Бомарше

Грандель Ф

Бомарше

Ф.Грандель

Бомарше

Перевод с французского Л. Зониной и Л. Лунгиной

БОМАРШЕ ГЛАЗАМИ ПОТОМКОВ

В 1800 г. Жан-Франсуа де Лагарп заявил на страницах своего знаменитого курса древней и новой литературы "Лицей": "Мне всегда казалось, что Бомарше-человек превосходит Бомарше-писателя и заслуживает особенного внимания". В 1890 г. французский критик Гюстав Ларруме заключал свой очерк о Бомарше словами: "Как человек, Бомарше стоит во втором ряду, зато его творчество - в первом". Интересна не столько изменчивость оценок (явление обычное в любой "истории восприятия"), сколько общность подхода, оттеняемая разногласиями. Соизмеряют человека и писателя, жизнь и творчество, но соизмерять можно лишь вещи соизмеримые.

С 1800 г. и до сих пор одни смотрят на Бомарше "глазами Лагарпа", другие - "глазами Ларруме", но чем дальше, тем настойчивее взгляд отмечает саму эту соизмеримость двух сфер самовыявления Бомарше. Ощущение современного исследователя ясно выразил Рене Помо в своей книге "Бомарше. Жизнь и творчество" (1955): "Он оставил нам главное свое произведение, которое можно рассматривать как его шедевр: свою жизнь".

Бомарше представляет предельный случай "писателя с биографией", если воспользоваться старой формулой Б. В. Томашевского. Для биографической легенды бывает достаточно двух-трех эпизодов - "легенда о Бомарше" их насчитывает около полутора десятков. Эпизоды эти складываются в непрерывную цепочку, образуя готовый сюжет, близкий к канонам художественного повествования. Литературные занятия героя не выпадают из этого жизненного сюжета, а, напротив, большей частью входят в него на правах кульминационных пунктов. Написать биографию Бомарше легко; именно поэтому писать ее трудно.

Такую задачу должен был решать Фредерик Грандель (род. в 1924 г.), французский журналист и киносценарист, автор семи философско-психологических романов, когда приступил к работе над книгой, изданной в Париже в 1973 г. под названием "Бомарше, или Клевета". Чтобы встать на место, Гранделя, обратимся к прошлому.

История посмертного осмысления личности Бомарше явственно делится на три больших периода.

Первый - 1800-1840-е годы. В это время облик Бомарше определяют непосредственные впечатления очевидцев, младших современников. С начала и до конца периода главными печатными источниками сведений о Бомарше остаются два текста: уже упомянутый очерк Лагарпа в "Лицее" и книга Ш.-И. Кузен д'Аваллона "Частная, политическая и литературная жизнь Бомарше..." (1802). Работа Кузен д'Аваллона надолго стала чуть ли не единственной книгой, посвященной Бомарше; в целом для людей той эпохи Бомарше - либо эпизодический герой чьих-то мемуаров, либо рядовой персонаж историко-литературных обзоров.

Второй период - 1850-1910-е годы. В его основе - новые факты и новые взгляды. На смену непосредственным впечатлениям и оценкам постепенно приходит ощущение дистанции, на смену сдержанному доброжелательству и открытому недоброжелательству - любопытство и тяга к пониманию. Но главное масса новой информации, обрушившейся на читателя в работе Луи де Ломени "Бомарше и его время" (1856). Ломени первый получил доступ к хранившемуся у родственников личному архиву Бомарше и, вопреки французским литературным привычкам, ввел в свою книгу обширные выдержки из документов со ссылкой на источники. Потому его работа и сохранила основополагающее значение до наших дней. Как в первой половине века знания о Бомарше восходили к очерку Лагарпа и книге Кузен д'Аваллона, так вторая половина века будет использовать книгу Ломени и очерк Ш.-О. Сент-Бева о Бомарше (1852; серия "Беседы по понедельникам"). Впрочем, изучение Бомарше в эти пятьдесят лет не стоит на месте (следует вспомнить, что на эти годы во Франции приходится своеобразный "бум XVIII века"). В середине периода один за другим появляются еще три ключевых текста: работа А. Беттельхайма "Бомарше. Опыт биографии" (Франкфурт, 1886), книга Э. Лентилака "Бомарше и его сочинения" (1887) мемуары ближайшего друга Бомарше П. Гюдена де ла Бренельри, опубликованные Морисом Турне под заглавием "История Бомарше" (1888). Эти публикации завершают создание некоего основного фонда сведений о Бомарше - основного, но отнюдь не исчерпывающего!

