Пожарная команда № 82

Тине де Вега 18 лет. Она родилась в Пуэрто-Рико, и шестилетним ребенком вместе с тремя сестрами и четырьмя братьями мать привезла ее в нашу страну. Тина мало что знает о Южном Бронксе Ей неизвестно, что уголовный отдел в их полицейском участке на Симпсон-стрит за каждый месяц расследует больше убийств, чем где бы то ни было еще в городе. Ей неизвестно, что на долю нашей пожарной части — всего в трех кварталах от ее дома — приходится больше ложных тревог и больше пожаров, чем в любом другом районе Нью-Йорка. Не знает она и того, что показатель венерических заболеваний и детской смертности здесь в три раза выше, чем в любой другой части города. Тина знает только, что цена ей пять долларов и что с недавних пор она вынуждена соглашаться на четыре. Наступили трудные времена, инфляция ударила даже по проституткам Южного бульвара. Бульвар этот кишит девчонками. Но медленно проезжающих машин с клиентами на всех явно не хватает. На промысел снова вышли сорокалетние проститутки в застиранных свитерах и полуспущенных нейлоновых чулках.

Тина встает в одиннадцать утра. И каждый день все начинается сначала. Она разыскивает своего хозяина и получает у него немножко героина; героин, как всегда, приводит ее в себя, у нее появляется аппетит. Она идет в закусочную Амиллио Бодеги и берет на завтрак бутылку пепси-колы и несколько сосисок. Потом возвращается домой, смотрит по телевизору очередную мелодраму из серии «Семейная жизнь» и клюет носом.

Живет Тина рядом с тем покинутым домом, где в парадном огромная куча отбросов, с тем самым домом, откуда мы только что возвратились. Я сидел на подножке старого брошенного автомобиля и вдруг увидел ее — она медленно шла ко мне. С нашей последней встречи прошло несколько лет, но такое лицо не забывается. Безупречная смуглая кожа, узкая кость европейской аристократки, тонко очерченные губы, изящный нос, много повидавшие глаза. Они не сияют как прежде, они едва видны из-под полуоткрытых век — это все наркотики. Раньше эти глаза беспрестанно излучали счастье или, по крайней мере, радость, теперь все исчезло. На ней короткая белая нейлоновая юбка, обтягивающая бедра, и тонкая красная спортивная рубашка, подчеркивающая грудь. При других обстоятельствах можно было бы подумать, что со временем она станет привлекательной, элегантной дамой. Она в сандалиях на босу ногу, и ноги у нее сильные, красивые. Неприятное в ней — только глаза и исколотые руки.

— Дениза, Дениза! — окликает она, произнося мое имя как женское. — Как поживаешь? — Голос у нее глухой, протяжный, но в нем звучит искренняя радость. — Вот это встреча!

Она откидывает с лица прядь длинных черных волос и кладет мне на плечо руку с такой простотой и изяществом, которым могла бы позавидовать любая выпускница привилегированного колледжа. Какая ирония — пятидолларовой девчонке с Фокс-стрит даны такие изящные и естественные манеры, которые могли бы украсить самую элегантную студентку.

Мы разговариваем недолго, и все это время ее рука лежит на моем плече. Тина рассказывает, что живет в квартире с еще двумя женщинами и четырьмя детьми. Одна из женщин получает благотворительное пособие, это ее дети. Тина тоже хотела получить пособие, но все не доходят руки подать нужные бумаги. Честно говоря, она вовсе не нуждается — хозяин выдает ей достаточно из ее собственных заработков, так что она вполне довольна. В квартире, где все они живут, две спальни, общая комната, кухня и ванная. Горячей воды за все пять месяцев, что она там живет, им не включали ни разу, и на плите у них всегда кипит кастрюля с водой. Я спросил, много ли у них тараканов.

— Еще бы, — ответила она, — и мышей тоже.

И еще Тина сказала, что пыталась бросить наркотики, да вот пока не получается. Может, в другой раз. О наркотиках она говорит покорно, безнадежно, видно, она не хуже моего понимает, что рано или поздно они ее убьют.

Из подъезда выходят Бенни с ребятами, они тащат за собой мокрый рукав. Тина снимает с моего плеча руку и протягивает ее мне на прощание.

— Ну, до свиданья, Дениза, — говорит она, — до встречи. Да?

— До встречи, — отвечаю я, пожимая ей руку, и Тина, кивнув, медленно отходит. Я окликаю ее, но она не слышит или делает вид, что не слышит. — Береги себя, Тина! — кричу я ей.

