Знание-сила, 2000 №10

Работают и молодые. Вот Елена Тихонова, молодой московский исследователь, она занята Белинским. Его подлинное познание начинается сейчас – нет догмы, нет шор. Она написала две небольшие книжки и продолжает работу.

Надо сказать, что очень много интересного выходит в Саратове. Саратов очень сильный в научном отношении город. Думаю, особенно силен историками. Долгое время именно Саратов был центром по изучению русской общественной мысли. Пугачев тоже долгое время работал в Саратове, там и организовал прекрасное издание «Освободительное движение в России». Пугачев его создал, и оно существует до сегодняшних дней, сейчас его возглавляет известный историк Николай Алексеевич Троицкий. Существует исследовательская линия преемственности, связанная с Оксманом, Пугачевым и Лотманом. Есть такой молодой ученый Вадим Парсамов. Он прошел школу у Лотмана в Тарту; считает себя и учеником Пугачева. Он с новых позиций занялся декабристами, сейчас работает над темой «Иезуиты и декабристы». Вот из его письма ко мне: «Меня интересует не сфера идей, и даже не литературные произведения декабристов, а то, что называется индивидуальной культурой. Это очень важно и вот в связи с чем. Человеческая, личностная культура русских революционеров стремительно падала на протяжении XIX века и к XX веку упала как нельзя низко. А между тем культура это не просто богатство внутреннего мира, но и система ограничений, которые человек сознательно на себя накладывает. Чем культурней человек, тем он меньше может себе позволить. Во многих своих революционных начинаниях декабристы выглядят непоследовательно, раньше объясняли это классовой ограниченностью, а мне представляется, в этом проявляются высокие моральные требования, которые они предъявляли к себе, и чувство ответственности за возможные последствия, то есть то, что формируется не идеями, а культурой. И вот пути формирования культурных представлений меня очень интересуют». Именно стоя на такой позиции, можно получить ответы на кардинальные вопросы: почему русское движение пришло к аморальности – это отсутствие нравственной культуры, полная вседозволенность. Именно это привело к бесовщине. Почему мне и представляется такой подход плодотворным – он дает ответы на общие вопросы и проблемы.

П. А. Вяземский

П. Я. Чаадаев

Бельская: – Так что же? Кризиса в нашей исторической науке нет?

Рудницкая: – Ни о каком кризисе речи быть не может. Наоборот – расцвет, ренессанс.

Наука делается не только в Москве и Петербурге. Масса увлеченных молодых исследователей работает на периферии; в научных журналах появляются интереснейшие статьи. Раньше лидировали в вопросах изучения общественной мысли литературоведы и философы, историки плелись в хвосте. Сейчас они вырвались вперед, и история идей, история «духа» стала областью изучения историков, чего давно не было.

В. Г. Белинский

И. Г. Чернышевский

Бельская: – Скажи несколько слов о твоем научном проекте «Идеи ненасилия в русской религиозной, общественной и политической мысли», начиная с средневековья и до XX века.

рудницкая: – Интересно, что идеи пацифизма еще и сейчас вызывают скептическое отношение, хотя уже в политике Александра I идея миротворчества играла не последнюю роль! Даже в самом замысле «Священного союза» она присутствовала. Мой проект идет в русле нового направления – peace studies – изучение теории и практики мирной доктрины. Становится очевидной необходимость многопланового, комплексного исследования истории миротворчества в России. Сверхзадача готовящегося труда: восстановление |уманистического облика российской цивилизации в ее неотъемлемой связи с цивилизацией общеевропейской. Собственно, этому же служит обозначившийся интерес к истории русского либерализма. Сейчас в Институте российской истории подготовлен труд по истории русского либерализма – портреты русских либералов. Известно, что в России очень сильно был представлен правительственный либерализм, как раз начиная со времени Александра I. Этот труд в определенной мере воссоздает коллективный портрет русского либерализма. Я написала для него статью об Александре Ивановиче Тургеневе, который стоит у истоков русского либерализма. Человек невероятно коммуникабельный, толерантный, он преломил в себе идейные мотивы западно-европейского и складывавшегося русского либерализма, его понимания свободы. Это может быть центральный вопрос для судеб общества. О свободе много размышлял Герцен, тоже, несомненно, трагическая фигура русской истории. Для него было очевидным, что никакая революция свободы дать не может, пока нет тех, которым эта свобода нужна. И к концу жизни он задается вопросом: если произойдет революция, будет установлен новый строй. Станет ли лучше? Потому что свободу может воспринять только свободная личность. А массам нужны благополучие и законность. И все.

Поэтому-то генеральной в движении русской мысли и стала мысль о просвещении, просветлении общества, нации. Свобода не внешняя, а внутренняя, достигается Просвещением. Только в нем предпосылка для подлинно свободного общества.

Мэри Шелли, Перси Шелли

Паутина

Окончание. Начало в номерах 9 – 12 за 1999 год и в номерах 1 – 9 за этот год.

– Почему не важно? Расскажи. У меня тоже в последнее время странности со снами.

– Видишь ли, я вообще почти всю жизнь без снов сплю. В молодости еще бывало иногда, но потом из-за бессонницы я стал пользоваться сонником. Знаешь, эти искусственные сны «на заказ». Забавная вещь и вроде даже лечебная, у меня их целая библиотека… Но зато, если ты на сонник подсел, то собственные сны вообще видеть перестаешь. А после диоксида я снова увидел сон. Настоящий, без сонника. Мне приснилось, что я – Бекон.

– Жареный с яйцами? Такое и без психоаналитика понятно…

– Да нет, Френсис Бекон! В этом сне я, то есть я-Бекон, хожу по снежной равнине с выпотрошенной курицей в руке. И набиваю эту курицу снегом. Стоит ужасный дубак, ветер свищет. А курица какая-то бездонная – сколько я в нее снега на запихиваю, все равно она пустая внутри. Но я продолжаю ее набивать, совершенно уже замерзший и как бы не по своей воле. Это вроде пытки, как я выясняю в ходе сна. Вокруг меня стоят три человека с треугольными головами… или у них шлемы такие, не знаю, они с ног до головы закутаны в балахоны из странной материи – мелкая сежа с нашитыми тут и там стеклянными шариками. И эти типы меня специально мучают бездонной курицей – за то, что я разгласил их тайну. То есть не я, а Бекон в «Новой Атлантиде». Там у него есть такой Дом Саломана, где…

– Эй, только не надо мне пересказывать Атлантиду! Я ее переводил еще в школе. И кстати, «двойку» получил. Перевел «Саломан* как «Любитель бекона», а у училки было плохо с чувством юмора.

– Ага, тогда ты знаешь в чем там суть. Метафорическая такая история. Типичный для тех времен способ изложить свои политические взгляды в завуалированном виде. Но во сне получалось, что я, то есть я-Бекон, случайно раскрыл в «Атлантиде» то, что было на самом деле. Как будто бы они на самом деле построили «Дом Обмана», в масштабах всей планеты. И Атлантида не затонула, а наоборот, весь мир по отношению к ней оказался на более низком уровне…