Начало третьего периода в истории осмысления Бомарше как раз можно связать с важным пополнением этого фонда - четырьмя взаимодополняющими публикациями писем Бомарше в 19191929 гг. Среди них - и письма к г-же де Годвиль (1928), более бледный эпистолярный цикл из тех двух, которые, видимо, подразумевал Сент-Бев, говоря: "У Бомарше сохранится тайный кабинет, который никогда не допустят публику". Новые данные будут прибавляться и позднее (резерв их не исчерпан еще сегодня), но главное в этот период освоение уже накопленных фактов в их взаимосвязи. Книга Дж. Риверса "Фигаро. Жизнь Бомарше" (Лондон, 1922) открывает длинную вереницу биографических повествований, колеблющихся между наукой и беллетристикой. Появляются и опыты анализа личности Бомарше - наиболее известна работа Ф.Ван Тигема "Портрет Бомарше" (1960). В общем ряду этих сочинений книга Гранделя стала как минимум двадцать третьей - и пока что, кажется, последней.

Гранлель в своей книге избегает сносок ссылаясь на вкусы Бомарше который заявлял себя недругом обильных примечаний. Но в том же письме от 20 марта 1798 г., строчкой ниже, Бомарше особо похвалил стремление своего адресата "изучить на всех языках Европы великих авторов", которые до него трактовали о предмете. Конечно, Грандель хорошо помнил и эти слова. Взяться за тему в двадцать третий раз - выбор не менее обязывающий, чем решение выступить первый и единственный раз в биографическом жанре. Не зная предшественников, нельзя было достичь цели: продуманной и новой позиции.

Подобная цель всегда достигается с усилием. Можно стремиться к продуманности и можно стремиться к новизне; соединить же обе установки и заманчиво, и нелегко. Сложно соотносятся эти два стремления и в книге Гранделя. Начать с того, что элементы новизны возникают у Гранделя на фоне вполне традиционных идей, продуманных и принятых автором. Самая очевидная из них - общая схема жизненного пути Бомарше. Это схема трехчленная: "заря зенит - сумерки", как назвал три части своей "Жизни Бомарше" (1928) Рене Дальсем. И для Гранделя, и для его предшественников "время зенита" Бомарше годы 1773-1784, от "дела Гезманов" (см. главу "Дьявол") до триумфа "Женитьбы Фигаро". Схема традиционна потому, что естественна; многие другие авторские ходы традиционны потому, что круг источников остается един для всех. Отсюда - устойчивые характеристики персонажей, устойчивый ряд опорных цитат. Наверное, ни один биограф не может не процитировать ультиматум отца Бомарше, мадридское письмо Бомарше отцу и монолог Фигаро из пятого акта "Женитьбы..." - монолог, о неизменной значимости которого Грандель говорит в первых же строках своей книги.

Новизна работы Гранделя - не в отборе материала и не в компоновке его, хотя и на этих уровнях заметны достаточно важные индивидуальные акценты. Но акценты эти, о которых скажем ниже, объясняются решающим сдвигом на ином уровне, в иной сфере. Источником новизны у Гранделя стало отношение автора к герою.

Отношение автора к герою - одна из центральных проблем биографического жанра. Во французской традиции эту проблему остро поставил Андре Моруа на страницах своей книги "Аспекты биографии" (1928). Рассуждая (преимущественно на английских примерах) о различных типах биографий, Моруа отмечал, что для современной биографии, возникновение которой он связывал с творчеством английского писателя Литтона Стрэчи (1880-1932), автора книги "Знаменитые викторианцы" (1918) и других биографических очерков, характерна большая или меньшая отстраненность автора от героя, тогда как прежде, в чопорную и респектабельную эпоху королевы Виктории, в биографиях господствовало безусловное преклонение перед героем. Позднейший литературный опыт (в частности, опыт самого Моруа) показал, что возможное в современных биографиях отношение автора к герою не исчерпывается иронией в духе Л. Стрэчи, но может включать и лирическое сопереживание, выраженное с разной степенью прямоты. Однако при всех различиях определенная отстраненность автора от героя стала законом постольку, поскольку сам герой стал проблемой, подлежащей кропотливому решению. Бестревожная почтительность "викторианских биографий" действительно отошла в прошлое.