В небе Антарктиды

... Уже вторые сутки борется с пургой экипаж. Ураган отрывает самолет ото льда. Сколько нужно было иметь мужества и хладнокровия, чтобы не растеряться в такой момент! Сидя за штурвалом, Гурий Сорокин движением

от себя поднимает хвост самолета, прижимая лыжи ко льду. А мы тем временем сидим в Мирном и ничем не можем помочь друзьям. В такую погоду о вылете и думать нече­го. Буря, разразившаяся в Оазисе, пришла и к нам на берег Правды. Теперь надежда только на радиосвязь.

Черная пурга продолжала неистовствовать и на следующую ночь. Ветер, казалось, достиг предельной силы. А с затерявшегося в ночном ненастье самолета шли в Мирный радиограммы: «... Все в порядке... крепления держат. От­стоимся... Ветер доходит до 50 метров в секунду...». Да, действие такого ветра мог бы испытать на себе только человек, находящийся на крыле летящего самолета. Только бы выдержали!... И опять радисты Мирного ловят в эфире слова: «... Ветер не утихает... трудно писать... все на вахте... следите...»

Более трех суток длился этот поединок маленького мужественного экипажа с «черной пургой». И люди победи­ли. Пурга кончилась так же внезапно, как и началась. Как будто не было этого страшного урагана. И все, что пришлось пережить экипажу, казалось теперь далеким.

Наступившую тишину нарушил рев моторов. Самолет, набирая скорость, оторвался от купола и растаял в небе.

СНАЙПЕРЫ ЭФИРА

Почти месяц мы в Антарктиде. Неподалеку от «Оби» теперь стоит второе экспедиционное судно — дизель-электроход «Лена». Командует им Александр Иванович Ветров.

С приходом «Лены» состав нашего авиационного отряда пополнился не только людьми, но и техникой. Прибыл в Антарктиду и строительно-монтажный отряд, который будет строить здания южнополярной обсерватории Мирный. Лето давало себя знать: лучи солнца разрушали припайные льды. Сгружать на лед привезенное имущество было теперь небезопасно. Нередко погода менялась: небо закрывалось тучами, и ветер переходил в ураган. Тогда ледяная масса начинала грозное наступление на суда. Приходилось прекращать разгрузочные работы; суда снимались с якорей и уходили дальше в море, где было бе­зопаснее.

Тем не менее разгрузка экспедиционного имущества про­должалась. Наши транспортные средства — вездеходы и тракторы отвозили выгруженные на лед грузы на участок, выбранный для постройки Мирного. В этой работе активное участие принимали и работники нашего авиационного отряда, свободные от полетов.

Наш самолетный парк рос не по дням, а по часам. В строй вступали уже самолеты, доставленные на «Лене».

... После очередной пурги, которая заставила наши суда отойти в море, а нас — отсиживаться в самолетах, погода улучшилась и опять засверкало солнце. «Обь» снова встала у места выгрузки, а «Лена» ошвартовалась у ледяного барьера. Снова из трюмов непрерывным потоком шло оборудование, строительные материалы, техника, научные приборы, продовольствие, горючее.

Все так увлеклись работой, что забыли о предосторожности и шли подчас на неоправданный риск: под полозья саней во время их прицепки к тракторам клали первые попавшиеся доски, чтобы сани, если их толкнет трактор, не поехали назад. Затем к саням подходил задним ходом другой трактор и два-три человека поднимали их и навешивали на гак трактора. При малейшей неосторожности тракториста сани могли поехать назад и изувечить людей.

... Сомова я нашел в каюте у Ветрова; они обсуждали план быстрейшей разгрузки судна.

— Иван Иванович, что случилось?

— Пока еще ничего не случилось, но может случиться. Смотрел, как прицепляют сани к тракторам. Ребята лезут в водило саней, в любую минуту может произойти несчас­тье.

— Вы правы, — ответил Сомов. — Я уже сказал начальнику береговой базы Греку, чтобы сделали специальные тормозные подкладки под полозья саней и...

Сомов не успел закончить фразу. До кают-компании донеслись «полундра!» и затем удар, от которого корпус судна вздрогнул. Мы выбежали на палубу. Оказалось, что в момент прицепки трактор толкнул сани; те поехали назад и, сорвавшись с барьера, упали в трюм корабля. К счастью, никто из людей не пострадал.

