После Чернобыля. Том 1

    Поверхность земли вокруг станции радиоактивна. Дожди эту грязь смывают в низины. Потом она пойдет в реки... Как защитить водоемы, в первую очередь р. Припять от грязных стоков? Эта работа была также поручена Минэнерго и военным. Уже через две недели после аварии, с 10 мая под руководством заместителя Министра энергетики и электрификации СССР А.Н. Семенова группа проектировщиков из институтов Гидропроект, Гидроспецпроект, Оргэнергострой приступила к работе. Под эгидой Гидропроекта удалось объединить усилия шести министерств и ведомств, в их числе кроме Минэнерго — Минмонтажспецстроя, Мингазстроя, Минводхоза. В итоге все канализационные пути в зоне закольцевали и таким образом защитили р. Припять от дождевых стоков.

    В первые же дни после аварии изобрели способ обеззараживания почвы вне станции — ее стали покрывать специальными дезактивирующими растворами, которые на земле сразу превращались в пленку. Пленка удерживает радиоактивные частицы и они не могут попасть в почву или в воду. За сутки таким образом можно обработать до 300 тысяч квадратных метров площади.

    Пылеподавляющие растворы выбрасывали с установленных на огромных БелАЗах цистерн мощными струями — они били на расстояние метров в 70. Но более удобными для крупномасштабного пылеподавления на обширных территориях оказались вертолеты. То и дело взмывали они над разными участками 30-километровой зоны, выбрасывая шлейф из полимерных растворов.

    Препараты для пылеподавления и снижения фильтрации радиоактивных веществ в почве и водоемах разработал Институт физико-органической химии и углехимии АН УССР. Участки территории, в основном полей Чернобыльского района обрабатывали этими препаратами летчики объединенного авиаотряда г. Киева. Но защитить дороги они не могли.

    Французский ученый-медик, почетный президент Международного комитета по радиологической защите профессор А. Жамэ в мае 1988 г. сказал специальному корреспонденту “Правды” А. Покровскому: “Я имел возможность убедиться в эффективности мер по дезактивации. Местность хорошо обеззаражена. Там же, на месте подверг себя полному дозиметрическому контролю и убедился, что радиоактивность не выше нормы. Работа советских медиков также заслуживает высокой оценки. Особенно хотелось бы отметить результаты борьбы профессоров Гуськовой, Баранова и других советских врачей за жизнь людей, оказавшихся на АЭС в момент аварии”.

    Над реактором на высоте 120 метров 19 мая было 200 рентген в час. На промплощадке станции — 0,2-1,0 рентген в час. Около реактора — 1800 рентген в час. Брошенный бульдозер около четвертого энергоблока “светил” 4 рентгена в час.

    10 мая уровень радиации в 60 километрах от АЭС составлял 0,33 миллирентгена в час, в Киеве — 0,32 миллирентгена в час (фон относительно безопасный для здоровых людей), в момент аварии он был ниже: ветер дул в противоположную сторону; на западной границе города фон был в пределах естественного.

    На границе зоны в момент аварии уровень радиоактивности достигал 10-15 миллирентген в час. К 5 мая радиация уменьшилась впятеро, а 8 мая снизилась до 0,15 миллирентгена в час. Уровень радиоактивности в водных резервуарах Киева и области генеральный директор МАГАТЭ X. Бликс отметил как нормальный в течение всех двух недель после аварии.

       “Прогнозы в таком деле невозможно делать, — писала “Правда” 13 мая 1986 года, — но потребуется длительное время, чтобы ликвидировать все последствия — возможно, даже месяцы... Наверное, целесообразно в Киевской области провести своеобразные "уроки” по радиационной безопасности..., объяснить жителям эвакуированных районов все особенности, связанные с радиоактивностъю. В научных и учебных заведениях Киева достаточно для этого специалистов...”

    “Я испытываю восхищение перед теми тысячами людей, кто занимался очисткой территории. Насколько я знаю, большинство их существенно противостояли невидимому и потенциально опасному врагу... Мероприятия по очистке практически завершены. несомненно, войдут в историю как одна из наиболее решительных и эффективных операций”, — констатировал летом 1987 года американский журнал “Нэшнл Джиогрэфик”, Вашингтон.

