Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

На парижских интеллектуалов эти сцены произвели тяжелейшее впечатление: оказалось, что цивилизованный французский народ в трудную минуту проявляет такую же дикость, как русские «варвары» (до Парижа доходили слухи о расправах с мнимыми отравителями в Петербурге во время холерной эпидемии 1830 года).

Помимо больниц в ведении Службы общественного призрения находились также и богадельни. С ними дело обстояло примерно так же, как с больницами: деньги находились на покупку новой мебели и улучшение рациона пациентов, но не на строительство новых зданий. В эпоху Реставрации в Париже было около десятка специализированных домов призрения: приют для безнадежно больных мужчин – на улице Предместья Сен-Мартен, приют для безнадежно больных женщин и приют для супружеских пар, вдовцов и вдов старше 60 лет – на Севрской улице, сиротский приют – на улице Сент-Антуанского Предместья, приют для найденышей – на улице Анфер. Кроме того, существовали два приюта смешанного характера, в которых содержалось наибольшее число убогих: внутри города, на Больничном бульваре, располагался приют Сальпетриер (в него принимали только женщин – престарелых, а также умалишенных), за городской чертой – приют Бисетр (туда отправляли мужчин – престарелых, в том числе ветеранов наполеоновской армии, и умалишенных). В 1817–1829 годах во всех парижских богадельнях содержалось чуть меньше 10 000 человек. Между тем спрос на места в домах призрения был гораздо больше; в 1814 году, по свидетельству современника, на одно место претендовало не меньше двух десятков человек. Шестью годами позже властям даже пришлось возвести на скорую руку некую постройку, в которой бедняки могли бы дожидаться места в богадельне.

Одним из способов решения этой проблемы была выплата неимущим пенсии, на которую они могли бы жить в каком-либо семействе по своему выбору. Кроме того, частные благотворители открывали богадельни на свои деньги или на пожертвования. Одним из таких заведений была богадельня Марии-Терезы на улице Анфер, основанная в 1819 году, а в следующем году приобретенная Шатобрианом за 55 000 франков. В 1821–1822 годах знаменитый писатель выстроил на месте двух старых домов для убогих один большой, благоустроенный, а также часовню; все это обошлось ему в 69 000 франков. На содержание больных постоянно требовались деньги, поэтому г-жа де Шатобриан в следующем году устроила на прилегающей к дому территории ферму, скотный двор и шоколадную фабрику (которая, между прочим, продолжала работать до 1925 года). Богадельня Шатобриана, находившаяся под покровительством архиепископа Парижского, была рассчитана на больных дам благородного происхождения, не имеющих средств к существованию. Их принимали только на время болезни, но, как пишет Шатобриан, выздоровев, они селились неподалеку, ибо надеялись снова заболеть и попасть в дом призрения, где со всеми обходились как с родными. Занималась богадельней жена Шатобриана; она и ее помощницы использовали для привлечения внимания благотворителей разные методы, включая невинный «шантаж». В автобиографических «Замогильных записках» Шатобриан рассказывает: «Светские новости долетают до дома призрения лишь во время сборов пожертвований да иногда по воскресеньям: в эти дни наша богадельня становится чем-то вроде приходской церкви. Старшая сестра утверждает, что прекрасные дамы приходят к мессе в надежде увидеть меня; эта находчивая хозяйка пользуется их любопытством: обещая показать меня, она увлекает их в свои угодья; а если уж гостьи попались в западню, она, хотят они того, или нет, берет с них деньги за сласти. Она использует меня как приманку для продажи шоколада в пользу своих болящих. <…> Эта чистая душа крадет также исписанные перья из чернильного прибора госпожи де Шатобриан; она торгует ими среди истовых роялистов…»

Приют для найденышей. Худ. Ж.-А. Марле, ок. 1825

О том, как супруга Шатобриана мягко, но неумолимо вынуждала посетителей раскошелиться, рассказал и Виктор Гюго в книге «Что я видел». По словам Гюго, госпожа де Шатобриан в тот день впервые заметила его существование и, указав пальцем на маленький столик, сказала: «“Я кое-что припасла для вас. Я полагала, что вам это доставит удовольствие. Вы знаете, что это такое?” – “Это” было религиозным шоколадом, который изготовляли под ее покровительством для благотворительных нужд. Я взял шоколад и удалился. Католический шоколад и улыбка госпожи де Шатобриан обошлись мне в двадцать франков; на эту сумму я мог бы прожить целую неделю. Так дорого за улыбку женщины я не платил больше никогда».

