Занимательное литературоведение, или Новые похождения знакомых героев

- Это ты очень точно заметил, - улыбнулся я. - Именно так: сон Татьяны я заменил сном Обломова, а родителей Обломова - родителями Митрофанушки. Но в одном ты ошибся. Ничегошеньки я не напутал. Совершил я эту подмену вполне сознательно.

- Я же говорил: нарочно! Разыграть меня хотели, да?

- Да нет, что ты! Даже и не думал. Просто когда ты сказал, что Татьяна была дочь помещика и поэтому ее, наверное, воспитывала и учила светским манерам какая-нибудь гувернантка, я захотел как можно нагляднее продемонстрировать тебе ту реальную обстановку, в которой она родилась и росла.

- Вы что, всерьез считаете, что родители Татьяны были в чем-то похожи на родителей Обломова? - недоверчиво спросил Тугодум.

- Не в чем-то, а во многом, - ответил я. - Собственно говоря, почти во всем. Возьми-ка у меня со стола томик "Онегина"... Так... А теперь раскрой вторую главу и найди то место, где говорится об отце Татьяны.

Раскрыв книгу, Тугодум быстро нашел то место, о котором я говорил, и прочел вслух:

Он был простой и добрый барин,

И там, где прах его лежит,

Надгробный памятник гласит:

"Смиренный грешник, Дмитрий Ларин,

Господний раб и бригадир

Под камнем сим вкушает мир".

Захлопнув книгу, он победно взглянул на меня:

- Ну?.. И по-вашему, у него есть что-то общее с отцом Обломова? Да ведь тот - просто дурачок! И скупердяй к тому же. А этот...

- Ты прав, - согласился я. - Здесь Пушкин про Таниного отца говорит с искренним сочувствием, даже с симпатией: "Он был простой и добрый барин". Однако, если мы с тобой заглянем в пушкинские черновики, выяснится, что там портрет отца Татьяны был набросан несколько иначе.

- При чем тут черновики? - возмутился Тугодум. - Ведь черновики - это то, от чего Пушкин отказался. Разве не так?

- Так, - согласился я. - Но черновики крайне важны для каждого, кто хочет глубже проникнуть в замысел автора. Вот, прочти-ка, как Пушкин сперва характеризовал отца своей любимой героини.

Достав с полки том полного, академического собрания сочинений Пушкина, я полистал его и, найдя нужное место, протянул книгу Тугодуму. Тот прочел:

Супруг - он звался Дмитрий Ларин,

Невежда, толстый хлебосол,

Был настоящий русский барин...

- Не такая уж большая разница, - сказал Тугодум. - Одно только словечко, которого там не было: "Невежда" Вот и все.

- А ты дальше, дальше прочти! - сказал я. - Вот отсюда... Ну?.. Видишь? Тут прямо сказано, что он был...

- "... Довольно скуп, отменно добр и очень глуп", - прочел Тугодум.

- А спустя еще несколько строк, - сказал я, - коротко охарактеризовав супругу этого простого и доброго русского барина, Пушкин так дорисовывает его портрет.

Взяв из рук Тугодума книгу, я прочел:

Но он любил ее сердечно,

В ее затеи не входил,

Во всем ей веровал беспечно,

А сам в халате ел и пил.

И тихо жизнь его катилась

Под вечер у него сходилась

Соседей милая семья:

Исправник, поп и попадья

И потужить, и позлословить,

И посмеяться кой о чем.

Проходит время между тем

Прикажут Ольге чай готовить.

Потом - прощайте - спать пора.

И гости едут со двора.

- Да-а, - протянул Тугодум.

- Ну как? Убедился? - спросил я. - Все точь-в-точь, как в Обломовке. День прошел - и слава Богу. И завтра то же, что вчера. Как видишь, друг мой, портрет Дмитрия Ларина, отца Татьяны, даже в деталях совпадает с портретом Ильи Ивановича Обломова, отца Илюши... А теперь перейдем к его супруге. Сперва прочти, что про нее говорится в основном тексте романа.

Тугодум взял из моих рук книгу и прочел:

Она меж делом и досугом

Открыла тайну, как супругом

Самодержавно управлять,

И все тогда пошло на стать.

Она езжала по работам,

Солила на зиму грибы,

Вела расходы, брила лбы,

Ходила в баню по субботам,

Служанок била осердясь

Все это мужа не спросясь.

- Ну? Что скажешь? - спросил я, когда Тугодум дочитал этот отрывок до конца.

