Бомарше

Именно к этому периоду, очевидно, относится и пресловутая история с разбитыми часами. Рассказы Лагарпа и Гюдена, которым она была известна из первых рук, почти совпадают.

Некий придворный, заметив Бомарше в галерее Версальского дворца, подошел к нему и спросил достаточно громко, чтобы привлечь внимание окружающих и тем самым умножить число свидетелей:

- Сударь, вы ведь дока в часовом деле, не скажете ли мне, хороши ли эти часы?

- Сударь, - ответил ему Бомарше, глядя на собравшихся, которые уставились на него, - с тех пор как я перестал заниматься этим искусством, я стал ужасно неуклюж.

- О, сударь, не откажите!

- Я готов, но вы предупреждены.

Он взял часы, открыл, поднес к глазам и, сделав вид, будто рассматривает, выронил, так что те грохнулись на пол со всей высоты его роста. Потом, отвесив глубокий поклон:

- Я вас предупреждал, сударь, что я стал удивительно неуклюж. После этих слов он удалился, оставив того, кто рассчитывал его унизить, в полной растерянности.

Все это вместе взятое, добавляет Лагарп, "вскоре создало против него комплот яростных и тайных ненавистников, которые замышляли, ни больше ни меньше, как окончательно его погубить".

Но в 1760 году его противникам было весьма далеко до осуществления своих планов. Король, дофин и особенно принцессы видели в Бомарше своего человека, приятного собеседника, участника совместных развлечений, а то и друга. Ежедневно четыре сестры с нетерпением ждали, когда "горшок" - так был прозван экипаж, перевозивший придворных из Парижа в Версаль, - доставит к ним Бомарше. Они давали ему самые сумасбродные поручения и не доверяли никому, кроме него. Известно, сколь капризны были эти девицы. Разве не пришлось как-то Людовику XV разбудить Шуазеля среди ночи, чтобы тот немедленно послал курьера к епископу Орлеанскому, потому что г-жа Виктория не могла уснуть, не отведав айвового мармелада, достоинства которого ей расхвалили под вечер! Пьер-Огюстен неизменно являлся во дворец, нагруженный свертками, разоряясь на этой игре, поскольку принцессы, довольно стесненные в средствах, нередко забывали расплатиться за покупки. Третья из сестер Софи - не стеснялась даже время от времени подзанять несколько луидоров у своего прекрасного учителя музыки. В конце концов Бомарше, у которого практически не оставалось времени для работы в мастерской и которого уже начал преследовать его портной, оказался перед необходимостью послать г-же д'Оппан, домоправительнице принцесс, счет на произведенные им расходы:

"...не считая 1852 ливров госпожа Виктория осталась мне должна . . . . . . . . . . . . . . . 15 ливров плюс за тетрадь в сафьяновом переплете с ее вызолоченным гербом .. 36 ливров и переписчику нот в вышеозначенной тетради . . . . . . . . . . . . 36 ливров

Итого 1939 ливров

...Не забудьте, что госпожа Софи также должна мне пять луидоров: в трудные времена подбираешь самые ничтожные крохи..."

Совершенно неожиданно трудным временам наступает конец - в жизнь Бомарше входит Пари-Дюверне. С этого момента все меняется стремительно и невероятно. Но и тут Бомарше не тешит себя иллюзиями. Как сам он вскоре скажет: "Я смеюсь в подушку, когда думаю, как все складывается в этом мире и до чего странны пути судьбы".

3

ПАРИ-ДЮВЕРНЕ

Он просветил меня, и я его должник

За то немногое, чего достиг {*}.

{* Здесь и далее стихи в переводе И. Кузнецовой.}

Превратности судьбы причудливы, тому доказательством - внезапная взаимная привязанность жизнерадостного двадцативосьмилетнего молодого человека и самого грозного из старцев того времени.

Пари-Дюверне (или дю Берне) перевалило за семьдесят шесть, когда он призвал к себе Бомарше. Хотя он и не был уже в зените своей мощи, его колоссальное состояние отнюдь не иссякло. Что произошло между этими двумя персонажами? Тайна остается нераскрытой по сей день. Ясно одно, Пари-Дюверне и Бомарше связала своего рода любовь, или сообщничество и взаимное уважение. Двадцать лет спустя, когда, как мы увидим, на Бомарше после смерти банкира обрушатся тяжкие невзгоды - процесс, тюрьма, шельмование, разорение - ничто не заставит Пьера-Огюстена забыть старого друга. В парке своего дворца он воздвигнет бюст Пари-Дюверне с двустишием на цоколе:

Он просветил меня, и я его должник

За то немногое, чего достиг.

Не прошло и двух месяцев после первого знакомства, а Пари-Дюверне уже относится к Пьеру-Огюстену как к сыну, он так и обращается к нему при свидетелях: "Сын мой". Но это пустяки по сравнению с тем доверием, которым он тотчас проникся к этому первому встречному, этому дилетанту, этому учителю музыки. Пари-Дюверне открывает ему свои досье, свои сейфы и свою душу. Почему?

