В сутках двадцать четыре часа

Делая вид, что занят осмотром вещей, Леонид Вайнер пристально наблюдал за задержанным. Заметил: под гимнастеркой у него подозрительно топорщится задний карман брюк. «Скорей всего, пистолет. Судя по всему «артиллерист» — пташка знатная, как бы не улетела», — подумал Леонид. Интуиция его еще не подводила.

— Повернитесь к стене! — приказал Вайнер капитану.

— Товарищ майор, я протестую — это обыск! — с нескрываемым возмущением обратился артиллерист к военному коменданту. — Как смеют так обращаться с фронтовиком!

— Капитан, выполняйте приказ!

Вайнер вытащил у капитана спрятанный в заднем кармане брюк браунинг. Осмотрел пистолет. Патрон был загнан в патронник. Разрядив, Леонид положил пистолет рядом с тушёнкой.

— Не много ли оружия, капитан?!

— Трофейный, — пояснил задержанный. — Да не держите же меня! — гневно потребовал он. — Я же не преступник, с которыми вы привыкли иметь дело, тыловые крысы.

«Артист, играет что надо, — отметил про себя Вайнер, — держится уверенно». Кивнул товарищам.

— Отпустите!

И по тому, как артиллерист торопливо, как-то по-воровски вынимал вещи из многочисленных карманов, Леонид понял: выдержка изменила задержанному. Только бы теперь не прозевать, вовремя разгадать то, что задумал капитан. У него одна задача — избавиться от улик.

Выложив несколько смятых тридцатирублевок, пятерок и горсть монет и положив их рядом с записной книжкой, задержанный привычно одернул гимнастерку.

— Что в шинели?

— Спички и папиросы.

Осмотр вещей сейчас чем-то напоминал детскую игру — «горячо — холодно». При упоминании о шинели Вайнер заметил, что капитану стало «горячо». Шинель его лежала на стуле в углу комнаты. Леонид перевел взгляд на стул. Этого было достаточно, чтобы артиллерист попытался сунуть в рот какую-то смятую бумажку.

Оперативный сотрудник, помощник Вайнера, сработал молниеносно, а Вайнер перехватил бумажку.

— А вот это ни к чему, желудок можете испортить.

— Что там? — поинтересовался военный комендант.

Развернув и распрямив бумажку, Леонид показал:

— Бумажная квитанция.

— Идите немедленно в камеру хранения, — приказал майор своему помощнику, старшему лейтенанту, — получите по ней багаж и принесите сюда!

Вскоре старший лейтенант вернулся с чемоданом. Он был доверху набит деньгами, а сверху, в клеенчатом мешочке из-под индивидуального пакета, лежали чистые бланки паспорта, воинского удостоверения…

— Милиционеры, чисто работаете, от вас ничего не скроешь.

— Спасибо, сами видите, стараемся, — ответил Вайнер.

— Пишите, — вздохнул капитан. — Служил в штабе танкового полка, полк попал в окружение. Я не выдержал трудностей, струсил, забрав с собой полковую кассу, дезертировал…

Вайнер с любопытством рассматривал шинель, стараясь угадать, отчего же «капитану» было «горячо». Багажная квитанция — сама собой. Осмотрел карманы — действительно, папиросы «Беломор» и спички. Но на этом не успокоился, как заправский портной осмотрел подкладку, швы… Несколько раз встряхнул шинель и почувствовал — по руке ударило что-то твердое. Распоров аккуратно ножичком подкладку, Леонид нашел то, что искал, — тонкую пачку плотных бумаг — это были чистые бланки документов различных воинских частей, командировочные, удостоверения личности.

— Все понятно, «капитан», идемте.

Гордо блеснули ордена, они были настоящими. Это на груди преступника блестела чужая слава — слава отважных, судьба которых неизвестна, но, скорей всего, была трагической. Предстояло еще выяснить, кому принадлежали награды, красовавшиеся на груди лжекапитана. И Леонид Вайнер почувствовал, как боль резанула по сердцу — боль за тех, настоящих героев, попавших в беду.

— Может, снять, товарищ майор? — кивнул Вайнер на ордена.

— Без нас там снимут, — ответил военный комендант.

Так закончился обычный день службы Леонида Вайнера.

Под надежным конвоем «артиллериста» передали в «смерш». А вскоре советские контрразведчики сообщили в управление милиции, что рассказ задержанного о дезертирстве и краже денег — прикрытие, выдумка то есть. «Капитан» — резидент фашистской разведки, в Москву переброшен через линию фронта.