Собрание сочинений. Т.25. Из сборников:«Натурализм в театре», «Наши драматурги», «Романисты-натурали

А вот Тифен:

Орест и Гаиффер играют здесь тоже довольно странную роль. И тут мы по уши увязаем в антитезе. Жак атакует Тифена, малютка сражается с великаном.

Последняя строка весьма типична и почти комически довершает образ задумчивого Тифена, этого заядлого злодея и разбойника. В конце концов он все-таки принимает бой; он заносит свое копье на ребенка и, внезапно испугавшись, пускается в бегство. Конец стихотворения, еще довольно длинного, посвящен описанию того, что поэт называет «неотступным и диким преследованием».

Загадочность — один из излюбленных приемов Виктора Гюго. Он часто употребляет обороты вроде: «этого никто не знает», «это никому не ведомо», «это божественная тайна» и т. д. Ему кажется, что тем самым он раздвигает границы повествования. Но зачастую такой прием вызывает улыбку, особенно когда разгадка тайны очень проста. В данном случае старик просто-напросто оплошал, доверив мщение шестнадцатилетнему ребенку.

Разумеется, описание погони через поля и леса впечатляет. Однако подобные описания встречались у Виктора Гюго не однажды, к тому же гораздо лучшие. Что меня особенно поражает, так это возврат к сравнениям в духе классицизма. На двадцать строк я насчитал три сравнения, которые начинаются словом «ainsi», причем все они абсолютно одинаковы.

Разве не любопытно, что, будучи ритором, Виктор Гюго приходит к тем же самым риторическим фигурам, которые его школа так высмеивала у классических поэтов?

Я опускаю подробности. Жак находит пристанище у отшельника; но Тифен ударом меча рассекает скалу, в которой живет старик. Женский монастырь для него тоже не преграда. Потом он расправляется с матерью, пытающейся защитить ребенка, и умерщвляет его в «каком-то затерянном овраге».

Вся вещь написана ради этого эффектного финала. Он действительно весьма эффектен, этого не отнимешь. В нем чувствуется Виктор Гюго, его высокий полет. Разумеется, и тут хватает риторики. Бронзовый орел, призывающий в свидетели природу, выглядит каким-то резонером. Впрочем, спорить тут не приходится: все это сплошной вымысел, и остается либо принять, либо отвергнуть фантазию поэта. Что до меня, то я ее приемлю и сетую лишь на злоупотребление риторикой, на многословие, на ненужные строки, притянутые исключительно ради богатой и звучной рифмы, на избитые приемы, выспренний топ, на весь этот романтический хлам, который не дает нам ничего нового, наконец, на это произведение в целом, которое повторяет прежние произведения поэта, да к тому же еще уступает им.

Теперь я перехожу к «Маленькому Полю», стихотворению, для которого выбрана современная среда. Надо видеть нашего поэта, согласившегося сбросить и рыцарские доспехи и надеть простой редингот старого дедушки! Чувствуется, что ему не по себе. Под его тяжелыми шагами половицы прогибаются даже тогда, когда он старается ходить на цыпочках. Грация этого колосса отдает слащавостью. История маленького Поля — это простая и трогательная драма, это история мальчика, мать которого умирает, а отец женится на другой; Поля берет на попечение дедушка, и ребенок растет в его большом саду, окруженный нежной любовью; но вскоре дед тоже умирает; мальчику, которому в то время было всего три года, настолько скверно живется у мачехи, что однажды зимним вечером он убегает из дома и гибнет от тоски и холода у ворот того самого кладбища, где на его глазах похоронили деда. Трудно себе представить, как испортил Виктор Гюго эту незамысловатую историю, придав ей грандиозный библейский пафос и усложнив ее претенциозной чувствительностью.

Вот начало стихотворения:

То есть как зачем? Да затем, что так оно есть. Судьба всегда рассеянна. Драма жизни — всего лишь цепь случайностей. Но поэт не может принять действительность, и сейчас мы это увидим еще нагляднее.

Тут начинается сентиментальный вздор. Когда Виктор Гюго заводит речь о детях, в тоне его появляется деланная наивность, которая никак не вяжется с его обычной манерой. Вообразите великана, залепетавшего вдруг, как младенец. Я тщетно ломал себе голову, пытаясь понять, что же странно, а что естественно в том, что дед заменил ребенку мать. По-моему, это самая настоящая болтовня. Однако она на этом не кончается.