Прописные истины

Как-то раз спросили у японцев, которых в свое время просвещал Святитель Николай (Касаткин), отчего они избрали именно православную веру. Ответ был примерно таков:

— К нам приходили христиане разных конфессий и предлагали свое учение. Прежде всего пришли те, кто говорил: «Вот мы теперь верим в это и в то. Но в дальнейшем мы можем к этому что-то прибавить». (Это были римские католики, которые время от времени изобретают новые догматы.) Затем приходили такие, кто нам говорил: «Мы теперь верим в это и в то, но впоследствии можем кое-что и отменить». (Это были протестанты, которые подвергают сомнению решительно все постулаты.) И, наконец, к нам пришли христиане, которые заявили: «Вот наше учение. Мы содержим его в течение долгих столетий. И тут ничего не прибавится и ничего не убавится — вовеки вечные». Это были православные, и такая вера пришлась нам по душе.

Но вот всплывает в памяти совсем иная история. Лет двадцать тому назад близкий мне человек, архиепископ Киприан (Зернов) случайно встретился с несколькими священнослужи-телями из старообрядцев.

— Они мне говорят: какие же вы теперь православные? — рассказывал Владыка Киприан, — Вы «Журнал Московской Патриархии» читаете? Разве это православный журнал?

— Ну и что вы им на это сказали? — спросил я его.

— Ничего я им не сказал, — печально отвечал архиерей, — что я мог на это сказать? Они же совершенно правы…

Что греха таить, в те годы «Журнал Московской Патриархии» производил впечатление жутчайшее. Самая пространная его часть посвящалась гадкой и крикливой «борьбе за мир» (т. е. за всемирное большевистское владычество), призывам к тому, чтобы все недруги СССР немедленно разоружились. Еще один крайне политизированный отдел журнала носил название «Экуменические контакты». Разумеется, и то, и другое было обильно сдобрено «богословием освобождения», лукавым учением о том, будто бы между коммунизмом и Христианством нет и не может быть противоречий. И от всего этого за версту несло Лубянкой и Старой площадью.

Собственно Православие было представлено в тогдашнем журнале лишь немногочисленны-ми выдержками из творений Святых Отцов и иллюстративным материалом — изображениями церквей и фотографическими портретами почивших деревенских батюшек (раздел «Вечная память»).

Самая выразительная и приметная фигура среди московских иерархов тех лет — Митрополит Ленинградский и Новгородский Никодим (Ротов). Человек сильного ума и замечательных способностей, он составил целую эпоху в истории Патриархии.

Один из архиереев, который довольно близко знал Владыку Никодима, в свое время сказал мне:

— Злые языки о нем говорят: он начинал как строго православный, потом стал завзятым экуменистом, а кончил жизнь как ревностный католик…

От себя добавлю: мне приходилось говорить об этом с католиками. Они отзывались о смерти Митрополита Никодима с восторгом. Еще бы! О такой кончине любой из них мог бы только мечтать — на аудиенции в Ватикане, чуть ли не на руках у самого Папы!

Существует письменный памятник католических пристрастий Митрополита Никодима — его докторская диссертация. Ее в свое время широко рекламировали в церковной печати, это была пространная работа о личности Папы Иоанна XXIII.

Помнится, меня и моих друзей возмутила и покоробила самая первая фраза этого сочинения. Православный иерарх ничтоже сумняшеся начертал:

Я и по сию пору затрудняюсь решить, чего тут больше цинизма, кощунства, желания угодить Ватикану или графоманской претенциозности…

Православный…

Эукменист…

Католик…

Подобные метаморфозы за всю историю Русской Церкви претерпевал, пожалуй, лишь еще один архиерей. Я имею в виду личность не менее колоритную и знаменитую, нежели Митрополит Никодим, — архиепископа Феофана (Прокоповича).

Будучи рожден на Православной Украине, в Риме он перешел в католичество, к иезуитам, затем по возвращении в Киев опять стал православным, снискал у Петра I архиерейский сан, а под конец жизни стал покровителем и другом протестантов…

Вернемся, однако же, к той триаде, которую весьма условно можно наименовать «духовным путем» Митрополита Никодима:

Православный.

Экуменист.

Католик.

На эту своеобразную эволюцию можно взглянуть и с иной точки зрения как на политическую карьеру. Не станем забывать, во времена советские Митрополит Ленинградский и Новгородский, да еще и председатель «отдела внешних церковных сношений» Патриархии (т. е. церковный министр иностранных дел), — это номенклатура ЦК КПСС.

Припоминается популярный в те годы анекдот. Вопрос в анкете:

«Были ли у вас колебания в проведении линии партии?» Ответ: «Колебался вместе с линией».

Эпицентр «колебаний» этой «линии», как известно, находился в Москве, в здании ЦК на Старой площади. Толчки прежде всего ощущались по соседству, на Лубянке, а потом уже доходили и до Чистого переулка, где и по сию пору стоит здание Московской патриархии.

Православный период (начало карьеры) будущего Митрополита Никодима совпадает с временем «холодной войны», когда сталинский «железный занавес» был почти непроницаем. Разумеется, в те годы никаких контактов с западными христианами у Московской Патриархии не было и быть не могло, а посему рекомендовалось осуждать распространяющийся в протестантском мире экуменизм и всегдашние притязания Папы Римского на главенство в христианском мире.

Весьма показательным в этом отношении было созванное с разрешения властей летом 1948 года «Совещание глав и представителей автокефальных православных церквей в связи с празднованием 500-летия автокефалии Русской Православной Церкви». Если ознакомиться с двухтомником «Деяний» этой конференции, создается впечатление, будто можно в какой-то мере сочетать несочетаемое, т. е., пользуясь терминологией из «декларации» Митрополита Сергия (Страгородского), быть одновременно «верными гражданами Советского Союза» и «ревностными приверженцами православия, для которых оно дорого, как истина и жизнь, со всеми его догматическими преданиями, со всем его каноническим и богослужебным укладом».