Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

На кладбище Пер-Лашез хоронили покойников из тогдашних пятого, шестого, седьмого и восьмого округов правобережного Парижа; туда же перенесли с других кладбищ останки многих знаменитых покойников, в частности, в 1817 году – останки Элоизы и Абеляра, Мольера, Лафонтена.

О том, как выглядело кладбище Пер-Лашез в 1825 году, мы можем судить по дневниковой записи А.И. Тургенева от 8 ноября этого года: «Вид отсюда на весь Париж прелестный. Я еще не видел здесь ничего подобного. Надобно подняться несколько на гору, чтобы очутиться между памятниками надгробными. Здесь население едва ли не многочисленнее парижского и столица мертвых богаче жителями столицы живых или по крайней мере живущих и умирающих ежеминутно. Здесь найдете вы более славных имен, теней, нежели достойных жизни после смерти в Париже. Тени великих авторов и полководцев, министров и полезных граждан витают над печальными кипарисами и над цветами, которыми любовь и память сердца оставшихся осыпала почти каждую могилу, каждый памятник, гордо к небу возносящийся, каждый крест, смиренно в земле утвержденный. Не доезжая кладбища, увидели мы уже на соседственных улицах венки и гирлянды и кресты из цветов, которые продаются желающим усыпать ими гроб милых ближних… <…> Гробы и памятники на этом кладбище так часто уставлены, что вряд ли долго может служить сие пространство беспрестанно увеличивающемуся населению всех возрастов и всех религий; ибо и еретиков здесь не чуждаются: я видел гробы немцев-протестантов и англичан епископальной церкви. На большей части памятников заметил я слова «concession à perpétuité» [передано в вечную собственность] и спросил о их значении (ибо на что бы, казалось бы мне, сказывать живущим, что сажень сия навеки будет жилищем праха мертвых), и мне объяснил один гробокопатель смысл сих слов. Уступкою навсегда отдается место сие в вечное владение покупающих оное для погребения умерших. Иначе тела остаются тут только пять лет, время, полагаемое для сгниения оных, и место отдается новым пришельцам. Любовь родственников и ближних обыкновенно старается сохранить место с прахом, драгоценным сердцу или фамильной гордости, и в таком случае она приобретает землю сию, что называется concession à perpétuité. <…> Множество великолепных памятников, пирамид, катакомб, капищ воздвигнуто простым, незначущим, но, вероятно, богатым гражданам богатыми же наследниками. Не раз, пораженный гордою пирамидою и надеясь прочесть или значительную надпись или славное имя, я подходил к ней – и находил неизвестного парижского гражданина. Но и славные не забыты!»

До 1824 года кладбище Пер-Лашез оставалось в Париже единственным, где практиковалась поразившая Тургенева «уступка мест навсегда». Впрочем, здесь были и могилы, покупавшиеся на определенный период времени, а также бесплатные общие могилы. Количество надгробных памятников, устанавливаемых на кладбище Пер-Лашез, увеличивалось с каждым годом; к 1830 году их насчитывалась уже 31 тысяча.

Глава шестнадцатая

Медицина и благотворительность

Помощью больным и неимущим занималась в Париже Служба общественного призрения, независимая от префектуры. Общие направления ее работы определял Генеральный совет по делам больниц, домов призрения и найденышей, функционировавший в столице Франции начиная с эпохи Консульства (а точнее, с 17 января 1801 года). Вначале он состоял из одиннадцати членов, а в 1818 году его численность была увеличена до пятнадцати человек; все они по происхождению или занимаемой должности принадлежали к высшим слоям общества. Например, в 1825 году в состав Совета входили министр двора, депутат, королевский прокурор, лейб-медик короля, восемь пэров. Совет обновлялся на треть каждый год; членов его назначал король. Среди членов Совета были люди разных убеждений – от либералов до ультрароялистов; работали они все «на общественных началах», однако к обязанностям своим относились очень серьезно. Совет собирался каждую неделю и вместе с префектом департамента Сена обсуждал текущие дела. Каждый из членов Совета имел в своем ведении несколько больниц или домов призрения и надзирал за их деятельностью.

Совет принимал решения, а претворением их в жизнь занималась постоянно действующая комиссия Службы общественного призрения. Она состояла из пяти членов, получавших жалованье, и ежегодно публиковала подробнейшие отчеты о расходах и доходах Службы общественного призрения. Деньги в бюджет Службы поступали из разных источников. Примерно половину средств давали муниципальные власти, остальное Совет зарабатывал сам, сдавая внаем помещения рынков и около двух сотен домов. Кроме того, в бюджет Службы поступали проценты с капиталов, помещенных в Муниципальную кассу и Ломбард, а также отчисления от театральных спектаклей и пожертвования филантропов.

В тесном контакте с Генеральным советом по делам больниц работал Ломбард, административный совет которого возглавлял префект департамента Сена. Главная контора Ломбарда располагалась на улице Белых Плащей, филиал – на улице Малых Августинцев, а местные отделения Ломбарда (заметные издали благодаря бело-красному фонарю над входом) были разбросаны по всему городу. В конце эпохи Реставрации общее число закладов достигло одного миллиона двухсот тысяч в год, а при Июльской монархии выросло до полутора миллионов. Обычно парижане сдавали в заклад вещи недорогие (получали они за них от 3 до 8 франков) и на короткий срок, тем не менее доходы Ломбарда были весьма значительны. Тратились они на обслуживание домов призрения; кроме того, довольно крупные суммы (от 1 до 4 миллионов) Ломбард регулярно давал взаймы муниципальным властям.

Существенно помогали финансированию органов общественного призрения парижские театры. Старинная традиция, в 1809 году возведенная Наполеоном в ранг закона, требовала, чтобы десятая часть от цены каждого билета поступала в пользу Службы общественного призрения. Правда, директора театров с помощью разнообразных уловок пытались уклониться от исполнения этой повинности: например, они выписывали множество контрамарок, которые затем продавались перекупщиками за половину или треть цены. Тем не менее суммы театрального «вспомоществования» были достаточно велики – в разные годы эпохи Реставрации, например, от 400 000 до 700 000 франков. Отчисления в пользу бедных платили и хозяева заведений, где устраивались публичные балы. Эта сумма была еще более значительной – от миллиона до без малого двух с половиной миллионов в год.

Важным источником поступления средств была и уже упомянутая благотворительность частных лиц, в частности пожертвования по завещанию. Так, финансист и филантроп барон де Монтион (1733–1820) оставил почти 7 миллионов франков на общественные нужды, причем 3/4 этой суммы предназначались парижским домам призрения, 1/8 – Французской академии и 1/8 – Академии наук. Из этих денег, в частности, ежегодно выплачивались так называемые премии Монтиона – за наиболее нравственный поступок и за самое душеполезное сочинение. Монтион был не одинок. Придворный обойщик императора Мишель Булар в 1825 году завещал миллион франков на постройку дома призрения для двенадцати бедняков старше семидесяти лет; это заведение, получившее название «богадельня Сен-Мишель», было открыто в 1830 году в пригородной коммуне Сен-Манде. Литейщик Мишель Брезен, разбогатевший во время Революции на изготовлении пушек, завещал администрации домов призрения 4 миллиона на открытие специальной богадельни для престарелых рабочих.

Дороже всего Службе общественного призрения обходилось содержание больниц и богаделен: на них уходило почти 70 % той суммы, которой располагал Генеральный совет по делам больниц; остальные деньги распределялись примерно поровну между помощью на дому и заведениями для детей-найденышей.