Спешивший жить (СИ)

"Об отношении к молодым. Требовательность. Но не сюсюканье.

А требуют только с талантливых".

"Страшновато: мы ищем истину в творениях Сократа и Платона, которые жили за две тысячи лет до нас! Спартанцы, чтобы бороться против пьянства, напаивали нилотов до укачки и демонстрировали молодежи - что может быть омерзительнее пьяного человека?! Но илоты были рабами, а мы с рабством покончили. Как быть? (Серая мышь Липатова - всесилие литературы!)...".

***

Безусловно, в своих дневниковых записях писатель не мог быть только пассивным созерцателем, фиксирующим те или иные события из своей или чужой жизни. Юлиану Семёнову приходилось быть и строгим судьёй, взывающим к чести и совести. В качестве примера ниже приведены некоторые дневниковые записи, сделанные им в 1962-63 годах.

"По-моему, грубо социологичным и совершенно неправильным можно считать утверждение, по которому гениальный Андрей Рублев был чуть ли не воинствующим атеистом, членом клуба безбожников. Это глупо и гнусно. По моему глубочайшему убеждению, Андрей Рублев был высоковерующим человеком, и только веруя, он мог создавать свои гениальные иконы. Если бы он на секунду изверился в своей вере, то - я совершенно убежден в этом - это сразу бы стало заметно в его картинах, сразу стала бы заметна на них фальшь... Подлость съедает талант, как мартовское солнце пожирает снег: только три дня тому назад белел огромнейший сугроб - чистый, мощный, с ледяной оболочкой, а прошло три-четыре дня и вместо сугроба - желтая искалеченная трава... Те мужественные писатели, композиторы, художники, актеры, которые были последовательны, - они либо эмигрировали из страны, либо молчали, что уже было подвигом, либо томились в концлагерях, но и там оставались верны своей вере - будь то христианство, будь то коммунизм. Следовательно, поэтому, как только мы начинаем говорить о том, что талантливому человеку можно многое простить, так - да простится мне столь страшное сопоставление! - я вижу тот самый суррогат, который в фашистской Германии именовался искусством. Нельзя проводить никаких аналогий, нельзя сравнивать непоследовательные и трусливые выступления кого-то из моих знакомых с тем, что было в тридцатые годы в Германии, но надо же честно сказать самому себе, что либо, либо: либо нужно до конца отстаивать нашу правду; либо, если хоть в чем-то дать уступки, то это будет уже предательством той самой правды, в которую ты свято веришь".

***

"... И у меня возникает серьезный вопрос к гражданской честности Эренбурга. Если он знал, что Сталин был негодяем и врагом, то как же он мог каждую свою книгу - будь то "Девятый вал" или "Буря" - заканчивать словословием в честь "самого доброго", и "мудрого", и "родного товарища Сталина"?! Мог ли он этого не делать? Да, мог. Этого не делали ни Паустовский, ни Пастернак, ни Пришвин, ни Бианки, ни Чуковский, ни Гроссман. Так что в данном случае ссылаться на эпоху - неприлично... Нам, к сожалению, сейчас вот этой высокой принципиальности своей платформы сплошь и рядом недостает. Сплошь и рядом мы делаем реверансики, ахаем и охаем, вспоминаем, ссылаемся, уповаем, думаем, а вот что касается утверждения своего гражданского "я", своей платформы и позиции, то тут, к сожалению, часто встречается вариант "непрохонже", что, по-моему, есть вариация пословицы "Моя хата с краю".

"...Недавно я говорил с одним моим другом - журналистом по целому ряду вопросов, связанных с положением дел в сегодняшнем искусстве. Говорили мы и о новых фильмах, и о молодой литературе, словом - по всем тем комплексам вопросов, которые не могут не вызывать пристального интереса к себе. И мой товарищ, когда беседа уже подходила в общем-то к концу, - комментируя "ножницы" поведения некоторой группы молодых художников и кинематографистов на трибуне общественной, в личной жизни и в своем творчестве, сказал, что он многое может простить им за талантливость. По-моему, это глубоко неверно. Талант - он как папское звание в Ватикане, как звание героя у нас, как выборная должность консула во времена Французской революции. Талант это, с одной стороны, необыкновенно почетная обязанность, а с другой стороны - это святое следование законам чести. По-моему, не только можно простить талантливому человеку шатание и лавирование, а, наоборот, ему вдвойне этого прощать нельзя. Я лавирование могу определить проще, шире и грубее - я могу определить лавирование словом подлость...".

Трудно не согласиться с такими суждениями Юлиана Семёнова. Однако хочется напомнить о том, что к 1962-ому году он был уже 7 лет зятем С.В. Михалкова (1913-2009) - человека, явно "переплюнувшего" Эренбурга в "серьезном вопросе к гражданской честности" и поставившего свой талант лавирования на службу власть имущим. Именно из-за отсутствия такой честности и потрясающих способностей лавирования С.М. Михалков стал лауреатом трёх Сталинских премий второй степени (1941, 1942, 1950), Ленинской (1970) и Государственной премии СССР (1978).

И ведь всё началось почти с пустого места. В 1936 году произошло событие, изменившее всю жизнь 23-летнего С. Михалкова. Он опубликовал в газете "Правда" стихотворение "Светлана", которое понравилось Сталину, имевшего дочь Светлану. Вскоре Сергей Михалков становится членом Союза писателей СССР, а в 1939 году получает свой первый орден Ленина. Затем властями накладывается табу на любую критику "придворного поэта".

Критик Станислав Рассадин писал, что Михалков ещё с 1930-х годов "исхалтурился" и "использовал свою божественную искорку, чтобы разжечь огонь под своей государственной пайкой". Владимир Радзишевский отзывался о Михалкове, как о "лукавом царедворце". Писатель В. Ф. Тендряков в 1974 году так рассказывал об одном из банкетов в Кремлёвском дворце: "Правительство появилось, и сразу вокруг него возникла кипучая угодливая карусель. Деятели искусства и литературы, разумеется, не все, а те, кто считали себя достаточно заметными, способными претендовать на близость, оттирая друг друга, со счастливыми улыбками на потных лицах начали толкучечку, протискиваясь поближе. ... То с одной стороны, то с другой вырастал Сергей Михалков, несравненный "дядя Стёпа", никогда не упускающий случая напомнить о себе...".

В 1961 году С.В. Михалков написал стихотворение "Будь готов!", в котором были такие строки:

"Коммунизм!" Нам это слово

Светит ярче маяка.

"Будь готов!" - "Всегда готовы!"

С нами ленинский ЦК!

Однако в 1995 году, всесторонне обласканный советской властью писатель-долгожитель в своей книге написал совсем иное: "...Рухнул "Союз нерушимый", похоронив под своими обломками, казалось бы, незыблемые структуры партийно-государственного аппарата с его равнодушной к судьбе человека правоохранительной и карательной системой, прогнившей экономикой, "развитым социализмом" и призрачными коммунистическими идеалами...".

Но, как говорится, "За всё нужно платить!", в том числе и за лавирование, а также утрату гражданской чести, о которых упоминал Юлиан Семёнов в своих дневниковых записях. Пришлось многократно платить и С.В. Михалкову. Коллеги за глаза прозвали Михалкова "Гимнюком" (в том числе, и как автора гимна) и "Дядей Стёпой", он и его семья стали объектом ядовитых эпиграмм и анекдотов.