Юдаизм. Сахарна

А так и будешь «жить», как Пешехонов из «Русского Богатства» и Философов из «Речи». Около Пешехонова стоит Горнфельд, а около Философова стоит Гессен. Все понятно, как у Ющинского около Бейлиса и Шнеерсона.

Только мальчик наивно кричал: «Мне больно», а литераторы кричат: «Нам сладко».

«Розанов совсем бессовестный человек». Ну, ладно. Это пропускаю. А вот меня заняла картинка «по Григорию Петрову»:

«Современные художники иногда изображали Христа в современной нам обстановке. Немецкий художник Франц-фон-Уде изобразил Христа в обстановке современной рабочей семьи. Финляндец Альберт Эдельфельт представил Учителя в северном финляндском лесу. У ног его стоит, на коленях, Магдалина, финляндская простая женщина».

До России, конечно, теперь Христос не доходит: Россия «трефная страна». Еще немного, и «Учителя» живописцы представят держащим вместе с Кондурушкиным (из «Русск. Ведом.») голову плачущего Бейлиса. Я думаю, когда Философов получает гонорар в конторе «Речи», он оглядывается, не стоит ли где-нибудь возле него «Учитель», смотря тихо и проникновенно: «Трудись, ученик мой, и за труд твой въяве воздадут тебе тайно». Или наоборот.

«И тут и там Учитель встречает простую умиленную веру простых мытарей и грешников. На лице Учителя благость и любовь» (Философов).

Вообще теперь Христу очень хорошо: прежде Его «не понимали» ни курфюрсты времен реформации, ни католики времен Св. Франциска Ассизского, ни православные времен Василия Блаженного. Но вот «наконец-то»...

Философов, Винавер, Кондурушкин и еще «дополнительно» до 9-ти дев со светильниками встречают Христа на страницах «Русских Ведомостей» и «Речи». Тоже и Пешехонов, как Закхей, влез на смоковницу и смотрит на «событие». Наконец Он нашел «своих» и теперь составится последняя и истинная церковь. Григорий Петров у них будет «молебны петь». Вот и финляндец Альберт Эдельфельт, вот и финляндская Магдалина. Тут не будет ни Скворцова, ни Розанова. «Нововременцев» вообще не будет. И Учитель скажет: «Не нужно нововременцев». Так к полному удовольствию нашей повременной печати совершится последний фазис христианства и заключатся судьбы всемирной истории. Настанет «хилиазм», «1000 лет» блаженства, когда будут писаться только либеральные статьи, произноситься только либеральные речи, и гидра «национализма» будет раздавлена. Через 1000 лет, однако, «гидра» оживет и тут ей будет «Последний Суд».

Я понимаю, что такое «окончание всемирной истории» может удовлетворить Кондурушкина. Но не предполагаю и не допускаю, чтобы «человечество было сотворено по Кондурушкину» и чтобы оно осталось довольно таким «окончанием всего»...

Скучновато. Ах, канальственно скучновато везде...

Мелкий бес там ходит, видно,

И кружит по сторонам.

Хоть бы Мариэтта Шагинян пришла и сказала нам песенку. Или надеяться на финляндскую Магдалину до покаяния?

Возражение г. К. Арсеньеву

Русские «цилиндры» и «котелки» продолжают раскланиваться перед Европою и конфузиться за отсталое отечество. «В деле Бейлиса, — пишет в ноябрьской книжке «Вестника Европы» известный г. К. Арсеньев, — обвиняется, в сущности, целая народность в укрывательстве страшных преступлений, совершаемых будто бы какою-то таинственною и неуловимою сектою по побуждениям религиозного изуверства. Это обвинение, как бы оно ни формулировалось, направлено непосредственно против всего еврейства, не только русского, но и европейского, и задевает косвенно те слои западноевропейского общества, которые издавна привыкли считать проживающих в их среде евреев безусловно полноправными гражданами. Так как сами евреи, их ученые специалисты и все без исключения раввины категорически отрицают существование секты, допускающей употребление человеческой крови для религиозных целей, то приходится предположить одно из двух: или в самом деле такой секты не существует, ибо о ней непременно знали бы раввины и ученые исследователи, или все вообще евреи солидарны с укрываемыми ими изуверами и должны признаваться ответственными за их гнусные преступления. Этим и объясняется тот странный и непонятный для многих факт, что евреи всего мира волнуются, когда в каком-либо пункте земного шара вновь возбуждается против них страшное средневековое обвинение, вызывающее и как бы оправдывающее злобные чувства и мстительные угрозы против всех вообще евреев. Особый характер в глазах иностранцев придает киевскому процессу энергическая направляющая роль министерства юстиции, которое через посредство прокуратуры настойчиво поддерживает, заодно с черносотенцами, легенду кровавого навета. Стремление официально подтвердить существование ритуальных убийств у евреев было принято повсюду в Европе как нечто несовместимое с культурою и политическим строем просвещенных наций. В некоторых странах лица иудейского исповедания занимали или занимают видные правительственные или судебные должности; например, в Италии еврей Луццати был министром финансов и затем даже главою правительства; генерал из евреев был военным министром; в Англии на пост лорда главного судьи назначен бывший главный атторней, еврей сэр Руфус Айзекс. Подобные назначения были бы, конечно, немыслимы, если бы по отношению к еврейской религии существовали еще дикие суеверия Средних веков. Митинги протеста в разных местах выражают именно ту мысль, что миф об употреблении человеческой крови евреями оскорбителен прежде всего для тех государств, где евреи издавна пользуются всеми гражданскими правами. На многолюдном митинге, собравшемся в Лондоне 20 (8) октября, под председательством сэра Монтефиоре (еврей. — В. Р.), прочитаны были сочувственные телеграммы вождя оппозиции Бернарда Лоу»... и т. д. и т. д.

