В поисках истины

Издательская география произведений Э.Гарднера широка, но первая их апробация, как правило, приходится на Канаду, хотя именно американскому материалу обязаны своим содержанием его наиболее известные романы "Дело воющей собаки" (1936), "Дело небрежной нимфы" (1949), "Дело о предусмотрительной кокетке" (1949), "Показания одноглазой свидетельницы" (1950), "Дело о нерешительной хостессе" (1953), "Дело очаровательного призрака" (1955), "Дело о дерзкой приманке" (1957), "Дело о двоебрачной супруге" (1961), "Дело о беспокойном опекуне" (1965), "Дело о легкомысленном Купидоне" (1968).

Первый детектив - "Дело о бархатных когтях", - мгновенно принесший огромную популярность его создателю, вышел в 1932 году. Именно здесь Гарднер впервые вывел на литературные подмостки центральный персонаж многих своих книг - судебного адвоката Перри Мейсона. Создание этого образа, как бы отделившегося от своего творца и зажившего самостоятельной жизнью, крупная удача писателя. Затем последовали романы "Дело о поддельном глазе" (1933), "Дело об угрюмой девице" (1933), "Дело о любопытной невесте" (1935), "Дело о заикающемся епископе" (1937) и другие. И в романах 40-50-х годов, и в более поздних все держится на образе Мейсона. Он - центральная фигура в художественном универсуме, выстроенном Гарднером.

Адвокат Перри Мейсон у Гарднера не только раскрывает тайну, но - и это для него главное - спасает от ложных обвинений людей, оказавшихся, чаще всего по вине преступников, в смертельной ловушке. Над ними нависает неумолимый меч правосудия. Мейсон отводит его от них и обращает против подлинных виновников. В этом, собственно, состоит суть его поисковой деятельности. Иными словами, детективная история уже в первых же романах Гарднера перестает быть "игрой ума", а становится своего рода инструментом борьбы за восстановление истины и справедливости. Более того, Мейсон не только раскрывает тайну преступления и защищает невинного человека, но в ходе расследования, судебных разбирательств вскрывает глубокие причины совершенного зла.

Уже в ранних книгах Гарднера раскрывается основной талант героя его романов - готовность без промедления и уверток встретить лицом к лицу любую ситуацию, какой бы сложной она ни была, вступить в открытый спор, не страшась ни язвительных вопросов, ни застывших в ожидании скандала камер телевидения и карандашей репортеров. В течение короткого, нарочито спрессованного отрезка романного времени Перри Мейсону приходится принять не одно ответственное решение, проявляя при этом недюжинную сообразительность, интуитивное чувство меры и такта, большое проявление духа. Его уверенность в себе, умение подчинить ход событий своей воле выявляют сильный, мужественный тип литературного героя.

В отличие от своих коллег по ремеслу, писателей Дэшила Хэммета (1894-1961) и Раймонда Чандлера (1888-1959), родоначальников и последователей "жесткого" и "крутого" (hard-boiled) детектива, Э.Гарднер развивает иной тип героя. Его детектив расследует убийство, делая то, на что часто неспособны полиция и судебные власти, герой "жесткого" детектива не только расследует, но и наказывает преступника. Если у Гарднера герой только интеллектуал, то у Хэммета и Чандлера он и прокурор, а часто и исполнитель приговора. Поэтому тип героя "крутого" детектива более жесток, нежели герой Гарднера.

Мейсон у Гарднера интересен как характер, данный в противоборстве с властью обстоятельств. Пока он изучает детали совершенного преступления, читатель присматривается к нему самому, незаметно для себя попадает под обаяние его личности и оказывается во власти напряжения, возникающего в результате столкновения Мейсона с теми силами, которые препятствуют скорейшему раскрытию всех истинных обстоятельств совершенного преступления. Роль адвоката дает ему возможность вносить коррективы в отправление американского правосудия, наказывать зло и помогать торжествовать добру.

В какой-то степени романы Э. Гарднера подобны еще не успевшей пожелтеть от времени газетной или журнальной подшивке: с их помощью читателю в разных концах света становятся ближе многие осязаемые черты, учреждения и общественные службы Америки XX века. В них он рисует картину современной ему жизни с атмосферой социальной иерархии, кастовостью, мещанством и ханжеством. Подметив эти черты времени, настроение отчужденности, психологической неустойчивости в человеческих взаимоотношениях, писатель с достаточной убедительностью передает это в своих книгах, что было сразу замечено американскими читателями. Такая тональность актуализирует чисто детективную специфику его произведений, отмеченных упругой напряженностью интриги, точностью характеристики персонажей, своеобразной экономичностью образной структуры, призванной сосредоточить читательское внимание на поставленных автором вопросах.

Точно рассчитав композицию, умело манипулируя сюжетными линиями, сталкивая и вновь разводя своих персонажей, Гарднер демонстрирует способности незаурядного рассказчика - качество, которое сам он полагал определяющим в своих литературных занятиях. Диалог у него не только движет действие, но и разворачивает характеры, усугубляет драматическую ситуацию. Опытнейший профессионал Гарднер знает, что в судоговорении, в споре обвинения и защиты уже заключена драматичность: рассмотрение обстоятельств дела, предъявление улик - действительных или ложных, - свидетельские показания, перекрестные допросы, контраргументы адвоката и обвинителя. Его романы - это своего рода пьесы, которые при чтении могут доставить удовольствие даже большее, нежели при постановке, когда неизбежно вторжение воли режиссеров и актеров.

Отсюда слог, язык Гарднера - классически внятный. Он избегает сложных метафор и образных сопоставлений. В своем повествовании, как и в насыщенных драматизмом диалогах, Гарднер намеренно скуп на каждое лишнее слово. Сила художественного воздействия не зависит у него от красочности слов и оборотов, не определяется какими-либо изысканными приемами. Более того: драматичные эпизоды в романах Гарднера, сильные переживания героев передаются с нарочитой сдержанностью, причем немногословие призвано подчеркнуть силу внутренней взволнованности и напряжения.