Невыдуманные истории (СИ)

смогла понять, где там пальчики, где ножки, а где, собственно, все остальное. Я ей верила, но

всякий раз, когда она это делала, чувствовала себя дурой.

Участковая засобиралась. На ходу диктуя названия лекарств, она заглядывала в блокнот, выбирая следующий адрес. Я пыталась стенографировать, прижав лист к стене в коридоре.

— Семь-восемь раз в день, по четвертинке, за тридцать минут до еды…

— Извините, но мой ребенок столько не ест! (Тем более ребенок, больной ангиной, при

которой, если я не ошибаюсь, больно глотать).

Она сделала паузу, но побоялась сбиться с заученного текста и, не ответив, продолжила:

— Если не поможет, не давайте лекарство больше…

Мне показалось, это была фраза дня, но я ошиблась. Доктор, наматывая шарф перед

зеркалом, учила меня, как «обработать горло раствором». Это была инструкция по

эксплуатации существа живого, шестилетнего. Я не перестала писать только потому, что

такие формулировки нужно цитировать. Повторять слово в слово:

«Зафиксируйте ребенка строго вертикально (ага, желательно пользоваться отвесом). Угол

палочки должен быть девяносто градусов по отношению к горлу (и транспортиром). Наносите

раствор на слизистую горла по часовой стрелке, и если у ребенка вдруг (!) возникнет рвотный

позыв, уберите палочку и научите ребенка глубоко вдыхать носом».

Она завершила этот спич, стоя спиной уже в дверях. Потом обернулась, если бы она

улыбнулась, я бы оценила чувство юмора участкового доктора, но она сказала серьезно:

— Вы все поняли?

— Да, спасибо.

Ангина оказалась странной. Дочка сильно кашляла и на горло не жаловалась. Кроме

обработки горла раствором и кормления семь-восемь раз в сутки я выполняла все требования

и предписания. Три вида таблеток, два — капель, сироп и орошение. Не помогало.

Температура спадала только на время действия лекарства. Две ночи мы не спали. Дочка не

могла дышать носом.

Я позвонила в поликлинику, нашего врача не оказалось, трубку взяла ее коллега.

— Она не спит две ночи, носом не дышит!

— Это капали?

— Да.

— А так промывали?

— Да.

— А это?

— ДА. ДА. ДА.

— Ну, привозите, покажем лору.

Одноглазый лор (на одном глазу у него блестящий круг), вооруженный железным крючком, велел моему ребенку задрать голову. А вы бы не заплакали?! Она не плакса, просто надо

соизмерять размеры инструментов с воображением ребенка. Я понимаю, что у него очередь.

Но, возможно, ласковое слово ускорило бы процесс. Не надо было бы тратить время на

вытирание слез и на долгие уговоры открыть-таки и показать дяде ротик.

Нас отправили на рентген.

— Не бойся, тебе сделают фотографию носика изнутри!

Я вообще-то строгая мама, но в поликлинике я излучала столько света, что солнце

зажмурилось. Надо было как-то компенсировать ребенку встречу с правдой жизни.

Естественно, после того, как мы отстояли очередь, выяснилось, что для рентгена

необходима специальная бумага. Которая, опять же естественно, продается в аптеке, в

которую (все так же естественно) буквально минут десять ходьбы (ну, там, за углом).

Лор сказал — гайморит. Я спросила — откуда?! Лор попросил сдать денег «на

благотворительность». Я спросила, как это!? Не в смысле денег, а в смысле формулировки. Я

правда не поняла, «сдать на благотворительность» — это как? Я сдаю, а кто-то потом

благотворит этими деньгами? Я положила десять гривен в подставку для ручек, он написал

нам список лекарств.

С ангиной было проще. Новый список состоял всего из пяти пунктов, правда, никак не

пересекался с предыдущим. Доктор отвел мою дочь в процедурную.

— Подождите за дверью, ей сделают промывание носа.

Я бы не ушла, но из процедурной вышла совершенно очаровательная бабушка-медсестра и

добрым голосом залепетала какую-то чушь про кудряшки моей девочки, про чудную ее

кофточку и так далее.

