Москва и москвичи

изнавали купцы, но доказать было нельзя, и Цезарь снова продавался. Яркой группой были борзятники, окружавшие своры борзых собак, псовых, хортых и паратых гончих; доезжачие в чекменях и поддевках с чеканными поясами, с охотничьим рогом через плечо, с арапником и лихо заломленными шапками. По одному виду можно было понять, что каждому из них ничего не стоит остановить коня на полном карьере, прямо с седла ринуться на матерого волка, задержанного на лету доспевшей собакой, налечь на него всем телом и железными руками схватить за уши, придавить к земле и держать, пока не сострунят. Они осматривают собак, спорят. Разговор их не всякий поймет со стороны. Так и сыплются слова: - Пазонки, черные мяса, выжлец, переярок, щипцы, прибылой, отрыж. Вот, кажется, знакомое слово "щипцы", а это, оказывается, морда у борзой так называется. Были тут и старики с седыми усами в дорогих расстегнутых пальто, из-под которых виднелся серебряный пояс на чекмене. Это-борзятники, москвичи, по зимам живущие в столице, а летом в своих имениях; их с каждым годом делалось меньше. Псовая охота, процветавшая при крепостном праве, замирала. Кое-где еще держали псарни, но в маленьком масштабе. По зимам охотники съезжались в Москву на собачью выставку отовсюду и уже обязательно бывали на Трубе. Это место встреч провинциалов с москвичами. С рынка они шли в "Эрмитаж" обедать и заканчивать день или, вернее сказать, ночь у "Яра" с цыганскими хорами, "по примеру своих отцов". Ружейные охотники-москвичи-сплоченной компанией отправлялись в трактир "Собачий рынок", извест[229] ный всем охотникам под этим названием, хотя официально он назывался по фамилии владельца. Трактир "Собачий рынок" был не на самой площади, а вблизи нее, на Неглинном проезде, но считался на Трубе. Это был грязноватый трактирчик-низок. В нем имелся так называемый чистый зал, по воскресеньям занятый охотниками. Каждая их группа на этот день имела свой дожидавшийся стол. Псовые и оружейные охотники, осмотрев до мелочей и разобрав по косточкам всякую достойную внимания собаку, отправлялись в свой низок, и за рюмкой водки начинался разговор "по охоте". В трактир то и дело входили собачники со щенками за пазухой и в корзинках (с большими собаками барышников в трактир не впускали), и начинался осмотр, а иногда и покупка собак. Кривой собачник Александр Игнатьев, знаменитый собачий вор, предлагает желто-пегого пойнтера и убедительно говорит: - От самого Ланского с Тверского бульвара. Вчера достукались.-Поднимает за шиворот щенка.-Его мать в прошлом году золотую медаль на выставке в манеже получила. Дианка. Помните? Александр Михайлович Ломовский, генерал, самое уважаемое лицо между охотниками Москвы, тычет пальцем в хвост щенка и делает какой-то крюк рукой. - Это ничего-с, Александр Михайлыч. Уж такой прутик, какого поискать. Ломовский опять молча делает крюк рукой. - Помилуйте, Александр Михайлыч, не может же этого быть. Мать-то его, Дианка, ведь родная сестра... - Словом, "родная сестра тому кобелю, которого вы, наверное, знаете",-замечает