«Лучи и тени». Сорок пять сонетов Д. фон Лизандера

Здесь мы видим тот же дух, который внушил поэту следующие грозные стихи против звезд (в стихотворении «Звездочка»):

Такие строго обличительные стихи совершенно соответствуют общему направлению поэта, и за них можно только хвалить г. Бажанова. Но когда он утешается тленным локоном и с наслаждением рисует сцену ночного свидания француза Проспера с немкой Мальвиной или представляет игривую амуретку корнета с Наташей (в стихотворении «Мать и дочь»), – то нельзя не упрекнуть его музу в легкомыслии и в измене тем убеждениям, которые должны бы лежать краеугольным камнем всей поэзии г. Бажанова. Возвышенный строй его лиры дал нам такие стихотворения, как «Молитва», «Крест», «Не ропщи», «На кончину императора Николая I», «Печаль и отрада России» – стихотворение, не уступающее высотою чувствований известному произведению кн. Вяземского «Плач и утешение». {3} В этой сфере, собственно, и должен был бы оставаться г. Бажанов, и тогда мы почти не имели бы возможности упрекнуть его. Но, к сожалению, слабость природы человеческой превозмогает силу самых крепких пуританских убеждений. Резвый купидон – говоря мифологически – увлекает самого Зевеса-громовержца; не мудрено, что он и г. Бажанова увлек к сочинению игривых стишков о тленном локоне, принадлежащем, может быть, той самой немке Мальвине, которая «в час ночной» поспешала на свидание с французом Проспером… Что делать? Эротические расположения овладевают, верно, и суровыми пуританами, подобными тому, каким выставляется г. Бажанов в своих возвышенных стихотворениях. Не будем судить за это слишком строго: говорят, что от стрел купидона никто не может укрыться, и в доказательство указывают даже на г. Розенгейма. {4} Уж какой, кажется, обличитель, – а и тот писал эротические стишки еще почище (не по языку и не по стиху, впрочем), чем г. Бажанов. Притом же – что нападать на г. Бажанова, когда он сам уже осудил так строго свою нравственность на первой же странице своей книжки:

Бедный г. Бажанов! Хоть бы пришел к нему тот утешитель, который поет г. фон Лизандеру:

Стихотворения г. Александрова тоже нуждаются в подобном утешителе, ибо автор их – необычайный страдалец. Половину книжки занимает рассказ о некоем господине Задорине и о его дочери Эмме, которую поэт, как отважно называет себя г. Александров, рисует с большой любовью, с отступлениями вроде следующего:

В этих-то отступлениях, которые уже сами по себе составляют страдание, равно как и вся поэма и даже вся книжка г. Александрова, беспрестанно встречаются такого рода жалобы:

Или:

В одном из мелких стихотворений г. Александров также жалуется:

В другом стихотворении объясняется:

В стихотворении «Дума» говорится:

Вот начало стихотворения «Ожидание»:

И так далее, – все одно и то же… Страдание, да и только! Мы сочли нужным прежде всего указать на это читателям, потому что автор в одном месте говорит:

Конечно, страдания г. Александрова не могут иметь особенной важности и интереса для публики; но столь настойчивое напоминание собственных страданий заставило нас подумать о причинах, по которым страдал г. Александров. Мы предались было даже мечтаниям вроде тех, каким предавался Павел Иванович Чичиков, просматривая список мужиков, купленных у Собакевича. Кто такой г. Александров? Где и как протекла его юность? За что тешилась над ним злая судьба? Из книжки видно, что г. Александров – какой-то самоучка; не только о версификации, но даже о правописании он не имеет никакого понятия; но в то же время он рассуждает об устройстве общества, о взятках, о банкометах и понтерах, о балах и бокалах упоминает даже о Рафаэле и Перуджино… Трудно разобрать, что такое представляет собою автор этих стихотворений… Бедный ли он чиновник, на старости лет лишившийся места по неблагонадежности или вследствие сокращения штатов? Помещик ли какого-нибудь захолустья, заглянувший раз в жизни в столицу, увидавший там двух литераторов и вследствие того возгоревший стремлением к литературной славе? Или он отставной инвалид, покоящийся на лаврах и посвящающий свои досуги служению музам? А может быть, это – самоучка-мещанин, каких так много ныне развелось на Руси? Может быть, в самом деле не посчастливилось ему в жизни, и «голод, холод, нищета» – может быть, составляют для него не стихотворную фразу, а действительные лишения, которые он испытал… Но в таком случае – зачем он толкует о бокалах, выпитых им на пирах, о красавицах, с которыми он танцевал на блестящих балах, и пр.?.. Ради ли стихотворной вольности или тоже по действительному опыту жизни?.. И что, наконец, привело его к описанию этих страданий? Кто и как решился издать эту безобразную книжечку, серую, неопрятную, напечатанную решительно без всякой корректуры?..