Об этом нельзя забывать:Рассказы, очерки, памфлеты, пьесы

Граф принимает делегации, делегации, делегации, без исклю­чения ультралояльные, преданные до ногтей Габсбургам и их государству. Перед ним предстают одетые в новые мундирчики первые «сечевые стрельцы», включенные по милости дряхлого монарха в отдельную часть. Князь униатской церкви свершает над ними знамение креста, прощается с ними словами любви и поощрения. Желает им скорой победы во имя бога, Габсбургов и неньки-Украины...

Но пока что события не благоприятствовали замыслам Шеп­тицкого: русские войска подходят к заставам Львова. Митро

полит решает остаться при своих овечках. Ничего особенного ему не угрожает: дом Романовых привык обращаться в таких случаях пристойно.

В первые дни после прихода русских митрополит молчит, ожидая бури. Однако вопреки опасениям буря не разыгралась. Шептицкий поспешно использует неосмотрительность оккупа­ционных властей. В ближайший же праздничный день он с ам­вона призывает верных молиться за победу австро-германского оружия. Терпение властей лопнуло, графа Шептицкого аресто­вывают. Таким образом, к нимбу присоединяется тернистый ве­нок, в конце концов довольно выгодного фасона. Курск, Суздаль, Ярославль — вот этапы путешествия митрополита в условиях, которые ничем не напоминают обычные условия жизни арестан­тов,— этапы, которые затем будут преподнесены простачкам как новый вариант страстного пути господнего...

Жажда деятельности не покидает Шептицкого и в ссылке. Он налаживает связи со своим старым знакомым, архиепископом Антонием. В адресованных ему письмах граф предвещает, пре­достерегает и предлагает. Особенно заботит его судьба ордена василиян и... помещичьих имений в Галиции (в подавляющей части — польских). В одном из писем к Антонию он настойчиво требует «...сохранения в Галиции ордена василиян и поддержки прерогатив помещичьей прослойки как верной опоры государст­венности и порядка...»

Но подлинную активность проявляет Шептицкий только после Февральской революции. Почетный узник становится по­четным гостем петербургских салонов. Подавленная событиями, аристократия лихорадочно ищет новой религии, убежденная в том, что православная не выдержала испытания. Граф умеет этим воспользоваться. Этот подданный враждебного государства неоднократно навещает премьер-министра Временного прави­тельства князя Львова, благодарит его за возвращенную сво­боду и разговаривает, как равный с равным. Больше того: он требует! Требует легализации униатской церкви в России, лега­лизации официальной и безоговорочной. В лице князя граф на­ходит внимательного слушателя. Князь готов достать ему небо, да руки князя чересчур уж коротки. Шептицкий сознает его положение. Отказавшись от формальностей, он самовольно назначает униатских экзархов Петрограда и Киева, он консультирует их, знакомит с влиятельными кругами, наконец с умилением благо­словляет и уезжает в Киев. Там его, как дорогого гостя, прини­мает Центральная рада, успевшая уже связаться с немцами.

Фундаменты восточного вице-папства заложены, теперь можно было подумать и о возвращении домой. Побуждаемый Карлом Габсбургом, Вильгельмом Гогенцоллерном и папой, испанский король Альфонс успешно хлопочет через своего посла в Петрограде, и вскоре окончательно освобожденный митрополит возвращается на святоюрскую гору. Триумфальные врата укра­шаются причудливо сплетенной тернистой короной...

Однако и на этот раз оказалось, что путь через триумфальные врата не всегда ведет к триумфу. Победная Октябрьская революция создала новые, непредвиденные трудности в осуществ­лении планов Шептицкого; крах центральных государств лишил; эти планы реальных основ. Не была, да и не могла быть для него компенсацией, нововозникшая Польша. Кровавая борьба за Львов и жестокий правительственный террор, наступившие после нее, создали атмосферу, в которой какая бы то ни было, попытка опереться на Варшаву неминуемо вызвала бы полную утрату популярности. А между тем Шептицкий не переоценивал возможностей послеверсальской Польши. Этот воспитанник «колегиум рутенум» внимательно следил за развитием событий. Он довольно рано пришел к выводу, что смерть главного протектора была иллюзорной, что раньше или позже политика Лондона, Парижа и Вашингтона даст плоды, и Берлин вернется к роли усмирителя и завоевателя славянского Востока. Граф лелеет надежду, что конъюнктура повторится — конъюнктура тем более; благоприятная, что на этот раз война будет носить характер! крестового похода, а это позволит избежать раздробления анти­советских сил.