По соседству с богадельней Марии-Терезы, на той же улице Анфер, с 1814 года действовал приют для найденышей младше двух лет; в 1838 году он превратился в приют найденышей и сирот, куда стали принимать детей всех возрастов. Приют этот был открыт и днем, и ночью; матери, которые не имели возможности самостоятельно воспитывать детей, могли оставить их на попечение монахинь из конгрегации Сестер Святого Венсана де Поля. Эта конгрегация была основана в 1633 году французским священником Венсаном де Полем, который за свою благотворительную деятельность был после смерти причислен к лику святых. В приют на улице Анфер поступало в год около пяти с половиной тысяч детей; среди них были и найденыши (не больше одного-двух десятков), и сироты, переведенные из родильных домов и больниц, и младенцы, принесенные либо привезенные неимущими матерями. Почти половина этих детей была рождена не в Париже, а в его пригородах или даже в других департаментах. Что же касается детей, рожденных матерями-одиночками в Париже, то многие из них появлялись на свет в располагавшемся неподалеку от приюта родильном заведении на Грязной улице. В этом же квартале находились разнообразные «специализированные» пансионы: в одних жили в ожидании родов беременные девицы из провинции, стремившиеся скрыть «грех» от земляков; в других содержались новорожденные дети до тех пор, пока матери не заработают денег на их содержание.

Контора кормилиц. Худ. Ж.-А. Марле, ок. 1825

Приют на улице Анфер был рассчитан всего на две сотни детей. Поступавшие туда младенцы долго там не задерживались. Дождавшись, чтобы младенцы немного окрепли, сотрудники приюта отправляли их в деревню вместе с кормилицами, а затем до достижения ими 12 лет помещали на воспитание в какую-нибудь семью. Служба общественного призрения выплачивала приемной семье небольшую пенсию, которая постепенно сокращалась. Если поначалу воспитаннику причиталось 20 франков в месяц, то после восьми лет он получал в месяц всего 4 франка. С этого же возраста Служба общественного призрения прекращала бесплатно предоставлять детям одежду, поэтому приемные родители очень скоро начинали использовать воспитанников в качестве рабочей силы. Вообще эта система создавала почву для различных злоупотреблений: например, приемные родители скрывали смерть детей и продолжали получать на них вспомоществование.

Помещением детей к кормилицам занималась организация, основанная еще в 1769 году и носившая название «Контора кормилиц города Парижа». Обычно найденышей отправляли в отдаленные департаменты, но если родители были готовы оплачивать их воспитание, детей оставляли вблизи Парижа, чтобы родители могли их навещать. До 1821 года подыскиванием кормилиц занимались также за вознаграждение особые «посредники». Но затем, борясь со злоупотреблениями, Совет по делам домов призрения заменил их служащими, получающими жалованье и действующими под наблюдением врачей. Однако мера эта не увенчалась успехом: «посредники» стали создавать свои частные конторы, успешно конкурировавшие с официальной Конторой кормилиц; в результате число детей, определяемых к кормилицам официальным путем, уменьшилось почти в три раза.

Между тем кормилицы в Париже были нарасхват: две трети всех младенцев, рожденных в столице, воспитывались в деревнях. В число этих детей входили не только подопечные Службы общественного призрения, но и те младенцы, чьи родители предпочитали нанимать кормилиц самостоятельно, без помощи городских властей. Деревенские женщины, годные для такой работы, постоянно приезжали в столицу за младенцами (в течение одного только 1820 года в городе с этой целью побывало около 6000 крестьянок). Те кормилицы, которых нанимала Служба общественного призрения, приезжали в город и уезжали обратно за счет Службы; больше того, для транспортировки младенцев было изготовлено полтора десятка специальных экипажей.