Принято считать, что их свело так называемое дело Военной школы, прекрасное здание которой Пари-Дюверне воздвиг на свои средства и в котором уже обучалось под руководством его племянника полковника Мейзье несколько сот кадетов. Пари-Дюверне преподнес Военную школу в дар Людовику XV, иными словами, Франции. Однако после разрыва с г-жой Помпадур король обиделся на старого банкира, не пожелавшего отречься от своей давней приятельницы. И Королевская военная школа все еще ждала официального открытия. В то время как придворные, мягко говоря, отворачивались от Бомарше, Пари-Дюверне хватило ума и желанья свести знакомство с презренным часовщиком. Бомарше с легкостью проделал то, что не удавалось министрам. Сначала Пьер-Огюстен привез на Марсово поле принцесс и дофина, а затем и самого короля.

Людовик XV обошел здание школы, где пятьсот подростков лет десяти отпрыски древних дворянских родов, прозябавших в провинции, - обучались фехтованию, владению огнестрельным оружием, танцам и верховой езде. После кавалерийского парада и фейерверка, данных в его честь, король соблаговолил откушать у Пари-Дюверне.

Объясняется ли все дальнейшее именно этой услугой? Да, если верить самому Бомарше, который позднее расскажет:

"В 1760 году г-н дю Берне в отчаянии от того, что, несмотря на все его усилия на протяжении девяти лет, ему не удается побудить королевскую семью почтить своим посещением Военную школу, пожелал познакомиться со мной и предложил мне свое сердце, помощь и кредит, ежели я сумею добиться того, -в чем тщетно пытались преуспеть многие на протяжении этих девяти лет".

Все это весьма смахивает на договор, статьи которого только подтверждают обычный обмен взаимными услугами между людьми одного круга. Пари-Дюверне, впрочем, слыл меценатом. Он отчасти помог составить состояние Вольтеру, отнюдь, однако, не помышляя сделать того своим деловым компаньоном. Пари-Дюверне и Бомарше так молниеносно поняли, оценили и раскусили друг друга именно потому, что были людьми одной породы.

Четыре брата Пари, сыновья трактирщика в Муаране (Дофине), днем без устали работали в отцовском заведении, а по ночам корпели над книгами, когда в один прекрасный вечер 1710 года во двор трактира въехал экипаж герцогини Бургундской. Достаточно ей было отобедать, и судьба вынесла свой приговор: эти четверо предназначены не для того, чтобы щипать кур. Они родились поварами, но станут банкирами. Герцогиня рекомендовала их губернатору Дофине. Дважды повторять не пришлось. Десять лет спустя состояние братьев не поддавалось счету, они командовали министрами. Случалось, какой-нибудь кардинал де Флери приговаривал их к изгнанию и разорению. Но Флери проходили, а братья Пари возвращались из ссылки еще богаче прежнего. Ученик Самюэля Бернара, Пари-Дюверне, самый умный и, главное, самый тонкий политик из четырех, пользовался в царствие Людовика XV солидным влиянием. В тени королевских любовниц - г-жи де При, герцогини де Шатору и особенно маркизы де Помпадур - он вертел властями, министрами и армией. Разве не был он, по выражению маршала де Ноайя, мучным генералом, иными словами - целым интендантством в одном лице? После окончания Семилетней войны и отставки г-жи Помпадур Пари-Дюверне оказался в оппозиции, точнее, в резерве королевства. Это не помешало ему энергично влиять на события, подготавливая свое возвращение, и на свой лад служить Франции. Пари-Дюверне принадлежал к антианглийскому клану. Он понимал, что в 1763 году для величия Франции необходимо поражение Англии. Мы увидим, что Бомарше до конца жизни останется верен политическим взглядам своего учителя и будет готов пожертвовать ради них своей репутацией, деловыми интересами, а подчас и свободой. Но пока компаньоны помышляют лишь о том, чтобы вернуть Канаду и Луизиану. Вскарабкавшись на вершину, маленький часовщик и старый поваренок отнюдь не стремятся вниз. Однако оба они умеют трезво оценить обстановку и безошибочно примениться к тому, что ныне назвали бы социальным контекстом. Чтобы воздействовать на свое время, необходимо придерживаться известных правил, следовательно, приспосабливаться к существующей системе. Чтобы добиться власти и веса в обществе, необходимо финансовое могущество. А это требует гибкости, предприимчивости и твердости характера. В самом деле, куда как легко соблазниться внешним успехом, принять средства за цели. Титулы, привилегии, почетные должности - необходимы, но недостаточны для действия. Это пароль, с помощью которого можно проникнуть куда нужно, но этого мало, чтобы играть определенную роль. Действительно ли Пари-Дюверне увидел в Бомарше, как считают многие, всего-навсего удобного посредника, чье влияние и осведомленность он мог использовать? Не думаю.