- Скажу, что вы сильно преувеличили, - сказал Тугодум. - Весь сыр-бор из-за одной строчки: "Служанок била осердясь". Это, конечно, ее не украшает. Но нельзя же все таки из-за одной-единственной строчки сделать вывод, что мать Татьяны ничем не отличается от госпожи Простаковой.

- Почему же нельзя? - возразил я. - Даже сам Пушкин не удержался от такого уподобления. В первом издании "Онегина" было сказано:

Она меж делом и досугом

Узнала тайну, как супругом,

Как Простакова, управлять.

- Так ведь то супругом! - находчиво возразил Тугодум. - А Простакова не только супругом управляет, а всеми. И довольно круто.

- Ну, знаешь, - сказал я. - Матушка Татьяны тоже мягкостью нрава не отличалась. Даже в основном тексте романа она ведет себя, как Простакова. "Брила лбы..." Это ведь значит - сдавала в солдаты. А ты знаешь, какой каторгой в ту пору была солдатчина?.. Это в беловом варианте. А уж в черновиках... Взгляни! Вот первоначальный набросок этих строк.

Тугодум послушно прочел:

Она езжала по работам,

Солила на зиму грибы,

Секала...

Тут он запнулся:

- Не разберу, какое слово тут дальше. Кого секала?

- Да не все ли тебе равно, кого она секала? - сказал я. - Важно, что секала! Но и это еще не все. В конце концов дело не столько даже в сходстве родителей Татьяны с родителями Обломова, сколько в поразительном сходстве их быта, всего уклада их повседневной жизни с тем стоячим болотом, которое мы с тобой только что наблюдали в Обломовке. Давай сперва опять прочтем основной текст.

Я вновь протянул Тугодуму томик "Онегина", раскрыв его на заранее заложенной странице.

Тугодум прочел отмеченную мною строфу:

Они хранили в жизни мирной

Привычки милой старины;

У них на масленице жирной

Водились русские блины;

Два раза в год они говели;

Любили круглые качели,

Подблюдны песни, хоровод;

В день Троицын, когда народ,

Зевая, слушает молебен,

Умильно на пучок зари

Они роняли слезки три;

Им квас как воздух был потребен,

И за столом у них гостям

Носили блюда по чинам.

- Ну? Чем тебе не Обломовка? - спросил я.

- Сходство есть, - нехотя согласился Тугодум. - Но и разница тоже большая. И даже огромная.

- В самом деле?

- Будто сами не видите. Пушкин все это без всякой злости описывает. Не то что Гончаров. И без насмешки. Если хотите, даже с любовью.

- Ты прав, - согласился я. - У Пушкина в изображении этой картины гораздо больше добродушия, чем у Гончарова. Но это в основном тексте. А в черновике... Взгляни!

Я снова протянул Тугодуму раскрытый том полного собрания сочинений Пушкина. И Тугодум опять послушно прочел отмеченные мною строки:

Они привыкли вместе кушать,

Соседей вместе навещать,

По праздникам обедню слушать,

Всю ночь храпеть, а днем зевать...

- Ну как? Что ты теперь скажешь? - спросил я.

- Да, - вынужден был признать Тугодум. - Это уж настоящая Обломовка.

- Вот именно! - подтвердил я. - В самом, что называется, неприкрашенном виде.

- И все-таки я не понимаю, - упрямо наморщил лоб Тугодум. - Что вы хотели всем этим вашим розыгрышем доказать?

- Тем, что нарочно перепутал сны?

- Ну да... Я, конечно, понимаю; вы хотели показать, как похожа была жизнь родителей Татьяны на жизнь родителей Обломова. И это, спорить не буду, вам удалось. Но какой смысл в этом сходстве? И уж совсем непонятно, какой смысл в сходстве матери Тани с госпожой Простаковой? За чем оно понадобилось Пушкину, это сходство?

- Пушкин был верен натуре, - ответил я. - Он рисовал то, что видели его глаза.

Однако этот мой ответ Тугодума не удовлетворил.

- Это-то я понимаю, - протянул он. - Но ведь я совсем про другое вас спрашиваю. Сон Обломова, я думаю, понадобился Гончарову, чтобы показать нам детство Ильи Ильича. Чтобы ясно было, откуда он взялся, этот тип, почему он вырос именно таким. То же и с Митрофанушкой... А Татьяна!.. Она же совсем другая! Тут только удивляться можно, что в такой вот Обломовке и вдруг этакое чудо выросло...