От сентября до сентября

— Что же мешает создать стопроцентную безопасность — если существует полное понимание остроты проблемы, созданы технические возможности ее разрешения, то дело, вероятно, только за желанием?

— Как сказать… — Олейник некоторое время молчал, сосредоточенно вертя в пальцах ручку. — Четвертый год я занимаю эту благородную должность и каждый день думаю о том, что можно сделать значительно больше. Много здесь неизвестного, много непочатого с точки зрения науки, техники, профессиональной и должностной заинтересованности. Это чисто по-человечески. Но ведь нравственные позиции нередко сталкиваются с экономическими, а желание не всегда сочетается с возможностью. Если бы наше предприятие занималось только охраной природы, тогда бы мы только этим и занимались. А мы призваны ежегодно выпускать миллион тонн целлюлозы, двести пятьдесят тысяч тонн различных видов бумаги, примерно столько же картона, триста миллионов штук упаковочных мешков, около десяти миллионов квадратных метров древесноволокнистых плит, девять с половиной тысяч тонн кормовых дрожжей и великое множество другой продукции для народного хозяйства и ширпотреба. Причем прилагается максимум усилий, чтобы основной объем всех видов продукции выпускался с государственным Знаком качества или хотя бы в сортах, близких к нему. А это тоже зависит не только от главного исходного материала — древесины, но н в немалой степени связано с качеством воды, проходящей технологическую цепочку основных процессов производства. Наши хозяйственники умеют считать деньги. И если они будут слишком много тратить на облагораживание сточных вод, то пострадает главное дело, ради которого мы существуем. Здесь надо сочетать разумное с полезным… И все же разумный выход видится в дальнейшем совершенствовании самой технологии производства, в многократном использовании воды: полукольцо, кольцо и так далее. Это, повторяю, радикальный метод.

Я спросил:

— Можно ли добиться стопроцентной очистки воды?

— Да, — убежденно ответил Андрей Тимофеевич. — Можно сбрасывать воду более высокого качества, чем в самом водоеме. Мы надеемся в обозримом будущем добиться этого. Учтите, северные реки содержат большое количество гумусовых кислот (отсюда коричневый цвет воды), очень высокая минерализация: соли кальция, железа, карбонаты и так далее. Мы уже сегодня, повторяю, вкладываемся в установленные нормативы взвешенных частиц в составе искусственно облагороженной воды. Более того, отдаем реке воду, содержание кислорода которой значительно выше, чем в самом водоеме. Как это происходит на практике, вы можете увидеть, если осмотрите паши очистные сооружения.

— С удовольствием, — сказал я. — Можно пойти хоть сейчас.

Андрей Тимофеевич отрицательно покачал головой.

— Пойти — это слишком расточительно для человека, ценящего свое рабочее время, — заметил он. — Только на дорогу до главных сооружений мы затратим не менее тридцати минут. А если побывать на самой дальней точке — аэрационных прудах, то понадобится несколько часов. Хозяйство занимает 350 гектаров. Не каждый крупный колхоз или совхоз Архангельской области может похвастаться таким количеством угодий. Поэтому придется ехать, а не идти…

Он позвонил диспетчеру и вызвал дежурную машину… Это был грузовичок, приспособленный для перевозки людей. Мы забрались в кузов и, попетляв среди многоэтажных громадин комбината, трубо- и путепроводов, выбрались на бетонку, ведущую к хозяйству Олейника. Вскоре машина обогнула некрутой склон и, проехав около километра по земляной дамбе, остановилась у круглого здания насосной. Отсюда амфитеатром сходили площадки с бассейнами большого диаметра.

— Здесь начинается вся видимая и невидимая работа, именуемая охраной природы. Вернее, охрана одной ее части — водной. Есть и вторая, не менее важная — воздушная. — Кивком головы Андрей Тимофеевич показал в сторону активно дымящих труб. — Эти сигары, — сказал он, — ежечасно выбрасывают в атмосферу три миллиона кубометров газа, по миллиону каждая. Остальные поменьше… Об этом я расскажу вам позже, если интересуетесь. А пока… Давайте знакомиться последовательно…

Мы спрыгнули на землю. Олейник повел меня к бассейнам, именуемым аэратенками. Заглянув в одну из емкостей, напоминавшую по форме н размерам цирковой манеж, я подумал о кратере бурлящего вулкана, готового в любую секунду извергнуться и затопить все вокруг густой коричневой массой.

