Газета Завтра 194 (33 1997)

По ее поводу можно фантазировать что угодно. Например, Чубайс-старший почему-то считает, что «первое российское государство» существовало с VIII по начало XX века, когда оказалось разрушенным некоей Совдепией. Подтверждение тому он находит: а) в истории б) в русском фольклоре в) в русской поэзии XIX века. Но эти аргументы выглядят более чем сомнительно, не говоря уже об их взаимосвязи. «Исторический» — из-за явной приверженности автора постулатам школьной советской программы. Так, кризис и гибель Киевской Руси Чубайс сводит к «неэффективной, номенклатурной системе наследования» (с.18) княжеской власти, а Смуту объясняет тем, что «весть об убийстве царевича Димитрия глубоко травмировала русское общество» (с.19). Переход от великого княжения к царству, и от него — к империи, разница между Киевским каганатом, Московией и Россией для автора несущественны и незначимы. Всё это — единое, «первое» русское государство, объединенное «русской идеей» (которую, признает Чубайс, сформулировал только Достоевский лет за пятьдесят до революции). И главное в «русской идее», по Чубайсу, — предельное территориальное расширение, «экстенсивный рост», якобы исчерпавший себя ко второй половине XIX века — по объективным причинам: «россияне в конце концов вошли в контакт с народами, либо контролируемыми другими державами, либо имеющими свои собственные, не менее сильные государствоообразующие идеи и потому ни на каких условиях не согласные принимать чужие идеи и знамена» (с.23). Что называется, без комментариев. Зато следующий этап — «качественного роста», был прерван коммунистическими злыднями, спустившимися с гор как “Гога с Магогой”.

Куда веселее обстоит дело с чубайсовским «контент-анализом» сборника Даля, когда сложившийся к середине прошлого века корпус пословиц и поговорок автор выдает за существовавший на протяжении всей тысячелетней истории придуманной им «России». И уж совсем смешно, что в «банк данных» русской поэзии по Чубайсу не попал ни Пушкин, ни Тургенев, ни Аполлон Григорьев зато нашлось место для С.Ф.Дурова и А.Н.Будищева (не говорю ни о Блоке — он для Чубайса, видимо, уже советский поэт, ни о выборе произведений Лермонтова, Тютчева, Некрасова). Вывод автора: основу русской идеи составляют три важнейших представления: православие, соборность и собирание земель. Конечно, называть православие «представлением» может только уж совсем чистопородный демократ.

Далее рисковый аналитик разделяет «коммунистическую идею», весьма для него привлекательную, и «коммунистическую идеологию как орудие соввласти», которая «для утверждения собственного режима с 1917 по 1956 годы… уничтожила от 50 до 110 миллионов соотечественников» (с.46), т.е., надо понимать, питалась ими по миллионудва в год. Ау, Борис Николаевич! У вас отнимают лавры!

Затем наш герой проговаривается об истинном значении православия, правда, привычно путая русское с российским: «Утверждение на месте русской идеи комидеологии было связано с уничтожением основы российской государственности и русской идеи — православия» (с.67-68). Но вместо естественного при этом обращения к православной традиции начинается демократическая жвачка: «В замене идей — главная первопричина (а есть первопричина неглавная?- Ю.П.) катастрофы, массовых ленинско-сталинских репрессий. Остальные составляющие русской идеи были коммунистами деформированы и искажены. Коммунистическую идею — набор позитивных лозунгов — никогда не предполагалось реализовывать, а чтобы это скрыть, была создана коммунистическая идеология» (с.68) и так далее, вплоть до “априорного”, скорее всего, вывода: “В систему ценностей Новой России предлагаются следующие составляющие — историософия России, умеренный коллективизм, свобода традиционных конфессий, преодоление бремени комидеологии, родной язык, россияне — как российский народ, право, неоязычество, либерализм” (с.97). Откуда вдруг появилось и что вообще такое — неоязычество, как совмещается либерализм с коллективизмом, пусть даже умеренным — тайны сии велики суть. Но побережем нашего читателя, на которого и так изо всех информационных кранов выливается хаос демократии. Важно единство той меры безответственности, с которой Чубайсмладший проводит приватизацию и с которой Чубайс-старший пытается сформулировать «новую русскую идею». Это — если не собственно семейная, то вполне либерально-интеллигентская черта. Полуправда, полуложь — ничего не разберешь. Видимость понимания, видимость логики…