Я металась под кабинетом в унисон с диким ревом собственного ребенка. Через пять минут

вместо своей, обычно веселой, я получила всхлипывающую и распухшую от слез девочку.

— Промывания нужно будет сделать не меньше пяти раз. И еще прогревания.

Звучит как приговор. Не по количеству процедур, а по тону произнесенных слов.

Я не доктор, но, по-моему, греть воспаления нельзя.

— Вы знаете, два дня назад у нее была ангина. С гнойником.

Доктор снова взялся за крючок.

— Подойди ко мне, девочка.

— Нет! — дочка вцепилась в мою руку. Я ощутила ее температуру. Не меньше тридцати

восьми.

Это какой-то фильм ужаса, страшная сказка.

— Вы знаете, она и так откроет рот, не надо инструментов, пожалуйста.

— Мамочка, кто из нас доктор? Вам что-то не нравится? Лечите сами.

Хороший аргумент. Работает безотказно.

Не хотелось ни возмущаться, ни ругаться, ни объясняться. Хотелось, чтобы она была

здорова. И все. Идти искать другую поликлинику, других докторов с больным ребенком?

Я присела на корточки.

— Солнышко, любую игрушку. Любую!

Да простят меня педагоги. Я все понимаю. Кроме того, как можно приказать ребенку не

бояться. Вот если бы дядя с крючками спросил, например, как ее зовут, или рассказал

смешную историю…

Прошлым летом мы отдыхали в Анталии. Меня предупреждали, что у детей трудно

проходит адаптация к чужому климату и ребенок в первый же день может заболеть. Я

набрала кучу лекарств, но все обошлось.

А вот прибалтийскому мальчику из соседнего номера повезло меньше. После первого же

купания в море он слег с отитом. Ночью его мама постучала ко мне и на сильно ломаном

русском спросила, хорошо ли я знаю английский. Она не могла по телефону объяснить, что с

ребенком и какой доктор ей нужен. Когда я в турецкой гостинице на русском языке объяснила

по телефону (не используя жестов) доктору немцу, что ребенок кричит от боли в ухе, он при-

мчался через десять минут. Самое потрясающее, он привез с собой игрушку. Ночью.

Обыкновенный надувной мячик. Первое, что он сделал, это протянул игрушку ребенку и

спросил: «Как тебья зофут»?!

Ангины уже не было. Или не было совсем. Мы заехали в аптеку и купили очередной мешок

лекарств. А также очередную Барби с набором доктора.

Температура спала. Теперь дочь не спала, потому что кашляла. Кашляла громко и

беспрерывно. Блин, а ведь никто из врачей ее не послушал. Ни педиатр, ни лор.

Я пошла в круглосуточную аптеку. Описав «характер кашля», получила две бутылки сиропа.

— Похоже на бронхит, — сказала аптекарша.

Мне стало нехорошо. Всего четыре дня назад у меня была абсолютно здоровая девочка.

Ангина, гайморит, бронхит... Если завтра кто-то скажет «птичий грипп», я не удивлюсь.

Зря я так думала.

Утром ребенок проснулся весь покрытый сыпью. Воскресенье. Звонить в поликлинику

бессмысленно. Скорую? Нас тут же уволокут в инфекционку. Пойти в аптеку и описать

«характер сыпи»?

Я решила, что это аллергия на лекарства, и перестала их давать. Вообще. Не помогло.

Всю ночь я читала ей сказки. Она засыпала буквально на несколько минут и снова

просыпалась. Странно, но нос дышал, температура была нормальная и кашля почти не было.

Она жаловалась на боль то ножки, то ручки, то животика. Где-то в три часа ночи шестилетняя

девочка произнесла фразу, которая заставила меня расплакаться:

— Мама, мне кажется, завтра никогда не наступит.

Откуда она знает этот набор слов? Что с ней? Я злилась на себя, на врачей, на аптекарей, на

страну и на всю систему.

Утром я пыталась дозвониться доктору. Через полчаса поняла, что есть более быстрый

способ. Мы сели в такси и поехали в поликлинику. Очередь попыталась возмущаться. Я