Феномен «Что? Где? Когда?»

- В китайцы я не знаю, как попал.

- Я имею в виду эту психологию. Мне Наталья Ивановна Стеценко сказала, что вы считаете, что в прошлой жизни вы были китайцем. Это так?

- Нет.

- А как?

- Ну что касается Лао-Цзы, Конфуция, то, конечно, это великие философы. Ну, конечно, вы знаете, что есть какие-то сведения о том, что Лао-Цзы потом пришел в Европу, потом в Малую Азию и стал Христом... И так далее, и так далее... Это настольная моя книга, так же, как и Библия. Но я думаю, что меня обозвали китайцем не из-за этого. А из-за того, что... Вот у нас есть вопросы. Для меня познавательная часть вопроса не имеет значения. Единственное, мне нужно, чтобы я уже не настолько противоречил истинным законам природы, чтобы меня не побили на улице. Не собрались бы ученые какие-то, библиофилы и просто не сделали мне темную. Это единственное, что меня волнует. Потому что опять-таки на примере вопроса мы разыгрываем спектакль. Спектакль ума, спектакль размышления, спектакль интуиции, спектакль образного какого-то видения мира, да? И если этот повод достойный, а мне говорят: нет, это нельзя. Потому что какой-то там консультант, которого я в гробу видел, он носит звание доктора наук и все такое... И сколько раз так было? Он вопрос блестящий бракует, а потом какой-то другой доктор наук через год говорит: напрасно вы забраковали, вопрос был правильный. Так вот, когда много людей с образованием... Вернее, когда выбирается вопрос, на меня напирают вот так, что это надо выбросить, это надо... Причем, с моей точки зрения, всегда выбрасывают, как правило, самые красивые вопросы. Я говорю, что я видел, я знаю, и чаще всего это бывает... А вот в Китае это так. Там всегда философы выбирали вопросы - рассчитанные на интуицию. И я такие вопросы больше всего люблю. Поэтому меня и назвали китайцем. Потому что чаще всего я именно к Китаю апеллирую. Потому что в китайской философии именно так происходит.

- А увлечение хокку откуда пришло?

- Хокку? Ну, это просто учебник режиссуры, мне кажется. В хокку - движение, звук, чувства человека соединяются в одной точке, то есть в одном

художественном каком-то выплеске, который происходит на пространстве там трехстишия... трех строчек... Это трудно объяснить, но та режиссура, которая существует в хокку - это божественная просто режиссура!

- Хоть одно свое хокку прочтите.

- Не прочту!

- Ну не свое.

- А у меня и нет своего хокку.

- Хорошо быть придумщиком? Вот, говорят, Ворошилов придумщик. Какая разница между фантазером и обманщиком?

- Никакой. Никакой разницы нет. Другое дело, что обманщик - это тот фантазер, или тот человек, который придумывает на потеху для удовольствия людей. А не тот, кто придумывает просто для того, чтобы людей ободрать. Да? Выдумщик, фантазер - это не мошенник. Это просто такой артист. И все. Никакой не мошенник. Я говорил много раз... Вот, когда начинают спрашивать, что такое режиссура для меня? Раньше я думал, что знаю, что есть режиссура. И у меня были какие-то цитаты из Мейерхольда, из Охлопкова, из Рубена Симонова, которые в какие-то отдельные моменты говорили, что вот это - режиссура, вот это - режиссура. А сейчас я понял, что ничего абсолютно нет. Никаких законов. А есть... Если я вижу какой-то эпизод, какую-то мимику, какое-то отдельное движение внутри зала, ничего еще нету, это где-то как-то внутри. То я это делаю. А если я это не делаю, то точно это будет неудачно. Если я вижу. Вот, нет передачи еще. Она будет когда? Только второго числа. Но какие-то кусочки маленькие я от нее вижу уже сейчас. Иногда вот, как кочки. Две кочки - перешеечек между ними. Уже в целый эпизодик соединяется. Иногда два эпизодика соединяются в какую-то сцену, кусок, и так вот она вся и вырастает в целую передачу.

- Это Вы так внутренне расписываете для себя, да?

- Да нет, это я не расписываю. Оно само появляется. И даже если ты не хочешь этим заниматься, оно появляется. И ночью появляется. И ты встаешь и фиксируешь хоть что-то. Из того, что тебе приснилось. И тогда вот эти места будут теми местами, которые потребитель искусства, телезритель запомнит. Я непонятно говорю? Зритель смотрит передачу, но он запоминает не то, что мы хотим. Не то, что хотят умные режиссеры, что хотят умные редакторы. Редакторов я особенно "люблю". Все знают об этом. В кавычках. А запоминает зритель совсем другие вещи. Как кто-то подергивает щекой или кто-то поставил стакан под стол. Или кто-то чихнул. Или еще что-то такое, понимаете? Или как кто-то удивился на вынос предмета. Это и есть те протуберанцы, золотые как бы песчинки подлинной жизни, ради которых мы и горбатимся. Не для того, чтобы сыграть в эту дерьмовую игру. Не для того, чтобы кто-то у кого-то выиграл и вышел в финал. А для того, чтобы вдруг произошло что-то, что при других обстоятельствах никак не могло произойти. Это и есть телевидение. И этого телевидения больше не будет.

