Руина, Мазепа, Мазепинцы

что у них рада без убивства не бывает. Что ж, я не к ляхам и

не к туркам поехал, а к своему законному государю. Я верный

царский холоп, служил покойному царю 20 лет и теперь желаю

служить великому государю” царю Федору Алексеевичу. Меня со

всем полком моим ненавидят но зависти, оттого что в городах

моего полка я с товарищами строил мельницы; и за то еще

ненавидят меня, что я велел в городах моего полка остерегаться от

чернецов и всяких лазутчиков литовских и украинских, чтоб не

приводили народ к измене и шатости. Я служу государю верою

и правдою, а другие старшины и полковники в своих маетностях

позаписывали себе в крестьяне старинных Козаков>. На все эти

представления Рославцу дан был такой ответ: <Великий государь указал и бояре приговорили: сделать тебе, Рославцу, выговор за то, что противно войсковому праву и

должному послушанию ты приехал в столицу. Хоть бы тебе и какие

трудности были, ты всетаки должен был прежде переговорить с

* Яловицами, баранами, боровами, конопляным маслом, сыром, коровьим маслом, гусями, курами и деньгами, а козакам, расставленным на

становища, люди дают всякое одеяние.

305

старшинами и совет свой гетману подать. Ты сделал такое, чего

никогда не бывало; и тебе, Петру, надобно было других от

своеволия унимать, а не подавать им собою пример сопротивления

гетману. За такое непослушание стоило бы тебя отправить тотчас

же к гетману, но так как прибыло от гетмана посольство, то

указано задержать тебя в Москве, а к гетману отправить знатную

особу для объяснений>.

Прибыл гетманским посланцем киевский полковник Солонина

с товарищами. Призванный в Приказ, он дал объяснение по поводу

обвинений, взводимых Рославцем на гетмана. По вопросу о

компаниях сказано было, что <гетман принимал из-за Днепра Мовчана с

серденятыми и других Козаков от Дорошенка по царскому указу.

Неправда, будто гетман в Стародубском полку допускает грабление

людей. У гетмана ежедневные великие расходы: и государевых

послов принимает, и всяких войсковых людей довольствует, а тут еще, спасаясь от неприятелей креста святого, с правой стороны Днепра, из Побужья, из Поднестрья, из Волыни, приходят на сю сторону не

только простые люди, но и шляхта, и духовенство на житье. Все

просят хлебного жалованья и всякого вспоможения, а у гетмана

приходу немного, гетман же никому не отказывает. Прежде аренды

были, теперь .нет. Грабежа нигде никому не было, только осенью с

мельников берется поколесчина, со свинопасов - покабанщина, от

винокуров - показанщина, а от посполитых пахотных людей -

отмер хлебный, и этого всего собирается так немного, что на год не

станет, притом показанщина берется только в Стародубском да в

Черниговском полках, а в других полках вина вовсе не курят. С

Козаков же нигде ничего не берется. Неправда и то, будто

Самойлов ича козаки не хотят иметь гетманом>.

Такие данные представлены были Солониною в защиту гетмана.

Вместе с тем Солонина подал от гетмана извет на нежинского

протопопа Симеона Адамовича и приложил показание войскового

товарища Быстроновского, который, явившись к гетману в присутствии

старшин, доносил, что протопоп по секрету с ним говорил, что он

постарается ссадить гетмана с уряда и что многие знатные особы с

ним в согласии. Гетман через Солонину просил отобрать у Рославца

полковничьи клейноты (пернач, знамя, литавры, две пушечки, три

медные трубы и суремки) и шесть лошадей для передачи всего этого

новому стародубскому полковнику Тимофею Алексеевичу.

По этому представлению велено было всех приедавших с

Рославцем отпустить, а Рославца посадить под стражу до царского

указа.

15-го августа отвели Рославца на греческий двор. С ним

велено сидеть безотходно стрелецким начальным людям, сотнику и

пятидесятнику, с двумя караульными стрельцами; у дверей

палаты и у ворот поставлено было 27 стрельцов на карауле: им

306

накрепко было запрещено пускать кого бы то ни было к

арестованному полковнику.