Например, верно, что «властвующий класс в СССР и в современной России один и тот же — номенклатура» (с.96). Но разве «поэтому никаких принципиальных изменений и улучшений в жизни народа произойти не может» (там же)? Нет, может, и очень даже может: если народ и его часть, производящая идеальный продукт, интеллигенция — обратятся к своей подлинной традиции, восстановят в себе действительную иерархию ценностей и сбросят с властных высот предавшую Отечество прослойку псевдоуправленцев. То есть необходима, по большому счету, революция. Отличная от февральских, августовских, октябрьских и прочих месячных, но — революция. Вот за подтверждение этого факта, что называется, от противного — вольное или невольное — спасибо Игорю Борисовичу. И брату его.

Ю. ПУТРИН

ИМПЕРСКИЙ ЦВЕТОК

В. Медунина

Лучшие умы всегда понимали ту особую роль, которую играет женщина в жизни общества. “Влияние женщины может быть очень велико именно теперь, в нынешнем порядке или беспорядке общества, в котором, с одной стороны, представляется утомленная образованность гражданская, а с другой какое-то охлаждение душевное, какая-то нравственная усталость, требующая оживотворения. Чтобы произвести это оживотворение, необходимо содействие женщины”, писал Н.В.Гоголь в 1846 году.

Что должен чувствовать через полтора века после сказанного классиком отечественной литературы, верующим христианином Гоголем наш современник, глядя на свой разоренный дом, разграбленную землю, разрушенное государство и слыша из уст хрупкой женщины:

Не по словам, а по делам

Судить вас будут, лицемеры,

И чтобы вам, мужчины, вам

Урок дать доблести и веры,

Я безоружная стою,

Чтоб вас подвигнуть на защиту

Перед врагом. О вас пою

Свою предсмертную молитву.

Эти стихи поступок. Как замечательный поступок выход самой книги Нины Карташевой “Имперские розы”. Поступок не только автора, но также поступок издателя Владимира Ивановича Милосердова, преодолевшего все преграды на пути к читателю поступок Владимира Николаевича Крупина и, конечно, того, кто сейчас с горних вершин глядит на нас, молясь о России, о ее народе высокопреосвященнейшего Иоанна, митрополита Санкт-Петербуржского и Ладожского. Глубоко закономерно, что выход сборника его духовной дочери совпал с годовщиной преставления митрополита. Вспомним светлый образ этого истинного наставника. В нем мягкость, добротолюбие, смирение и поразительное бесстрашие, неколебимость в обличении и борьбе против врагов православия и России. “Похоже, что пришло время покаяния и прозрения”, поучал нас Владыка Иоанн: “Похоже, Россия допивает последние капли из чаши гнева Божия. Теперь, обладая огромным трагическим опытом десятилетий сатанинского пленения, нам особенно важно заново осмыслить пройденный путь, научиться отличать добро от зла, истину от лжи, настоящую духовность от лукавой подделки… Лишь восстановив благодатную преемственность русского религиозно-нацио-нального самосознания, мы можем рассчитывать на успешное выздоровление. Иного пути нет”.

Русская литература, вышедшая из церковных летописей, героических повестей, былин и сказок, требует от настоящего автора, тем более от поэта, беспрекословного послушания Правде и Чести. Это тернистый и узкий путь, по которому идет и Нина Карташева. А ведь она, урожденная княжна Оболенская, могла бы кружиться на балах Дворянского собрания, быть украшением свиты рвущихся к трону Гогенцоллернов, а не бросать им в лицо:

Как много спеси, только чести мало.