По поводу одной современной повести
По поводу одной современной повести читать книгу онлайн
«Примириться, говорите вы, принять отъ жизни то, что она даетъ; «не вс?мъ быть героями, знаменитостями отечества; пусть какой – нибудь генiй напишетъ поэму, нарисуетъ картину, издастъ законъ, – а мы, люди толпы, придемъ и посмотримъ на все это; неужели запрещено устроить простое, м?щанское счастье?..»
Несогласенъ я съ вами, н?тъ, тысячу разъ н?тъ: можно заставить жизнь дать то чт? я хочу, можно быть героемъ и безъ театральныхъ подмостковъ, не принимать простого, м?щанскаго счастiя, – я постараюсь уб?дить васъ въ этомъ…»
Произведение дается в дореформенном алфавите.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Жаль бѣдную женщину, столкнувшуюся съ подобнымъ героемъ, и жаль не потому, что мечты ея разлетѣлись въ прахъ, что надежды осмѣяны, чувства помяты: нѣтъ, жаль потому, что ей дѣйствительно никого лучшаго нельзя встрѣтить, потомучто наши герои дѣйствительно «лучшiе люди». А вы говорите – примириться, принять то чтó даетъ жизнь и подрѣзать крылья своихъ желанiй, или успокоиться на мѣщанскомъ счастiи, потомучто никакое иное невозможно! Обождите, мы поговоримъ еще и объ этомъ миломъ, спокойномъ счастiи!
Въ защиту современнаго героя приводятъ обыкновенно то оправданiе, что обстоятельства, среда, самая жизнь наша дѣлаютъ его такимъ, что лучшаго продукта отъ современнаго общества и ожидать нельзя, что настоящiе герои могутъ существовать въ другихъ странахъ, въ другихъ обществахъ, только не у насъ; стало – быть и наше негодованiе противъ героя неумѣстно и показываетъ только незнанiе, непониманiе тѣхъ общественныхъ условiй, подъ влiянiемъ которыхъ слагается подобный характеръ. Съ нимъ надобно примириться, какъ приходится примириться со всѣмъ, чтó ни происходитъ вокругъ насъ; слѣдуетъ ни на что не сердиться, ничѣмъ не огорчаться, развѣ только за исключенiемъ лично касающихся насъ обстоятельствъ.
Но каковы послѣдствiя подобнаго взгляда на жизнь? согласны ли они съ высокими, благородными, человѣческими свойствами? Дадутъ ли они дѣйствительно то успокоительное примиренiе, основанное на любви, какъ признакъ свѣжести и здоровости организма, или подъ ними кроется что – то иное, отъ чего содрогается наше сердце и охватываетъ душу тоска? Это – болѣзненная апатiя, безнадежное отчаянiе, отравляющiя нетолько современныхъ намъ людей, но какъ хроническая болѣзнь, переходящiя на то поколѣнiе, которое смѣнитъ насъ и отъ котораго уже вправѣ будутъ ожидать не одного нещаднаго анализа, не одной разлагающей рефлексiи, не одного разрушающаго отрицанiя, но горячаго дѣла, геройскаго подвига. Если поплатились мы униженiемъ нашего собственнаго достоинства за ошибки, не нами сдѣланныя, то эти ошибки и подавно не будутъ въ состоянiи снять отвѣтственности съ будущихъ людей за недостатокъ воли, за слабость характера, за неспособность на дѣло. Что за оправданiе, что всѣ люди скроены по одному образцу, созданы по одному типу, что различiе между ними болѣе кажущееся, а въ сущности они вовсе не различаются другъ отъ друга? Разумѣется, что за подобнымъ оправданiемъ слѣдуетъ душевная, невозмутимая тишина и конецъ всякому негодованiю. Зачто же въ самомъ дѣлѣ сердиться на человѣка за его грубость, пошлость, безнравственность, когда вы убѣждены, что каждый на его мѣстѣ поступилъ бы также какъ онъ? Всмотритесь въ дѣйствiя и поступки какого – либо негодяя, вникните хорошенько въ обстоятельства, среди которыхъ родился и выросъ онъ, – вы объясните себѣ его поведенiе и поступки; но объяснить фактъ не значитъ еще примириться съ нимъ. И это нетолько въ сферѣ нравственной, духовной человѣческой жизни, въ которой никогда не снимется отвѣтственности съ человѣка, какъ организма, болѣе или менѣе способнаго на развитiе своей воли и характера, но и въ сферѣ явленiй грубой матерьяльной или животной жизни. Допустить противное значитъ допустить грубый, восточный фатализмъ и успокоиться на безстрастномъ индѣйскомъ самосозерцанiи. Ударила молнiя въ домъ и произвела въ немъ пожаръ, опустошенiе, смерть. Явленiе совершилось по законамъ природы; они никогда и никѣмъ не могутъ быть нарушены; вамъ извѣстны эти законы и послѣдствiя ихъ. Чтожъ? явленiе объяснено, ничто въ немъ не сокрыто отъ вашей пытливой мысли – слѣдуетъ ли затѣмъ примиренiе? Мы не говоримъ, что плакать и бѣсноваться, рвать на себѣ волосы и страдать поможетъ настоящему дѣлу. Мы говоримъ, что слѣдуетъ вступить въ борьбу съ грубою стихiей, побѣдить ее вочто бы то нистало, – но не примириться съ фактомъ уже потому, что примиренiемъ не спасешься отъ другого и третьяго удара безсмысленной силы. Но если подчинить ее невозможно, если борьба не подъ силу, если побѣда не является даже мечтой? Все же прочь примиренiе, не хочу я его! Тогда я лучше согласенъ плакать и бѣсноваться, страдать и рвать на себѣ волосы. Вспомните миѳъ о Прометеѣ, этотъ великолѣпнѣйшiй миѳъ юной греческой фантазiи. Посмотрите какъ свѣжъ и великъ онъ, несмотря на три тысячи лѣтъ, которые раздѣляютъ насъ отъ времени его созданiя.
