара» к второ– и третьестепенным авторам. В некоторых случаях она вполне оправдана – либо соображениями конструирования жизненных или литературных стратегий, либо потребностями очередной волшебно-измышленной сюжетной генеалогии [20]. Еще Борхес питал слабость к неоромантической литературе – от Стивенсона и Честертона до Майринка. При этом он умудрился не заметить Толкиена (и почти не заметить К. С. Льюиса), зато воспеть лорда Дансейни.

Впрочем, с «воспеть» не очень-то ясно. Вступление Борхеса, предпосланное издателем к русскому изданию «Рассказов сновидца», впечатляет. Дансейни родился на свет «возможно для бессмертия». Его рассказы «волшебны». Но следует отметить, что этот текст был сочинен Борхесом в 30-е годы для семейного еженедельника «Очаг», где он тогда (от безденежья) вел рецензионную рубрику. Кто знает, из каких соображений он нахваливал сочинения Эдварда Дансейни: эстетических или социально-педагогических?

На самом деле, «Рассказы сновидца» скучны, сны его неинтересны, слог их изложения напыщен и гремящ. Неоромантизм хорош цепкой клешней слепого Пью, безумной историософией Наполеона Ноттингхильского, втягивающей в себя пустотой Сердца Тьмы. Ничего, даже отдаленно напоминающего это, в книге Дансейни нет.

В. Ф. Марков. История русского футуризма / Пер. с англ. В. Кучерявкина, Б. Останина. СПб.: Алетейя, 2000. 438 с.

До знакомства с этой книгой я считал, что прогресс бывает только в виноделии. Отнюдь. Прогресс, оказывается, бывает и в филологии, точнее, в той ее части, где изучают короткую, но восхитительную историю русской литературы. Исследования здесь действительно устаревают; то, что лет двадцать назад казалось интересным, важным, методологически безупречным, безукоризненно фундированным, сейчас предстает в лучшем случае старомодным и несколько наивным. Ни автор, ни книга здесь ни при чем; дело именно в прогрессе знания и смене контекста. Издавая сейчас такие исследования, стоит особо выделить, очертить их исторический контекст, в идеале издать как «литературный памятник» [21], точнее, «памятник филологической мысли». Иначе публикуемый автор выставляется эдаким анахронизмом, маркизом в пудреном парике – в кружок гогочущих парней, среди которых и неистового Виссариона можно узнать, и Мишеля Бакунина…