Грязные деньги

Судья Вуд: Я хочу знать, почему вы так поступили.

Кабальеро: Вы действительно хотите, чтобы я ответил на этот вопрос?

Судья Вуд: Да, хочу.

Кабальеро: Хорошо, я отвечу. Только не перебивайте.

Судья Вуд: Мистер Кабальеро! Как официальное лицо в этом суде я хочу предупредить вас, что ваше поведение граничит с оскорблением суда.

Кабальеро не спешил с ответом. Он знал, что сейчас произойдет, но ничего с собой поделать уже не мог. Ничто в мире теперь уже не могло остановить его. Теперь уж он скажет все, что думает. Надо только немного подумать и сказать все, как нужно.

— Судья, — проговорил он. — Я не могу оскорбить этот суд. Потому что оскорбить этот суд невозможно. Вы понятия не имеете, что такое справедливое судебное разбирательство. Вы понятия не имеете, как должен вести себя судья. Я говорю вам об этом прямо в лицо, без присяжных в зале. Меня назначили адвокатом по делу этого человека. Я несу ответственность перед ним, а не перед вами. А вы при этом говорите мне, что я не могу подвергать сомнению правдивость показаний человека, который, как мне доподлинно известно, есть не кто иной, как лжец, и я могу это доказать. Вы хотите, чтобы я, приняв присягу, стоял перед вами и молча выслушивал все это? Выслушивал от вас оскорбления в присутствии присяжных, оскорбления, которые я не позволяю делать никому. Ни один судья в мире еще не относился ни к кому так, как вы относитесь ко мне. Мне наплевать, если вы теперь засадите меня в тюрьму ил всю жизнь. Я открыто заявляю вам: вы не судья!

Вуд был так ошарашен, что даже не перебивал адвоката. Когда Кабальеро закончил свою тираду, судья какое-то время боролся с собой, а затем объявил голосом, готовым вот-вот сорваться:

— Хорошо. Налагаю на вас штраф в пятьсот долларов.

Подзащитный Кабальеро был оправдан по обвинению в хранении кокаина и признан виновным по обвинению в хранении марихуаны и огнестрельного оружия. Федеральный прокурор Джеми Бойд и несколько других юристов обратились к Вуду с ходатайством отменить наложенный штраф в пятьсот долларов, но судья не только не сделал этого, но и обратился с ходатайством, в котором потребовал, чтобы Кабальеро доказал, что имеет право продолжать заниматься адвокатской практикой и что соответствующее разрешение должно оставаться при нем. Кабальеро в свою очередь разослал всем судьям в округе копии протокола судебного процесса и обратился с собственным ходатайством, в котором заявил, что его клиент был лишен права на справедливое судебное разбирательство. В ответ на это Вуд обвинил Кабальеро в том, что тот уже давно неуважительно относится к суду и имеет репутацию возмутителя спокойствия. Кабальеро отказался платить штраф или извиняться. Вуд в свою очередь отказался снять обвинение в оскорблении суда. Обмен оскорбительными эпитетами и обвинениями мог бы продолжаться бесконечно, если бы не добрые услуги Джеми Бойда, который взял на себя роль миротворца. Десятки адвокатов в Западном округе Техаса и за его пределами вызвались уплатить штраф вместо Кабальеро, но тот в конце концов уплатил его сам. Друзья Кабальеро тревожились, сможет ли он побороть в себе обиду и продолжать адвокатскую работу. Время показало, что он смог сделать и то и другое. Друзья же Вуда тревожились, не заходит ли он слишком далеко. Джон Пинкни, который, перед тем как вернуться в Сан-Антонио и заняться там частной практикой, занимал должность старшего помощника федерального окружного прокурора, предупредил Вуда, что его поведение ставит под угрозу всю систему отправления правосудия, а возможно, и его собственную жизнь.