20-го августа были на карауле у Рославца стрелецкий сотник, пятидесятник и рядовые стрельцы - всего 36 человек. В этот день, во время смены дневных часов на ночные, к дневальному голове

Данилу Барашеву прибежал с караула стрелец с вестью: колодник

Петрушка ушел; ходил за ним пятидесятник Никита и упустил его.

Дело происходило так. Бывший при Рославце стрелецкий

сотник Василий Шилов приказал <собрать стол>, чтоб ужинать вместе

с своим колодником. Рославец попросил позволения выйти, сотник

приказал идти за ним пятидесятнику. Чуть переступили они за

двери, как раздался крик пятидесятника: колодник ушел! Бросились в

погоню, но не догнали. Бегство колодника повлекло за собою арест

тех, которые обязаны были его стеречь. Шилов послал стрельца

Митрошку к своей матери известить ее, что он посажен под караул.

Брат Шилова Тимофей пошел за стрельцом Митрошкою навестить

брата, и когда они проходили мимо рядов мясных за Смоленскими

воротами, вдруг Митрошка узнал Рославца, шедшего из

Белого-Города в Земляной-Город, нагнал его, схватил, привел к Смоленским

воротам и сдал караульным стрельцам. Рославца привели в

Малороссийский Приказ. Там он показал:

<Как вышел я на двор, взошел на церковь* а с ней спустился

на улицу и пошел. Хотел я пробраться к карачевцу Григорию

Юрасову, но двора его не нашел и хотел идти в Новодевичий

монастырь, чтоб там перебыть, пока не уедет из Москвы

гетманский посланец Солонина, который домогался, чтоб ему отдали

меня отвезти к гетману. Как бы только Солонина уехал, я опять

пришел бы в Приказ. Не нашедши Юрасова двора, я ночевал

подле церкви, не знаю какой, а утром пошел за Смоленские

ворота; там встретил меня стрелец и привел сюда. Из Москвы я

бежать не думал, советников к побегу не было у меня и подкупа

никому не давал. Взял я с собой на харч пять рублей, и те целы>.

По розыску оказалось, что Григорий Юрасов умер, а сын его

Афанасий объявил, что не знает Рославца.

Указано держать Рославца за караулом.

Вслед затем произошел случай, который не мог послужить в

пользу Рославца. Жена его Анна, урожденная Васютинская, жившая в Брянске, послала на подводе стародубского мещанина Ясь-

ка Ничипоренка, приехавшего к ней от Рославцева благоприятеля, Ивана Киселевского, священника села Гордова, в двадцати

верстах от Стародуба, с поддельною челобитною, будто бы

составленною от жителей Стародубского полка, ходатайствующих у царя

за своего любимого полковника, на самом же деле сложенною

самим Киселевским, без всякого участия тех, от имени которых

посылалась. Рославцева приложила и от себя письмо к мужу и

307

отдала мещанину, ехавшему с челобитною. Мещанин <кравец>

Ясько Ничипоренко, достигнувши Москвы, отправился прямо на

посольский двор, спрашивать полковника Рославца. Его схватили

и привели к Солонине, а Солонина, отобравши у него все бумаги, представил их как доказательство плутней Рославца, которого бла-

гоприятели составляют в его пользу фальшивые челобитные от

всего поспольства Стародубского полка.

Рославца держали в оковах, а по делу о нем послали к Са-

мойловичу стольника Семена Алмазова. 19-го августа Алмазов

подал Самойловичу царскую грамоту самого милостивого

содержания: Самойлович должен был объяснить Алмазову

обстоятельства и причины Рославцевой затеи.

Алмазов спросил Самойловича: <с твоего ли гетманского

ведома архиепископ Лазарь Баранович положил на него клятву, как

он жалуется?>

- Без моего ведома, - отвечал гетман, - но мне было