И вот теперь, лежа в прохладной, удобной казарме, в полной безопасности, я думаю о том, какими глупыми должны были ей показаться мои слова: «Береги себя!» Она ведь так и делает. Бережет себя. Тина борется за существование как умеет.

Впервые я встретил ее четыре года назад, это была застенчивая, восприимчивая четырнадцатилетняя девочка, ученица средней школы. В то время она вместе с семьей жила на Хоум-стрит. Ее маленькому брату нравились пожарные машины, и однажды она привела его в наше депо. В тот день я был дежурным, и мы по-доброму разговорились с ней. Я спросил, в какой школе она учится и нравится ли ей заниматься. Поиграл с ее братишкой Филлипо. После этого они стали часто приходить в депо — они жили на соседней улице. Она спрашивала: «Где Дениза?» — и ребята, подтрунивая надо мной, называли меня «кумир желторотых». Тина призналась мне, что ей надоело жить дома с младшими братьями и сестрами и надоело ходить в школу — ведь она и читать-то толком не умеет, ей хочется работать, чтобы покупать себе красивые платья, но бросать школу ей еще нельзя — слишком мала.

Перед ней стояли те же проблемы, что и перед миллионами других американских подростков. Она росла и хотела быть человеком, а не лишним голодным ртом в доме, не тем, кто спит на раскладушке в проходной комнате и кто оказывается хуже всех на уроках родного языка в английской школе, потому что английский язык ему не родной.

Через два или три месяца — не помню точно — Тина перестала появляться в нашем депо. Я совсем забыл о ней, пока снова не встретил сегодня утром на Фокс-стрит. Но забыл о ней не я один на этом ее коротком пути в три квартала — от Хоум-стрит, где она жила тогда, до Фокс-стрит, где обретается теперь. Разговаривал ли с ней хоть раз школьный воспитатель или учитель? Помню, ее мать получала пособие — знает ли чиновник из бюро социального обеспечения о том, что у нее есть или была дочь? Неужели не нашлось ни одного тактичного человека, который поговорил бы с этой застенчивой, умной девочкой? Попытался бы рассказать ей, как справляются с душевными сложностями, которые неизбежны для молодого, взрослеющего человека? Был ли рядом с ней кто-нибудь, кому доступны хотя бы такие понятия, как руководство, совет, достижение цели, независимость, самоуважение? А может, дело вовсе не в этом. Может, дело вовсе не в недостатке советов или наставлений. Может, все попросту связано с теми условиями, в которых она росла. Разве можно толковать о самоуважении девочке, которая вынуждена донашивать обноски с сестриного плеча? Разве можно говорить с ней о независимости, если у нее никогда не было отдельной комнаты и нормального дома? И какие цели может она перед собой ставить, когда она в жизни еще не получила новой пары туфель за 10 долларов и путешествовала только один раз — из Пуэрто-Рико в Америку?..

Наша пожарная машина с воем вылетает из гаража, на часах 12.45. Машина 31-й команды с воем следует за нами. Врываемся на Тиффани-стрит, впереди — пляшущие клубы дыма... Надеваю брезентовую робу. Ох и жарко будет: роба не пропускает воздуха, рубашка сразу прилипает к груди. Смотрю за борт машины — что горит? — и вижу: Билл Келси пристегивает сзади 30-фунтовый аппарат с кислородом. Дым поднимается высоко, широко расплывается по небу — предстоит тяжелая работа.

Обитатели многоквартирных домов на Фокс-стрит, спасаясь от полуденной духоты своих жилищ, высыпали на улицу поглазеть на пожар. За рулем нашей машины — Билли Валенцио. Он изо всех сил сигналит, пытаясь проехать сквозь толпу. Настроение толпы праздничное. С криками и шутками люди расходятся на тротуары, пропуская машину.

Почему городские власти так долго не сносят такие дома, думаю я, когда мы приближаемся к заброшенному дому, в котором уже были. На этот раз поджигатели - кто бы они ни были — поленились подыматься на четвертый этаж, огонь полыхает в окнах второго. Машина останавливается напротив дома, лейтенант Уэлч, вбегая в подъезд, кричит, чтобы мы развернули полуторадюймовую рукавную линию. Билл Келси бросается нам на помощь. Ниппс со стволом в руках перебирается через кучу отбросов, сваленных в парадном. Пожарные 94-й команды прокладывают вторую рукавную линию следом за нами. Чак Радек, Билли-о и другие ребята из 31-й команды входят в здание, их задача — обеспечить вытяжку дыма. А Кейджи Далланд бросается в соседний дом — ему нужно пробраться оттуда на крышу горящего здания. Валенцио выруливает машину к гидранту. А вот и машина 48-й команды Их дело проверять этажи над огнем.