Осколки неба, или Подлинная история "Битлз"

«Революция № 9» также не обещала особого успеха. Но в конце бурного разговора с Полом Джон, пересыпая речь непристойностями, заявил: «Или эта <...> ПЕСНЯ войдет в <...> альбом, или я <...> выхожу из <...> „Битлз“...» И композиция была таки включена. Ее поставили в самый конец второй пластинки.

Вещи на этих двух дисках были такие разношерстные, что альбом, не без горькой иронии, решили назвать просто «Битлз», а конверт оставили абсолютно белым. Но успехом он, несмотря ни на что, пользовался ошеломительным.

Мстительный Джон остался верен себе. Уже после выхода альбома Пол (из газет) узнал, а затем и убедился лично, что среди прочей ахинеи в «Революции № 9» присутствует записанная в обратную сторону реплика Джона: «Я похоронил Пола...»

– Чего я не понимаю, – жаловался Пол Линде, когда она переехала к нему, – так это, почему он не скажет мне прямо: «Я тебя ненавижу...» Нет, на студии мы вполне ладим, и вдруг оказывается, что он снова подложил мне свинью.

– Может быть, он так шутит?

– Ничего себе шуточки! На днях ко мне подскочил какой-то идиот из газеты и начал разговор: «Мистер Кемпбелл...» И смотрит, как я отреагирую.

– И как ты отреагировал?

– Да так... – замялся Пол. – В твоем стиле.

– Изысканно попросил не приставать с глупостями?

– Да, что-то вроде... Послал его в зад.

Линда смерила Пола тяжелым взглядом. Несмотря на вольности, которые она себе позволяла, она считала себя девушкой утонченной и благовоспитанной.

Остальные «Битлз» да и многочисленные поклонницы Пола ее не особенно жаловали. Одна из формальных причин – ее нежелание в соответствии с лондонской модой брить волосы под мышками и на ногах. «Я знаю, за что ее так любит Пол, – заметила как-то одна из „тусовщиц“ – Марго Стивенс. – За то, что она еще волосатее, чем он».

Слова о воспитании заставили Линду вспомнить об отце:

– Кстати, – сказала она, – звонил папа. Он подтвердил свою готовность стать вашим менеджером.

Эта идея казалась Полу вполне удачной. Ли Истман был богат, он преуспевал и имел солидную юридическую практику. Даже его аристократическая внешность имела немалое для Пола значение. Истман был высок, подтянут, всегда с иголочки одет, а его орлиный взгляд выдавал проницательность и решительность. И уж во всяком случае Истман давал сто очков форы некоему Аллену Клейну, уже давно набивавшемуся к «Битлз» в менеджеры. Аллен был груб, неотесан, крикливо одет и не расставался с толстенной дымящейся сигарой.

– Есть только одно «но», – продолжала Линда.

– Какое?

– Наша настоящая фамилия – Эпштейны.

Пол обомлел.

– Почему ты не сказала мне об этом раньше?!

– А это что-то меняет?

– В смысле тебя, конечно, нет. А вот в смысле менеджерства – кардинально! Когда я скажу, что твой отец – Эпштейн, никто и спорить не будет!

Но радость Пола оказалась преждевременной. Стоило ему лишь заикнуться о Ли Истмане и назвать его настоящую фамилию, как Джон саркастически рассмеялся:

– Ты что же, Макка, думаешь, для успеха дела достаточно обзавестись новым Эпштейном? Не-ет, дружок, Эпштейн Эпштейну рознь...

Как бы там ни было, Пол прекрасно понимал, что марка «Битлз» – главное, чего они достигли за эти годы. И они обязаны подтверждать свою репутацию «великих» новыми дисками и фильмами. Особенно хорошо было бы хоть изредка давать публичные концерты... Но он сознавал и то, что при нынешних отношениях в группе все это почти невозможно. Единственным человеком, на кого он мог положиться всецело, или кого он хотя бы мог уговорить, был безотказный Ринго. И Пол пригласил его к себе.

– Вафли? – сказал он скорее утвердительно, чем вопросительно и посмотрел на Линду, ожидавшую распоряжений в дверях.

– Можно, – Ринго робко пожал плечами.

Пол кивнул Линде, и та, эффектно покачивая бедрами, отправилась на кухню.

Ринго, сам того не желая, причмокнул:

– Кралю ты себе отхватил, что надо!

– Я долго искал, – сказал Пол, делая вид, что услышал в его словах только одобрение. – Ну что, поговорим?

– Поговорим, – согласился Ринго.

– А о чем? – Пол выжидательно смотрел на него.

– Вот и я все думаю, о чем?

– А ты не догадался?

– Догадался, – мрачно признался Ринго.

– Да? – удивился Пол. – И о чем же?

– Ты будешь учить меня играть на барабанах.

Пол помолчал, обдумывая услышанное, потом спросил:

– А ты не умеешь?

– Ну... – протянул Ринго. – Не знаю... – При этом он думал, что правильнее: заявить, что он самый лучший в мире барабанщик или с благодарностью выслушать поучения Пола, которыми тот в последнее время выводил из себя Джона и, в особенности, Джорджа.

В гостиную вплыла Линда:

– Ну как вы тут? – она поставила на стол вазу с вафлями и строго посмотрела на Пола. – Ты ему уже все рассказал?

– Почти, – ответил Пол. – Мы славно поболтали.

– Ну вот и хорошо, – сказала Линда и стала разливать ананасовый сок. – А у меня тоже есть о чем поговорить с тобой, Ричи. Правда ли, что ты хочешь заниматься дизайном мебели?

– Да, вообще-то... А откуда ты знаешь?

– Пишут, пишут... Тебе не кажется, что этот дом требует совсем иного подхода к интерьеру? Мнится мне, – она величественно подняла голову и плавным жестом обвела комнату, – все тут должно быть совсем по-иному. Стены нужно украсить гобеленами и прелестными картинами, в углах должны стоять напольные вазы с цветами, а мебель должна быть темной и изысканной. Не правда ли?

– Угу, – согласился Ринго с набитым вафлями ртом.

– Я же говорила, Пол, что Ричи – единственный из вас, кто обладает настоящим художественным вкусом...

Тут из кухни просочился запах подгорающего теста и Линда, всплеснув руками, покинула мужчин. Пол потряс головой, словно отгоняя видение, затем повернулся к Ринго, строго посмотрел на него и рявкнул:

– Хватит жрать! Ты что, вафель никогда не ел?!

Ринго утвердительно помотал головой, но на всякий случай положил недоеденную вафлю обратно в вазу.

– Ты сюда вафли жрать пришел?! – напирал Пол.

– А зачем еще? – пролепетал Ринго.

– За тем! – передразнил его Пол. – Посоветоваться надо. Меня никто не хочет слушать. Предложение такое. Ты в «Битлз» становишься главным. Я говорю тебе, что нужно, а ты уже разговариваешь с Джоном и Джорджем. Тебя послушают.