— Поясняю принцип, — голосом опытного экскурсовода начал Олейник. — Эта коричневая каша разной густоты и вредности поступает непосредственно к нам на так называемые внеплощадочные очистные сооружения, где имеем честь сейчас находиться. Все промышленные стоки проходят в первичных отстойниках механическую очистку, затем смешиваются с коммунальными отходами предприятия и поселка, прошедшими предварительную обработку «у себя дома». Далее начинается титаническая работа маленьких чистильщиков — микроорганизмов. Они производят биологическую очистку воды в этих, фигурально выражаясь, сосудах… Теперь мы будем переходить с вами от одного сосуда к другому и удивляться работе «малюток»…

Я искренне поражался тому, как быстро густая коричневая каша превращалась в натуральную воду. Андрей Тимофеевич с победным видом поглядывал на меня.

— После биологической очистки вода идет в систему отстойников, где освобождается от активного ила. Затем — глубокая очистка и насыщение кислородом в прудах-аэраторах. И только после этого — через рассеивающий выпуск — в реку… Теперь остается показать вам конечный результат наших усилий. Поехали…

Мы снова забрались в кузов и по сложной системе дамб двинулись на запад. Справа и слева от нас простирались огромные озера, наполненные до краев черно-коричневой жидкостью. По береговым кромкам росла трава такой сочности и высоты, какую мне никогда не приходилось видеть. Тропический кустарник да и только. Его вершины почти доставали до верхнего среза кузова.

— Это и есть вторичные отстойники?

Олейник наклонился к моему уху и прокричал:

— Нет. Это наш бич! Хранилища активного ила…

— А почему здесь такая дикая трава? Прямо джунгли!..

— Потому что емкости заполнены сплошным белком… Белок под ногами!.. Вот вам название для актуальной статьи. Площадь хранилищ — более двухсот гектаров, она продолжает расширяться… Смотрите: строим новую «карту» на 60 га. — Он указал влево, где экскаватор, несколько бульдозеров и грейдеров оконтуривали высокой дамбой участок земли, поросший редким ельником. В некоторых местах насыпь уже поднималась над вершинами деревьев, которым предстояло умирать на дне нового илохранилища. Все это показалось мне очень тревожным.

Я спросил:

— На сколько лет хватит новой емкости?

— Года на два, — печально ответил Олейник.

— А что дальше?

— То же самое…

— И до каких пор?

Он пожал плечами.

— В том-то и дело, что у нас уже нет площадей для строительства илохранилищ, шламо- и шлаконакопителей… Я уже сказал вам: комбинатовские свалки занимают площадь около трехсот гектаров. Только активного ила здесь несколько миллионов кубометров… Мы пытаемся свалки сокращать… Но все это даже не полумеры… На обратном пути я покажу вам одно заведение и кое-что расскажу…

Наш грузовичок остановился на берегу огромного озера, заполненного прозрачной водой. В разных местах озерного зеркала возвышались какие-то сооружения на сваях.

— Что это? — спросил я.

— Аэрационные установки. Они круглосуточно насыщают воду кислородом перед сбросом в реку… Вы лучше посмотрите на эту идиллию… — Андрей Тимофеевич взял меня за плечи и повернул вправо. Я увидел, как из-за самого дальнего аэратора выплывала пара белых лебедей.

— Поразительно! — вырвалось у меня.

— «Лебединое озеро» — рассмеялся Олейник. — Дарю вам второе название для лирического очерка.

— Действительно, — сказал я с благодарностью. — А рыба в этом озере водится?

— Ей неоткуда здесь взяться. Но собираемся в порядке эксперимента запустить теплолюбивую рыбешку. Температура воды в озере даже зимой не ниже двадцати пяти градусов… Только руки пока не доходят… А уж водоплавающей дичи явно приглянулись паши хранилища. Местные охотники частенько посещают эти места.