Ах, «беда, коль сапоги начнет тачать пирожник». Как и в случае с г. Петражицким, ведь всякому явно, что и юрист г. К. Арсеньев ровно ничего не понимает, так сказать, в устроении, так сказать, в сложении религий и религии, и ему или обоим им уже совершенно непонятно, странно и дико даже обыкновенное наше «богослужение», со словами — «Вземляй грехи мира, приими молитву нашу!» — с какою-то «кровью, пролитою за грех мира»... Ибо обоим им чужда и враждебна самая мысль о Боге, всякая мысль о Боге. Но каким образом оба они решаются частичный разум своих наук и частичную логику своей юридической профессии возводить к какой-то универсальной логике и универсальному разуму?! В частности, что касается юдаизма, то, поистине, «если бы человеческих жертвоприношений не находилось в нем», их по всему сложению юдаизма — пришлось бы искать и ожидать. Так это вытекает из наклонений и общего духа жертвенного (нисколько не отмененного) культа у них:

 Приносится непорочный агнец, — непременно! Без болезни, порока, без уродства. И как условие этого, — берется в «агнцы» двулеток... Вот— вот играющий в поле, около матери, — совсем как киевский отрок.

 Чистота и невинность жертвы до того высматривалась и проверялась, что все дрова на жертвенник предварительно осматривались, и не допускалось бросить на жертвенник полено с загнившим сучком или вообще с гнилым пятнышком в себе. Ничего даже в полене старого и гнилого, ничего больного и слабого, это — дух и закон!

 Теперь слушайте же, господа: не чистейшая ли и не святейшая ли есть кровь человеческого младенца, «наша» кровь, «своя» кровь?!

 Но «своя», иудейская — страшно, жалко. И они берут «нашу», гойскую, которая все-таки не совсем животная, а хотя получеловеческая¹¹⁹ .

Да это такая логика звеньев, которой разорвать невозможно. К ней сходятся «бока пирамиды», как к «своей вершине». Ведь Исаак — единственный и последний был у Авраама; от которого, — от 100-летнего Авраама и от 90-летней Сарры, — должен был произойти весь еврейский народ. Вот какой был «пощажен» и «заменен» бараном! Только — он!! Но вечное памятование о человеческом жертвоприношении живет и жило во всем Израиле, живет (я уверен) даже у адвокатов-евреев, хотя они и притворяются не понимающими ничего. У евреев возмутительно их наглое запирательство, их прямая и очевидная ложь «в своем деле». Я убежден, что даже такие лица, как Мережковский, т.е. всматривавшийся в сложение религий и вер, конечно, знают и понимают, что у евреев это есть. Да посмотрите их веру: «жертвенник Соломонова храма был построен на том самом месте, где отец наш Авраам принес в жертву Исаака» (Талмуд)... И, конечно, жертвоприношение Авраама дает полную психологию и полную метафизику жертвоприношения вообще, даже животного, — всегда неполного и всегда недостаточного! Но «где-то должно быть полное», где-то «круг должен замкнуться». Разве евреям не жалко было приносить своих детей? А они их приносили, — и приносили тогда, когда пелись в их храме псалмы Давида... Вообще, они были религиозны, но «на свой лад». Вот это возвращение к «своему ладу», в своем роде «славянофильство» Израиля, в своем роде «Домострой» Израиля, — и есть их жертвоприношения. И они, конечно, непонятны и еще враждебнее гг. К. Арсеньеву и Петражицкому, чем «славянофильство» Хомякова и Киреевского, чем вся церковь наша, чем все вообще религиозное. Но оно есть, но оно было и, увы, останется.