- Ну, не надо так прямо сразу говорить...

- Мое дело сказать, ваше - вырезать потом при монтаже.

- Я думаю, что что-то должно быть еще. Телевидение же не может остановиться. Значит, что-то должно родиться еще.

- Ну, мы же сейчас в хвосте. Поезжайте на Запад и посмотрите, чего у нас родится через 50 лет.

- Ну, я думаю, что там как раз все заканчивается. А у нас...

- Ну и что? А у нас чего? Людей таких становится все меньше. Удивительная вещь произошла. Ведь все игры рождались на Западе. И я могу сказать, в каком году, кто их родил, в какой фирме,сколько за это получили, как потом это распространяли. И тут я видел этих, которые с чемоданами приезжали. И всовывали мне "Поле чудес", и еще что-то там такое... "Колесо фортуны", и эти самые, загадки все там эти, музыкальные. Да? Вот. И говорили: ну, сделайте вы! У вас все это есть. Это есть, это есть, декорации есть... И "Счастливчик", и все. Сделайте только. И начальство сидело. И те говорили. Ну, сделайте. И спонсоры есть. Все есть. Сделайте. И будет всем нам хорошо. Но удовольствия не было. Никакого не было удовольствия.

- Вы человек азартный?

- Ну, как вам сказать - азартный... Мне скучно в казино. Я никогда в карты не играл. И в домино не играл. А тут мне звонят из какого-то журнала. Я прямо смеялся весь день. Сквозь слезы. Мы, говорят, придумали оригинальную вещь. Ну, вот у вас юбилей. И личный юбилей. И программы юбилей. И хрен его знает, какой там юбилей... Мы делаем о вас большой материал, но в необычной обстановке. Вот, мы долго тут сидели думали. Давайте, покажем вас в семейной обстановке. Вы играете в лото. Сидите и в лото играете в семье. Так, самоварчик там, какой-нибудь, чаек попиваете. И эти вот горшочки переставляете... Мне даже не нашлось, что им ответить. Что же это за люди такие? Они что, совсем что ли ничего не понимают?

- Ну, это их видение. Не Ваше. Это они придумали...

- Конечно. Это моя вина, что я дал поле для таких придумок.

- Послушайте, а вот такая вещь. Наталья Ивановна опять продала вас. Сказала, что вы очень любите деревья.

- Не люблю.

- Любите, любите...

- Ну, да. Люблю.

- И была какая-то не то чтобы история... вообще, откуда это все? Это что, желание какого-то домоседства? Вообще, как Вы день свой проводите? Вот, Ваш день. Чем Вы занимаетесь?

- Ну, сейчас я болею, поэтому...

- Ну, не будем об этом...

- Ну, если вспомнить обычную жизнь, то жизни обычной никакой и нет. Потому что пока вот я нахожусь в этом состоянии, когда наибольшее удовольствие я получаю от того, что я придумываю, то отказать себе в удовольствии этом - придумывать – я не могу. Я принуждаю себя делать прогулку, потому что меня обязывает возраст. Обязывает там еще что-то - здоровье. Но, опять-таки, когда я гуляю, я должен придумать себе какое-то удовольствие. Ну, например, я сравниваю... Я живу в Переделкино. И сравниваю, как какая дача построена. Что думал строитель, когда замышлял эту дачу. То есть вижу картинки, когда он строил... Что-то он строил, что- то он схалтурил, ну, всякую такую муру. То есть я хожу от дачи к даче. А вот та, следующая вот так... Тут такой характер у этой дачи, а тут как-то набекрень у нее все. И так далее. То есть жизни, по существу, в обычном понимании нет. Есть вымышленная жизнь. Совершенно, как говорят люди, виртуальная, то есть какой-то злой, искаженный мир. Искаженный мир. И я представляю себе всех, кто меня окружает совершенно искаженным образом. Вот у одного... У него амплуа подлеца. Да? Льстеца-подлеца. И он для меня такой сейчас. Потом вдруг наступит время, и он будет свой парень. И я ему поверю. А этот, там, корыстолюбец какой-то, продаст за пятерку любого человека. А этот - глупый, дурак. Вот какие-то такие у меня марионетки...