... Сменялось время суток, но солнце не заходило. Неутомимо работал наш вертолет, вывозивший грузы с судна на берег. Самолеты ЛИ-2 и АН-2 с учеными на борту совершали рекогносцировочные полеты в Оазис.

Однажды мне на аэродром позвонил Сомов.

— Иван Иванович, сейчас получена телеграмма с австралийского судна «Киста-Дан». Руководитель антарктического отдела министерства иностранных дел Австралии мистер Лоу просит нас провести ледовую разведку. Судно находится в нашем районе, и австралийцы хотят посмотреть строительство Мирного. Это первый дружеский визит иностранных ученых.

— Понятно, Михаил Михайлович, машина готова, сейчас вылетаем, — ответил я.

— Сбросьте, пожалуйста, вымпел с подробным ледовым донесением и, если нужно, окажите австралийцам помощь в проводке.

— Будет сделано.

Нам нужно было обследовать большое морское пространство, покрытое льдами, выбрать безопасный путь и рекомендовать его капитану австралийского судна.

Через несколько минут самолет в воздухе. Под нами проплывал Мирный, освещенные косыми лучами солнца айсберги, а дальше на север тянулся безбрежный иссиня-черный океан. Горизонт становился все темнее. Я сидел на левом сиденье и смотрел за работой автопи­лота. Самолет шел по заданному курсу. В кабину доносился монотонный шум моторов.

— Иван Иванович! — раздался взволнованный голос радиста Патарушина, — Москва! Мне удалось связаться прямо с Москвой! Начальник смены нашего радиоцентра просит передать всему экипажу привет.

Это известие нас ошеломило. О связи с Москвой с самолета на таком большом расстоянии мы даже не мечтали.

Я передал управление Сорокину и подошел к Патару-шину.

— Герман, во-первых, передай им большой привет от экипажа, а во-вторых, спроси, смогут ли они позвонить по телефону ко мне домой и передать привет семье.

Я взял вторые телефоны и услышал, как мои слова, превращаясь в «ти-та-та-та», шли по эфиру в Москву. Несколько секунд в наушниках слышался шорох, затем словно горох, брошенный на пол, посыпались ответные «та-та-ти-ти-та». Герман взял ручку, и на бланке стали появляться слова: «Вашу просьбу исполним, сообщите московский телефон, и мы свяжемся с домом».

Я растерянно шарил руками в карманах в поисках ка­рандаша.

— Не волнуйтесь, — усмехнулся Герман, — ваш домашний телефон я уже передал.

... Дома оказалась одна дочь. «Дорогой папка, — читал я радиограмму, — мамы нет дома, она у тети Клавы. У нас все благополучно, крепко тебя целуем».

Сколько радости доставили мне эти несколько слов!

Герман передал еще несколько радиограмм в Москву родным членов экипажа и перешел на связь с радиостанцией дизель-электрохода «Обь».

Разговор с Москвой взволновал весь экипаж. Значит, Антарктика не так уж далеко от дома; ведь иной раз в Арктике труднее связаться с Москвой, а тут — пожалуй­ста. Герман чувствовал себя именинником, а ребята глядели на него влюбленными глазами. «Снайпером эфира» прозвали они его.

... А в кабине у штурманского стола шла напряженная работа. Штурман Морозов, имеющий большой опыт ледовой разведки в Арктике, внимательно следил из окна за поверхностью океана и наносил на карту ледовую обста­новку.

Когда наступила ночь, впереди по курсу мы увидели бортовые огни «Киста-Дана». Сообщаем капитану, что через несколько минут будем над судном и сбросим вым­пел. Машина уходит вниз, несколько раз облетает вокруг судна, затем идет прямо по его курсу. Раздается команда:

— Сбросить вымпел!

Шмандин, Мякинкин и Морозов, открыв дверь самолета, бросают вниз пенал с картой.

Делаем еще несколько кругов над судном. Связываемся с «Киста-Даном» по радио и узнаем, что вымпел на палубу не попал, а из-за темноты разглядеть, куда он упал, на судне не смогли. Пришлось по радио рекомендовать курс для прохода судна к берегу Правды.