    С того времени и сегодня по телефону г. Чернобыля /5-28-05/, как говорится, по прямому проводу любой желающий может получить оперативную информацию по любому вопросу из 30-километровой зоны. Любопытно, что больше звонков раздается и раздавалось из-за рубежа, а не от жителей своей страны. Это не мешало возникновению массы нелепых слухов вокруг аварии на ЧАЭС.

    А работы продолжались.

 ЛИЧНО ПРИЧАСТЕН

Все забыть — благодать,

Но забыть — это значит предать.

Людмила Титова

     Эта глава посвящена тем тысячам самоотверженных тружеников, которые читателю практически не известны не только поименно, но даже обобщенно — о строителях и монтажниках Чернобыльской АЭС. Эти люди восприняли беду как личное горе, хотя к строителям и монтажникам претензий вообще никто не предъявлял: они свое дело выполнили добросовестно.

    — Когда я приехал туда и, можно сказать, сидел голым задом на реакторе, я не видел вокруг ни одного энергетика, — утверждал известный и уважаемый журналист и, безусловно, честный человек. Ну, не видел. Не повезло. Ему показали других хороших людей — пожарных и военных, он летал над реактором. А энергетиков никому не показывали, так уж получилось. Не было у них времени. Они и сами даже в обычной жизни не любят о себе говорить: считают, что значимость их работы высшей квалификации и максимальной общенародной полезности, должна быть понята и оценена без их усилий. Как жаль, что они ошибаются! — Я по всем разобрался, мне хватило информации в школьном учебники физики — виноваты только разгильдяи-эксплуатационники! — Крупнейшие ученые мира не сразу разобрались и не считают их главными виновниками. А он — “разобрался”.

   Вот и вышло, что в целом разумная позиция об ограничении числа посетителей на рабочих местах и в общежитиях энергетиков — эксплуатационников и энергостроителей (собственно строителей и монтажников) и привела к тому, что ни одна редакция больше года не соглашалась публиковать ни строчки об их работе по ликвидации последствий аварии: “Это они все устроили”. Не важно — строители или эксплуатационники: “ОНИ устроили, и все тут!” Сказывается наша порочная привычка шарахаться от крайности к крайности.

   Это — о людях, которые, тем не менее, выполняли в Чернобыле до 80 процентов работ — самых квалифицированных и самых опасных. Такая позиция вредна, неблагородна, неблагодарна, не по совести. Народ должен знать своих героев.

   Можно ли придать той крупномасштабной, опасной и сложной работе традиционное определение: “Подвиг”? И да, и нет. Под понятием “подвиг” обычно подразумевается некий порыв, кратковременное, хотя и выдающееся действие. Это же была длительная, тяжелая, изнуряющая, постоянно опасная работа. Массовое, истинное геройство, как сказал бы Даль.

   Почти каждый энергостроитель, работавший после аварии на территории станции, возводил ее своими руками. Начальник стройки В.Т. Кизима за сооружение первых четырех энергоблоков получил Звезду Героя Социалистического Труда. Правительственными наградами был отмечен труд его заместителей В.М. Малышева, В.Н. Синчука, Ф.Д. Асеева и многих других руководителей и рядовых строителей и монтажников. И за работу после аварии они также обоснованно награждены орденами, медалями и Почетными грамотами.

   В апреле 86-го пятый энергоблок уже почти был готов к пуску: реактор на месте, его “обвязывали” трубопроводами. Блок №6 почти возведен под крышу. И вот — катастрофа.

   Управление строительства ЧАЭС узнало об аварии во втором часу ночи 26 апреля по общей тревоге, объявленной по каналам руководства станции. Кизима и главный инженер стройки Земсков были уже в 4 утра на строящемся пятом энергоблоке... Последними покидали свои участки сторожа строительно-монтажных управлений. В 5 утра у Кизимы собрались руководители подразделений.