Пока это произойдет, граф Шептицкий посвятит максимум усилий подготовительной работе. Прежде всего произведет смотр наличным силам и на Западной Украине, и в Америке — в боль­ших скоплениях украинской эмиграции. Особенное удовольствие доставляет ему просмотр нового пополнения среди подчинен­ного клира; в будущем он сделает все возможное для того, чтобы такого рода пополнение стало ядром униатского духовенства. Это — здоровенные, крепкие парни, носящие рясу с грацией поручика драгунского полка. Политическое «верую» этих ново­испеченных священников не оставляет никаких сомнений. В прош­лом они с достаточной убедительностью продемонстрировали его в рядах «сечевых стрельцов», УГА и петлюровской армии, в бу­дущем они продемонстрируют его еще убедительнее в фашист­ском подполье УВО и ОУН. Посеянное василиянами семя при­несло богатый урожай. Теперь задача графа заключалась в том, чтобы не дать ему покрыться плесенью.

Данных для опасения не было. Уже «Католическая акция» давала некоторую возможность расходовать накопленную в сол­дафонах энергию. Немало усилий требовала борьба с рабоче- крестьянской оппозицией в кооперативном движении и в «Просвш» — борьба, богатая методами и эпизодами совершенно свет­ского характера, не исключая кровопролития. Для координации сил и усилий униатского клира митрополит основывает свою собственную партию — «Украинский католический союз» с ее органом-еженедельником «Мета» («Цель»), Это уж никак не партия в общепринятом понимании этого слова, но нечто вроде «надпартии», объединяющей членов разных политических груп­пировок — от ультралояльного по отношению к Варшаве УНДО до официально «нелояльной» ОУН. По мысли Шептицкого, его партия должна была направлять политическую жизнь укра­инской Вандеи таким образом, чтобы ни одна второстепенная цель не прикрывала главной: беспощадной борьбы с револю­ционным Востоком и того, чтобы первое и последнее слово в стра­тегии этой борьбы осталось неизменным за его первосвященством и непосредственными его вдохновителями.

По сути, в «стратегии» Андрия Шептицкого не было ничего нового, кроме кровожадности, в которой этот служитель церкви превосходит даже великого инквизитора Фому де Торквемада.

Развитие событий в Европе благоприятствовало, казалось, намерениям старого митрополита. В январе 1933 года империа­листическая, захватническая Германия возвращается к строю, возвращается к формам, которые предвосхищают самые радуж­ные надежды графа. В тяжелом топоте коричневых батальонов ему чудятся шаги его второй молодости. Неизлечимая болезнь (элефантиазис) приковывает его к креслу, однако граф действует теперь с удвоенной энергией. Его дворец становится резиден­цией Андрия Мельника — правой руки полковника Коновальца и агента немецкой разведки, который фигурирует в картотеке германского полковника Николаи под красноречивой кличкой «Консул I». Должность управляющего имениями графа облег­чает «Консулу» работу на местах, а митрополиту — связь с Бер­лином. В рамках «Католической акции» происходит во Львове слет националистической молодежи, созванный митрополитом под лозунгом «Молодежь Христу». Шайка подчиненных Коно­вальца и Мельника прошла в тот день перед Шептицким, лаская его взор своим воинственным видом. Этот смотр сил украин­ского фашизма напоминал Берлину, что в грядущем конфликте на Востоке территория между Збручем и Саном будет, так ска­зать, для него идеальным плацдармом для похода германских дивизий на Киев.