В апреле 1977 года Джеймс Керр тайно отправился в Нашвилл, чтобы ознакомиться с материалами по делу Ли Чагры и Джека Стриклина за 1973 год. Конечно, уже много лет никто не занимался этим делом, но Керр и Бойд хотели с его помощью заставить Стриклина дать показания против Ли Чагры. Они намеревались пригрозить ему новым обвинением на основании довольно туманно сформулированного положения Закона о контроле над наркотиками 1970 года, в котором речь шла о "продолжительной преступной деятельности". Закон этот был известен как "закон о главаре банды". Бойд теперь уже не сомневался, что этим главарем был Ли Чагра.

За семь с небольшим лет, прошедших со дня принятия этого закона, лишь немногие удосуживались внимательно вчитаться именно в этот его раздел. Но Керр лично участвовал в его разработке и поэтому знал закон наизусть. Язык документа был несколько неопределенным, но смысл его сводился к тому, что главарем банды считался тот, кто 1) неоднократно нарушал закон о контроле над наркотиками вместе с "пятью и более лицами, по отношению к которым такой человек выступает в качестве организатора, руководителя или управляющего", и 2) получал в результате таких нарушений закона "значительный доход или капитал". Закон мог толковаться довольно широко и был, казалось, специально принят для такого ревностного законника, как Джеймс Керр.

Закон, в частности, обязывал банки сообщать Налоговому управлению обо всех денежных операциях, сумма которых составляла 10 000 долларов и более. Но юристы знали, что некоторые директора банков находились на полном содержании контрабандистов и все их функции ограничивались лишь тем, чтобы сведения о крупных денежных операциях никогда не доходили до Налогового управления. Больше всего "нарки" жаловались на то, что Налоговое управление вообще отказывалось сотрудничать с Управлением по борьбе с наркотиками. Лишь после того, как на него было оказано давление сверху, оно стало более сговорчивым. Закон содержал также положение, согласно которому власти могли конфисковывать собственность, приобретенную на доходы от продажи наркотиков. Разумеется, им предстояло еще доказать, что доходы получены Ли Чагрой незаконным путем, хотя простой здравый смысл подсказывал, что, какие бы гонорары он ни получал, жить так, как он жил, он все равно не мог бы. Но самым важным в законе было другое: он предусматривал весьма широкий диапазон приговоров, и это делало его значительно строже любого другого известного в стране федерального закона, включая законы об изнасиловании, убийстве или похищении людей. Минимальный приговор был десять лет, максимальный — пожизненное тюремное заключение. И это еще не все. Подсудимые, признанные виновными о нарушении этого закона, лишались права на условно-досрочное освобождение. Ни больше ни меньше.

Знакомясь в архивах Среднего округа штата Теннесси со старыми материалами по делу о преступном стопоре, Керр, должно быть, испытывал сочувствие к прокурору Ирвину Килкризу. Бригада защитников состояла чуть ли не из двадцати адвокатов, а обвинение было представлено в основном беднягой Килкризом. Из материалов дела становилось ясно, что обвинение и Управление по борьбе с наркотиками очень плохо координировали следственную работу. Многие аспекты сговора фактически так и не были исследованы. Керр, конечно, находился в более выгодном положении, поскольку располагал дополнительной информацией, полученной от целого ряда торговцев наркотиками, арестованных после 1973 года. В их число входил и Джерри Эдвин Джонсон, который был клиентом Ли, когда почти год тому назад федеральные агенты увезли его из тюрьмы Ла-Туна и тайно допросили. Совсем недавно другой осведомитель заявил, что лично заплатил Стриклину 500 000 долларов. И все же Керр все время мучился вопросом: почему Килкриз не предъявил тогда обвинение на основании "закона о главаре банды". "Тогда мне это и в голову не пришло, — объяснил тот Керру. — В этом деле нас интересовало лишь то, что имело отношение к преступному сговору". Ну что ж, Керра в этом деле интересовало нечто большее. Изучив все материалы, он пришел к выводу, что здесь налицо все элементы, позволяющие применить "закон о главаре банды": множество отдельных операций и множество людей, работавших на Стриклина. Или на Ли Чагру. Если копнуть дело Стриклина глубже, рассуждал Керр, обязательно докопаешься и до Чагры.