Тѣмъ безотраднѣе и нелѣпѣе является примиренiе въ явленiяхъ нравственной, духовной человѣческой жизни. Объяснить можно какое угодно преступленiе. Въ природѣ все связано неизмѣннымъ, вѣчнымъ закономъ причинности: преступникъ вышелъ преступникомъ потому, что ничѣмъ другимъ не могъ выдти, ужь такъ сложилась жизнь его; быть – можетъ, и это даже весьма вѣроятно, что ему нелегко было сдѣлаться преступникомъ, что онъ пережилъ страшныя, мучительныя минуты, пока не дошолъ до того состоянiя, въ какомъ вы его застаете. Но это, повторяю, тоже объясненiе, а не оправданiе. Я понимаю, что само преступленiе можетъ возбудить къ себѣ наше сочувствiе, но во всякомъ случаѣ это сочувствiе измѣряется борьбой, происходившей въ душѣ преступника. Сочувствiе это можетъ быть дотого сильно, борьба дотого возвышенна, что попранный законъ отходитъ на второй планъ, и преступникъ оправданъ если не общественными учрежденiями, то общественною совѣстью. Вспомните случай, бывшiй въ парижскихъ ассизахъ, куда привели мать, пойманную въ воровствѣ булки изъ одной пекарни, для спасенiя отъ голода своего ребенка; да и многое можно припомнить изъ случившаго на глазахъ нашихъ. Съ человѣка потому нельзя снять отвѣтственности за дѣла его и поступки, что онъ человѣкъ, что въ немъ лежитъ возможность дѣйствовать и иначе, хотя мы и можемъ объяснить себѣ, почему онъ поступилъ именно такъ, и почему вовсе не могъ поступить иначе.
Обращаясь теперь къ нашему герою, мы скажемъ ему: не оправдывайся ни средою, ни воспитанiемъ, ни обстоятельствами, потомучто ты достаточно уменъ и хорошо понимаешь, какiя будутъ послѣдствiя всѣхъ твоихъ поступковъ, да и незнанiемъ оправдаться не сможешь. Не примиримся мы и съ страданiемъ героя, какъ естественнымъ и ближайшимъ слѣдствiемъ его безхарактерности и пошлости; не утѣшимся и тѣмъ, что на его мѣстѣ поступилъ бы точно такимъ образомъ всякiй другой изъ нашихъ «лучшихъ людей». Нѣтъ, мы не снимемъ съ него отвѣтственности, и въ чувствѣ, возбуждаемомъ имъ въ насъ, нельзя не найти оттѣнка презрѣнiя. Онъ измѣняетъ идеалу, сложившемуся о немъ въ головѣ нашей до этого грустнаго свиданiя, онъ не то, что говорилъ, онъ обманулъ насъ, какъ обманулъ создавшаго его художника. Мы не извиняемъ его еще болѣе потому, что по этому поступку, по отношенiямъ его къ любимой женщинѣ, мы имѣемъ полное право составить невыгодное понятiе о его честности и благородствѣ на всякомъ иномъ поприщѣ дѣятельности; мы не станемъ ожидать отъ него дѣлъ, подвиговъ, на которые необходима прежде всего извѣстная доля самопожертвованiя, увлеченiя, въ которыхъ рефлексiя неумѣстна и только вредитъ.
Вмѣсто симпатiи къ герою растетъ въ душѣ нашей отвращенiе къ нему, зато что онъ обманулъ насъ. Отношенiя мужчины къ женщинѣ служатъ вѣрнымъ мѣриломъ для нравственной оцѣнки его, если они двоедушны, нечестны, – грустно становится при мысли, чѣмъ окажется такой человѣкъ на всякомъ другомъ поприщѣ. Эротическiе вопросы, какъ бы ни глумились надъ ними, останутся вѣчно животрепещущими, вопросами, на которые прежде всего откликнется человѣкъ.
Но почему же любовное свиданiе, любовное признанiе ставятъ втупикъ современнаго героя? Почему не готовъ онъ бѣжать за своимъ счастiемъ такъ же добродушно, такъ же откровенно и безбоязненно, какъ дѣлали это герои проходящаго поколѣнiя, какъ дѣлаютъ и теперь многiе, всегда готовые на любовную интригу? Почему губы героя заклеиваются, когда нужно произнести признанiе въ любви, которою переполнено его сердце, между тѣмъ какъ прошлые герои не задумывались никогда надъ подобнымъ дѣломъ, между тѣмъ какъ многiе и теперь изъ принадлежащихъ къ числу «лучшихъ людей» готовы произносить признанiе хоть по разу въ мѣсяцъ, если еще не чаще? Мы уже сказали, что «лучшiе люди» болѣе уважаютъ чувство, болѣе цѣнятъ свое слово. Они знаютъ, что признанiе ведетъ за собою цѣлый рядъ послѣдствiй, къ которымъ невозможно не относиться серьозно безъ потери права на имя честнаго человѣка и на чувство собственнаго уваженiя къ себѣ. Теперь мы и обратимся къ этому вопросу, къ послѣдствiямъ, которыя ведетъ за собою честно высказанное признанiе въ любви къ любимой женщинѣ.